Тед осознал, что не без тревоги размышляет о том, кто таков этот Большой Папа, и что его, Теда, ждет. Пленник пару раз попытался внушить себе, что в конце концов он уже мертв и потому страшиться ему нечего, но, по правде говоря, он понятия не имел, застрял ли он вмире живых или балансирует на грани небытия. Легкий толчок со стороны Большого Папы – и Тед, чего доброго, никогда больше не увидит своей семьи.

– Мешок можно уже и снять, – сказала женщина.

Взгляд Теда понемногу сфокусировался, и он увидел широкоплечую темноглазую женщину с коротко подстриженными рыжими волосами. Она сидела перед ним, скрестив ноги, выпрямившись и буравя глазами его лицо.

– Здравствуйте, – сказал Тед.

– Дьявол, – выпалила она.

– Где мы? – поинтересовался Тед.

– Не твое дело, – отозвался здоровяк с пассажирского сиденья. Лицо его оставалось в тени. – Вопросы здесь задаем мы.

– Хорошо, – сказал Тед. Чем больше его пытались запугать, тем спокойнее он становился, памятуя о совете касательно зыбучих песков: расслабься – и выплывешь. Вот он и расслабился, а чем больше он расслаблялся, тем больше нервничали похитители, и тем больше расслаблялся он сам, пока, наконец, тех просто-таки не затрясло, а он едва не заснул.

– Большой Папа тебя на куски разберет, – пообещал жилистый парень из-за спины женщины. И сдвинулся так, чтобы смотреть в ветровое стекло и не встречаться взглядом с Тедом.

– Кто такой Большой Папа? – спросил Тед.

– Кто такой Большой Папа? – Водитель расхохотался. Его сиплый голос гулко резонировал в груди; этого человека Тед не видел, но предполагал, что роста тому не занимать.

– Вы ведь не причинили вреда моей семье, правда? – спросил Тед. Впрочем, само его исчезновение в любом случае не могло не травмировать жену и детей. Наверное, не могло.

– Вопросы здесь задаем мы! – рявкнул свирепый здоровяк с пассажирского сиденья.

– А Большой Папа – это настоящее имя или что-то вроде титула? – полюбопытствовал Тед.

– Большой Папа напрямую разговаривает с Иисусом, – сообщила женщина.

– Не отвечай на его дурацкие вопросы, – приказал здоровяк с пассажирского сиденья.

– Да ладно тебе, Джеральд, – отмахнулась она. – Большой Папа с ним разберется.

– Меня зовут Тед.

Женщина промолчала.

Фургон с визгом притормозил на рыхлом песке и гальке. Дверь открылась, Тед вдохнул пыль пополам с запахами огня и навоза. Поглядел через выжженный двор на длинное строение. На фоне фиолетового неба била крыльями сова.

У водителя грудь и впрямь оказалась широкая, хотя сам он был невысок, просто-таки коротышка. Коротышка подошел к Теду вплотную, глянул на его связанные руки, поднял взгляд на его лицо.

– Тебе меня не испугать, – сообщил коротышка.

– Вот и хорошо, – сказал Тед. – Мне бы вовсе не хотелось напугать вас. Потому что, если я вас вдруг напугаю, вы, чего доброго, попытаетесь причинить мне вред.

– Заткнись, – приказал коротышка. А затем, словно во власти некоей силы, закрыл глаза, запрокинул лицо к ночному небу и принялся молиться, произнося слова так быстро, что они сливались воедино: – Господи-Иисусе-молю-придай-мне-сил-пред-лицом-сего-диавола-се-предо-мною-у-коего-голова-пришита-к-телу-а-чего-еще-ждать-от-диавола-то-Господи-Иисусе-Христос-всемогущий-что-создал-небо-и-землю-и-всякую-жи-вую-тварь-и-даже-псов-политиков-что-травят-нас-аки-агнцев-на-черных-вертолетах-пока-мы-богобоязнен-ные-белые-люди-хоронимся-в-пустыне-выжидая-своего-часа-нанести-удар.

Коротышка умолк и со всхлипом перевел дух.

– Господи-Иисусе-Боже-всемогущий-сущий-на-небесах-вместе-со-своим-папой-и-самим-собою-и-Духом-Святым-Пресвятая-Троица-Боже-Боже-Боже-упаси-меня-от-смерти-что-предо-мною.

Тед молча стоял и глядел на молящегося; когда же тот умолк и перевел взгляд с неба обратно на Теда, Тед ляпнул единственное, что пришло в голову, а именно:

– Ну, ты даешь!

