Хонор перевернулась на бок, тревожно ворочаясь среди простыней и одеял. Она глаз не сомкнула с тех пор, как легла в кровать полтора часа наш. Ужин был спокойным. Ни Конн, ни Хонор, казалось, не могли вести небрежный разговор при таких натянутых отношениях. Хонор взвешивала, как бы сказать Конну, что он не может оставаться здесь на ночь, но заготовленные фразы так и не слетели с ее губ.

И не то чтобы она боялась, что он не уедет, в глубине души ей не хотелось, чтобы он уезжал. Временное перемирие было установлено на пляже после полудня. Ей нужно было время, чтобы продлить его, время, чтобы заново выстроить какое-то основание для доверия.

«Надо быть полной дурой, чтобы хотеть восстановить нечто, чего на самом деле никогда и не существовало», — говорила себе Хонор снова и снова, пока лежала, прислушиваясь к настойчивому шуму прибоя. Нечего было спасать, между ней и Конном уже ничего нет. Он использовал ее с самого начала, чтобы осуществить месть, о которой у него было извращенное понятие, а теперь, когда кто-то угрожает его чрезвычайно ценному скакуну, он, возможно, вообще перестанет доверять Хонор, даже если она каким-то образом и докажет свою невиновность.

И как она сможет доказать спою невиновность? Кто-то, очевидно, видел посетительницу конюшен, которая была похожа на нее. Принимая во внимание шаткие отношения между ней и Конном, этого было более чем достаточно, чтобы очернить ее в его глазах. Более того, он убежден, что у нее есть мотив.

Он приехал в пляжный ломик в ярости, полный угроз и желания воздать возмездие. Но почему-то ни одна из этих многообещающих угроз на самом деле не материализовалась. Были моменты настоящей опасности, в чем Хонор прекрасно отдавала себе отчет, но Кони на деле не довел ни один из них до окончательного завершения. Он не причинил ей физической боли, а сегодня спал на ее кушетке, не заставляя ее ложиться к нему в постель.

Хонор попыталась рассуждать логически, проанализировать действия Конна Ландри со времени его приезда в пляжный домик. У нее не было сомнений в том, что он похож на свернутый хлыст, поднятый для улара. Но этим вечером, казалось, он сомневался в своей цели, хотя она весь день находилась в пределах досягаемости. Ей было интересно, что его сдерживает.

Вероятно, та его частица, которая, похоже, нуждалась в ней, была сильнее той, что не могла ей доверять. Хонор понимала, что он нуждается в ней не только физически. Человек, такой как Конн Ландри, не станет находиться во власти собственных гормонов. Он слишком хорошо владеет собой, слишком сдержан. И если он вышел из обычного равновесия из-за женщины, то это потому, что он хочет или ему нужно oт нее больше, чем физическое удовлетворение. «Кроме того, — решила Хонор, — ему будет нелегко согласиться с тем, что ему нужны не только интимные отношения». Это заставит его признать свою уязвимость, а для Ландри это будет очень нелегко. Все это ее очень смущало, сильно волновало и определенно не давало заснуть. Хонор беспокойно ворочалась и тщетно поправляла простыню и одеяло. Ей хотелось, чтобы она не ощущала так болезненно присутствие Константина Ландри в соседней комнате.

Ей начало казаться, что его бурные эмоции простирались сюда, чтобы смешаться с ее. Лежа здесь в одиночестве, она не могла быть уверена, что ощущение смертельной раны, которое она испытывала, происходило из-за ее собственных беспорядочных мыслей или из-за того, что она понимала его чувства. Ощущение смешения этих чувств было странным и добавляло ей тревоги.

Преодоление всех вопросов, гнева, сомнений и страхов, однако, было постепенно усиливающимся желанием ослабить боль, которую она видела в его глазах. Напряжение, переходящее от нее к Конну весь вечер, нанесло тяжелый урон как ему, так и ей. Она хотела облегчить болезненную напряженность, которую она чувствовала в нем, и, сделав это, избавиться от неопределенности

Но она будет полной идиоткой, если выйдет в другую комнату и сделает такую попытку. В Ландри было достаточно от хищника, чтобы подобный порыв оказался чрезвычайно опасных. Верно, он сейчас держит себя в руках, но если она выйдет отсюда в ночной рубашке, с распушенными волосами до плеч, он, безусловно, примет это за открытое приглашение к действию. И кто может его в этом обвинить?

