— Да при чем тут зарплата! — встряла в разговор Зяблик. — Мужики — народ нежный. Охота им сопли малолеткам подтирать! Им надо, чтобы слушались, по струнке ходили. А нет — сразу в лоб или подзатыльник. Будут они убеждать, уговаривать — щас! На нас, слабых женщин, свалили…
Нашлась слабенькая! Убеждает она… До сих пор, как ее встречу, на смех пробивает — птеродактилей вспоминаю. Я тогда постеснялась к ней подойти, и правильно сделала. Оказывается, прекрасно Зяблик знала, и что дети ее специально вопросами валят, и что смеются над ней. В свою пользу развернула: зато книжки умные читают. А что самой их иногда открывать надо, не сообразила.
— Как же я с вами, Денис Николаевич, согласна, — громко, во все свои немалые легкие, вздохнула Вобла. — Женский коллектив — это же сплошные интриги. Лично меня в школе только работа с детьми и держит, иначе дня бы не осталась. А все от чего? От зависти. Не могут простить, что других и начальство хвалит, и дети любят, и родители уважают. И мужчины вниманием не обделяют, — добавила она, бросив на физрука игривый взгляд.
Вобла готовилась продолжить самохвальную оду, но тут ее куда-то срочно вызвали, и она ушла — неохотно, с откровенным сожалением, что интересный разговор пройдет мимо ушей.
— Да в школе кто угодно может работать! — горячился тем временем физрук. — Того же мастера с завода подучить, ну пусть курсы пройдет — вот вам и трудовик!
— Хорошо, тогда швей немного подучить и — к операционному столу, — парировала Танюша.
— Не передергивайте. Вы же сами знаете, что пединституты ничего не дают.
Мне показалось, что на пару секунд Танюша потеряла дар речи.
— Может, их вообще позакрывать? — спросила она строго, словно у ученика, сказавшего глупость и уже от одного ее тона обязанного об этом догадаться и исправиться.
Дрын не исправился, но и поперек не пошел.
— Опять передергиваете… — обиделся он.
— А почему бы и нет? — влезла в разговор Лиля. Догадываться было не в ее характере. — Что за них держаться? Может, Татьяна Павловна, в ваше время пединституты что-то и давали, но сейчас там одна теоретическая трескотня. Вот тебе лично институт что дал? — неожиданно насела она на меня.
Ответить я не успела, да и, честно сказать, не сообразила, что.
— Значит, обучение нужно сделать качественнее, но не подменять его курсом молодого бойца, — не уступала Танюша.
— Опять реформы, модернизация… — поморщился физрук, ободренный Лилиной поддержкой.
— Во-первых, обучение приблизить к практике, — в отличие от меня, Танюша всегда знала, что ответить. — У нас же парадокс получается: педагогике учат те, кто сам в школе никогда не работал! Вы можете представить, чтобы будущих хирургов учил человек, который операционную только в кино видел?
— Правильно! Проработал десять лет в школе — можешь идти в институт. А если на собственной шкуре ничего не испытал, значит, и сказать тебе нечего. И нечего словоблудием заниматься! — обрадованно подхватила я.
— Во-вторых, учебу сделать интересной, — продолжила Танюша. — Ко мне девочки на практику приходили, я у них лекции посмотрела. Сплошная, извините, нудятина. И учебники по педагогике откроешь — умных слов много, а толку мало.
Сразу вспомнились наши педсоветы. То же самое. Я сначала даже честно пыталась слушать. Но все слова ученые-преученые, а через полчаса спроси, о чем человек говорил, — не вспомнишь. Да его самого спроси — тот же результат. Наверное, многим кажется, что если они будут говорить просто, то все посчитают их дураками. Странно получается: хотят казаться умными, а поступают глупо.
— В-третьих, студентов принимать меньше, а отсев вести жестче. Ведь до смешного доходит: девочка читать-писать толком не умеет, а идет в учителя.
— Потому что на юриста или экономиста у папки с мамкой денежек не хватило, — вставила Лиля.