При том, что восклицание Теда, несомненно, заключало в себе некое подобие пиетета, положительного отклика оно не встретило. Коротышка рявкнул приказ:

– Пните дьявола в зад и марш к Большому Папе. – А между, так сказать, словом и делом Тед успел увидеть, как горестный коротышка – все четыре фута восемь дюймов! – украдкой примеряет брюки в детском отделе «Сире» (секция «Крупный мальчик»), успел увидеть страдальческое и гневное выражение его лица, если продавец вдруг спрашивал, не нужна ли ему помощь, или простодушно жестокие дети, примеряющие те же вещи, указывали на него пальцами.

Человек по имени Джеральд дал Теду пинка под зад аж дважды, и хотя Тед морщился при каждом ударе, боли он не испытывал. Не то чтобы Тед настолько оцепенел и утратил тактильные ощущения: пинки он чувствовал, но прикосновения к телу не причиняли ему вреда. Он их ощущал – и только.

Джеральд и женщина потащили Теда через выжженный двор – один тянул, другая подталкивала; коротышка указывал путь, все прочие куда-то делись.

Послышались голоса. Сначала казалось, будто они что-то монотонно декламируют в унисон, однако, прислушавшись, Тед понял: поют. В ближайшем здании с дюжину или более голосов медленно, с чувством выводили: «Майкл, к берегу греби», [xv]песню, что у Теда всегда ассоциировалась с христианами, только он сам не знал почему. Ему так и не удалось выяснить, кто такой Майкл и что ждет его на берегу. Отчаянно хотелось заорать: «Да кто такой этот Майкл?!»

Внутри и впрямь обнаружилось человек двенадцать: все пели, рассевшись вокруг пузатенького человечка в красном блейзере, крепко стянутом широким черным поясом с серебряной пряжкой. Большой Папа сверкнул глазами – пение смолкло, хористы как по команде обернулись и воззрились на стоящего в дверях Теда. Большой Папа остался сидеть; его необъятное пузо почти скрывало колени. Он огладил длинную белую бороду, оглядел Теда сверху вниз, словно бы оценивая, и наконец, как-то по-особенному хмыкнул, – при этом звуке вся паства вскочила на ноги и вытянулась по стойке «смирно». Пышная седая грива Большого Папы торчала во все стороны, обрамляя голову на манер нимба. Он ткнул жирным пальцем в Теда и приказал:

– Подведите его ко мне.

Голос его оказался на удивление сладкозвучен, и на краткий миг Теду захотелось послушать, как тот поет. Но жирный палец по-прежнему указывал на него, чьи-то руки подталкивали его в спину, и вскорости Тед уже стоял в каких-нибудь трех футах от вождя в черных ботинках.

– Я – Большой Папа, – представился тот.

– А я – Тед.

– Мертвый Тед, – сказал он. – Мертвый Тед.

Комнату вновь заполнил размеренный речитатив: «Мертвый Тед, мертвый Тед, мертвый Тед, мертвый Тед, мертвый Тед, мертвый Тед».

Движением руки Большой Папа заставил своих питомцев умолкнуть и объявил им:

– Адепты, узрите перед собою символ могущества Господа нашего. То, что он даровал нам силу и решимость захватить сего дьявола, должно всенепременно восприниматься как чудо любым сыном Господним, не важно, знает ли он про себя, что он сын Господень, или нет. Наш Господь и Всевластный Спаситель, Господь Всемогущий, сущий на небесах, спасибо Тебе за то, что отдал нам в руки это падшее существо, эту плоть от плоти твоего падшего Сатаны. Взгляните же на дьявола, дети, и узрите, каков он есть, ибо пред лицом истинного воителя Господня он бессилен.

Тед наклонился к самому уху Большого Папы:

– Я хочу писать.

– Ты… что? – переспросил Большой Папа.

– Писать хочу, – повторил Тед. Пожалуй, это заявление удивило его самого еще больше, чем Большого Папу. Данный позыв он ощутил впервые с тех пор, как потерял голову на Оушн-бульвар, и тот факт, что потребность накатила именно сейчас, был очень даже примечателен, чтобы не сказать больше. Ляпнуть такое Большому Папе сразу после того, как тот объявил себя истинным воителем Господним – что за абсурд! Тед чувствовал, что в уголках его губ сам собою возникает намек на улыбку, однако он взял себя в руки и посмотрел в лицо фанатику так серьезно, как только мог.