И все же она не собиралась спать этой ночью в таких условиях, и бурное состояние ее эмоций требовало какого-то уверенного поступка

Знание того, что Кони тоже испытывает усиливающееся напряжение, было достаточно, чтобы сподвигнуть Хонор на нечто решительное, даже если это будет безрассудный поступок.

Она откинула одеяло, протянула руку к халату, встала на небольшой коврик перед кроватью и поджала пальцы ног из-за холода деревянного пола.

Но Хонор постаралась не обращать внимания на ощущение холода, она медленно и бесшумно открыла дверь и обнаружила, что гостиная освещена лишь слабо тлеющими остатками дров в камине.

Стоя здесь в дверном проеме, сжимая распахивающиеся полы халата, Хонор окидывала взглядом тени. Когда ее глаза нашли худощавую фигуру Канна — он все еще сидел в кресле перед камином, — ее изначальная решимость несколько поуменьшилась. Она стояла очень тихо, не уверенная, что можно теперь сказать, когда настал решающий момент.

— Конн?

— Иди назад в постель. Хонор.

Эти слова были произнесены ровным, непреклонным, предостерегающим тоном. При этом Конн не двинулся с места.

Хонор сделала шаг вперед, халат мягко колыхался вокруг ее щиколоток

— Я хочу с тобой поговорить, — сказала она.

— Не думаю, что это такая уж хорошая идея особенно сейчас.

Он не сводил своего задумчивого взгляда с камина.

Хонор сделала второй шаг, потом третий. Она продолжала идти, пока не оказалась рядом с его креслом.

— Я не могу уснуть, и не похоже, что ты можешь спать. Нам нужно поговорить, Комн.

— О чем? — грубо спросил он.

Бледные отблески остатков почти сгоревших в камине дров высветили резкие черты его лица когда он продолжал смотреть вниз на тлеющие угли.

— Мы с тобой с трудом находили общий язык весь вечер, на случай, если ты этого не заметил.

— И почему мы должны пытаться найти общий язык сейчас? Думаю, будет гораздо разумнее с твоей стороны, если ты вернешься в свою спальню и закроешь за собой дверь.

Хонор затаила дыхание и опустилась на колени рядом с креслом, чтобы встретиться с ним взглядом. Ее движение, в конце концов, принудило его посмотреть на нее, и, когда он это сделал, увидела бурю отчаяния, и боли, и желания в его взгляде.

— Может быть, ты прав, — тихо сказала она. — Может быть, сейчас не самое лучшее время для разговора.

— Уходи отсюда, Хонор. Поверь мне, лучше всего будет, если ты вернешься в свою комнату. Я не… — Он замолчал, подыскивая слова, а затем закончил равнодушно: — Сейчас я не вполне уверен в себе. Я имею в виду, что не вполне могу контролировать себя.

Он говорил, слегка удивляясь своему признанию. И его слова освободили Хонор от попытки обуздать свои эмоции. Она протянула руку и коснулась его пальцев, крепко сжимавших подлокотник кресла.

— Все в порядке, Конн. Я тоже не вполне могу контролировать себя. Но если бы могла, не пришла бы к тебе.

Она рискнула улыбнуться ему.

Конн уставился на нее:

— Женшина, ты знаешь, что делаешь?

— Да. Нет. Не совсем. Я знаю одно: я не могу вернуться в свою спальню одна. Между нами слишком много всего происходит. Слишком много неопределенности.

Рука, которой она легко касалась, задвигалась, резко схватив ее ищущие пальцы железной хваткой.

— Неопределенность опасна, Хонор. Тебе это известно?

— Я учусь.

Он сделал глубокий вдох, и она могла видеть решимость в его горящем взгляде.

— Почему ты так хочешь пойти на риск сегодня? — Тихо, но требовательно спросил он.

— Похоже, у меня нет выбора.

Конн странно посмотрел на нее:

— Может, ты и права.

Долгое мгновение он просто сжимал ее руку, не двигаясь, продолжая изучать ее лицо.