Все замерли.

И тут моя прекрасная соседка вскочила, перегнулась через меня и с громкими криками: «Че! Че!» («Нет! Нет!») смело вцепилась двумя руками в руку, державшую пистолет, и попыталась рывком опустить ее вниз. Парень в гневе был силен, но, к счастью, девушке все же удалось немного отжать его руку к полу.

Теперь успех был налицо —

ТТ смотрел... в мое лицо!

Но не мог же горный орел позволить какой-то там, понимаешь, женщине владеть ситуацией. Парень стал отчаянно вырываться. Силы двух рук девушки и одной правой руки парня оказались равны — теперь дуло пистолета плясало в нескольких сантиметрах от моего лба!

В это время водитель-кавказец лихо гнал наш маленький автобус. Людей бросало из стороны в сторону. Шансы случайного спуска курка росли с каждой секундой.

Нет, вся моя жизнь не пронеслась перед моим взором.

Нет, я не понял, в чем заключался ее смысл и был ли он вообще.

Но я узнал цену моей жизни — она была равна стоимости автобусного билета Ереван – Маркара!

И глядя в пистолет ТТ,

Я думал о мирской тщете.

***

Где ты теперь, мой Ангел-Хранитель?

Напротив архива находился храм, который построила бригада, до этого воздвигшая Исакиевский Собор в Санкт-Петербурге.

Я зашел в него и присел на скамью.

За короткое время на меня обрушились «килотонны» негативной информации об Украине... На их фоне были почти незаметны такие огромные достижения, как свобода слова и свобода передвижения. Так планеты-гиганты теряются в бездонных глубинах нашей Вселенной.

Несмотря на это, я понимал, что мне никогда не будет дано разлюбить эту землю, этот народ, эту природу.

Началась служба. Я заслушался пением женского хора.

И тут, как всегда, неожиданно «пришел Блок».

Ну наконец-то: вот он и настал — мой звездный час!

На этот раз, выражаясь шахматным языком, я имел огромное позиционное преимущество! Нашу многолетнюю партию я уверенно выигрывал!

Но вдруг какое-то еще неясное чувство легкой тревоги охватило меня.

Я вспомнил — подобное чувство возникало у меня в Америке, когда полицейский вертолет поздним вечером начинал низко барражировать над нашим районом в поисках преступника. Тонкий луч методично высвечивал каждую улицу, каждый двор, каждый куст, и, когда он касался меня, я понимал, что попадаю в раструб мощной бортовой оптики. Сердце тоскливо сжималось оттого, что наравне с преступником я автоматически переносился в разряд подозреваемых.

Так было и на этот раз: я еще не совершил никакого преступления перед совестью, но желание остаться на родной земле делало меня потенциальным предателем по отношению к самым близким мне людям, ждущим меня в Штатах.

Мой многолетний, изнурительный и бескомпромиссный спор с Блоком неожиданно кончился.

Я сдался.

И теперь, не встречая с моей стороны никакого сопротивления, под аккомпанимент прекрасного женского пения высоко под сводами Житомирского Спасо-Преображенского Кафедрального Собора пророчески звучал Блок:

Девушка пела в церковном хоре

О всех усталых в чужом краю,

О всех кораблях, ушедших в море,

О всех, забывших радость свою.

Так пел ее голос, летящий в купол,

И луч сиял на белом плече,

И каждый из мрака смотрел и слушал,

Как белое платье пело в луче.

И всем казалось, что радость будет,

Что в тихой заводи все корабли,

Что на чужбине усталые люди

Светлую жизнь для себя обрели.

И голос был сладок, и луч был тонок,

И только высоко, у Царских Врат,

Причастный Тайнам, — плакал ребенок

О том, что никто не придет назад.

Одесса – Лос-Анджелес

2008 – 2010