— Да, — согласилась Танюша, — но школе-то такая зачем нужна? Чему она научит, если сама Австрию с Австралией путает?
Я иногда думаю: и почему Танюша не в министерстве? Голова светлая и мысли светлые.
А Розу жалко. Но ее можно понять: трудно работать, когда тобой открыто помыкают. Я бы не смогла.
19 марта
Называется, за что боролись — на то и напоролись.
С Климовой сегодня случилась истерика, пришлось отправить в медпункт. На перемене кто-то засунул ей в сумку двух кукол. Длинноногих, типа Кена и Барби. Она их вытащила — у одной в известном месте гвоздь, а у другой — от этого самого гвоздя дыра.
Мерзость. А как виновных накажешь? Я не про тех, кто кукол подложил, их найти несложно. Но я и не искала. Потому что все виноваты. Пакостники — унизили. Родители — не оградили. Сова — не настояла. Я — не уговорила.
— Родаки Светку замордовали, каждый день ревет.
Яковлева знает, они в одном доме живут. Да, родители там непробиваемые. Приличная семья, а тут такой конфуз. Пока не отомстят ей за свое унижение, не успокоятся. Боюсь только, что, когда успокоятся, им Света начнет мстить.
А на домашнее обучение я ее теперь обязательно переведу. Что бы там родители ни говорили.
24 марта
Сережа решил поступать на экономический. Говорит, деньги надо уметь контролировать, иначе всю жизнь будешь работать на чужой карман, а уже пора квартирой обзаводиться, хозяйством обрастать… Вспомнил, что Иринка в риелторах:
— Надо ее попросить, пусть варианты присматривает.
А сам все так хитренько на меня поглядывал. И я молчала, будто ничего не понимаю. Ну не признаваться же ему, в самом деле, что я уже и обои в гостиную выбрала, и кухонный гарнитур!
Насчет образования он, конечно, прав. Я вот Ирку сколько раз уговаривала: поступай, учись, карьеру сделаешь. А она все отмахивалась:
— Слышала мудрость: многие знания — многие печали? И зачем они мне? Ты от своей образованности много имеешь? Два рубля и три копейки. Ах да, еще кучу проблем! А моя работа и кормит сладко, и лишних корочек не требует. У риелторов, знаешь ли, свои университеты…
Никаких страшных секретов она не раскрывала, но не однажды повторяла:
— Если вдруг решите продавать или меняться — запомни: только через меня. Вы ведь с мамой интеллигентки, — добавляла она с легкой язвицой.
Я подсмеивалась:
— А то что? Без штанов останемся? Жалко, у меня их аж три пары: серые, белые и синие — помнишь, летом вместе покупали? Хорошенькие такие, со стразиками.
Ирка обижалась:
— Шути-шути… Штаны — единственное, что у вас останется.
Как любой профессионал она жаждала осознания важности и ответственности своей работы. Но операции с недвижимостью нам с мамой в ближайшие лет двести не грозили, и разговор быстро переключался на менее драматичные темы, нежели бездомная жизнь в синих штанах, пусть даже и со стразами.
Одно плохо: свободного времени у Сережи из-за этих вечных командировок и так мало, а будет еще меньше.
Эгоистка ты, Ленка. Думаешь только о себе.
Неправда. Я думаю о нас.
P.S. А обои на самом деле хороши. Оливковые, в узкую, цвета молочного шоколада, чуть заметную полоску — а-а-а!!! Как я их хочу!
И паркет — теплый, обязательно шероховатый, чтобы босиком… И шторы — обязательно римские. И обязательно — тоже цвета шоколада. Только темного. Чтобы все вокруг — и красиво, и вкусно.
Неужели так на самом деле будет?!
P.P.S. Поймала себя на мысли, что все хорошее и радостное в последнее время связано исключительно с Сережей.
И — самое удивительное! — я этой зависимости не боюсь!
26 марта
Достали эти тесты! Если так и дальше пойдет, то скоро по ним не только оценивать, но и объяснять придется! Раньше говорили «подготовить» к экзамену, а теперь — «натаскать». Словно речь о собачьих рефлексах.