Бардак в этой стране имел и очевидный плюс – ездить можно было даже без номеров. Как Сашка ни сопротивлялся, а Костя ещё три недели назад заставил его снять московские номера и замазать белой краской огромные буквы на стенках салона: «Телевидение Рен-тиви», потому что каждый уважающий себя «наци», а тем более узколобый этномутант считал своим долгом выстрелить по машине с такой рекламой. Не любили «наци» телевидение. Не любили, тем более российское. А этномутантам было всё равно, кого убивать. На то они и этномутанты. Это означало, что ожесточение достигло предела, думал Костя, крутя баранку и ожидая новых выстрелов. Но было тихо, только ветер, врывающийся в машину, свистел в дырках от пуль и осколков.

На свой страх и риск, Костя проскочил через дворы, и через минуты три они уже беспрепятственно проскользнули мимо университета и вереницы троллейбусов в сторону парка, и только на Щорса он заметил что-то неладное и остановился. Игорь был ранен. Нетяжело, но крови было много. Пуля прошла слева от шеи и зацепила мышцы.

– Зашивать будешь? – спросил Игорь таким голосом, словно ему, наоборот, что-то собирались отрезать.

– Можно скобы наложить, – встряла Завета.

– Там у тебя сущая ерунда, – сказал Костя таким тоном, словно зашивал раны на людях всю жизнь. На самом деле, его опыт ограничивался операцией на любимой собаке и двухнедельными курсами по скорой помощи, которые он прошёл перед самым отъездом на Украину.

– Учти, я плохо вид крови переношу. Меня и в Афгане выворачивало наизнанку.

Игорь стал белым, словно простыня.

– Как ты ещё стрелял?! – удивился Костя, доставая аптечку.

Для таких случав у них с Сашкой всё было под рукой: антисептик, обезболивающее, иглы, пинцеты и антибиотики. Не было только воды. Костя сказал Сашке:

– Ковбой, выйди из машины и смотри в оба, я сейчас. Рожок не забудь поменять.

– Ах, да! – хлопнул себя по лбу Сашка и схватился за автомат.

Игорь Божко стал совсем зелёным и дышал, как стайер после дистанции.

– Отвернись! Отвернись! Не смотри на кровь! – Завета дала ему понюхать нашатыря.

Костя помнил, что где-то здесь был небольшой гастроном, в котором они с Сашкой как-то брали неплохой коньяк, и уже выскакивая из машины, ощутил жаркий взгляд Заветы. Ерунда, так не бывает, подумал он, рядом с ней такой джигит, и тут же забыл о её глазах, потому что где-то в районе городского парка ударил крупнокалиберный пулемет: «Ту-ту-ту… ту-ту-ту…», и только потом стало слышно натужный звук натовского транспортника С-5А. Он полз, едва не цепляя брюхом за телевизионные вышки, крался почти над терриконами, отстреливая тепловые ракеты-ловушки и заходя на посадку. Два дня назад один такой сбили российской «иглой». Но эти «иглы» были большим дефицитом. У повстанцах их почти не было. Вдруг протяжно и жутко сразу в двух или трех местах завыли сирены, и в сторону С-5А потянулись пулеметные трассеры, но так и не долетев, растаяли в голубом небе. А сирены всё выли и выли, призывая к обороне.

На Косте под джинсовой курткой в петле висел пистолет. Костя достал его, посмотрел, сколько осталось патронов в обойме, зарядил и сунул назад. Куртку на всякий случай он застегивать не стал и при каждом шаге чувствовал под мышкой колышущуюся тяжесть. Впрочем, он уже убедился, что не может выстрелить в человека, хотя пистолет придавал ему чувство безопасности. Он вспомнил о насильнике и подумал, что Игорь поступил с ним очень жестоко. Лично я просто убил бы, решил он мужественно. Потом поймал себя на том, что думает, как будет зашивать рану, и понял, что нервничает.

Город казался провинциальным и очень уютным. Наверное, такое ощущение создавали клены, образующие зелёную арку над дорогой, и дома образца пятидесятых – пятиэтажные, жёлтого цвета, даже с какой-то лепниной на фасадах. Должно быть, их ещё пленные немцы строили, решил Костя. Он выглянул из-за угла и невольно отшатнулся. Общежития университета на улице Розы Люксембург были оцеплены военными. Он разглядел армейские грузовики и всё понял. Каким-то образом турки всё же прорвались в центр города к университетскими общежитиям и хватали местных студенток, чтобы увезти в Турцию. Однако, похоже, они грузили и молодых мужчин приятной наружности, потому что слышались крики и мат. Косте показалось, что операцией руководит Каюров. Нет, не может быть, подумал Костя. Ведь Игорь его убил.

Воспользовавшись тем, что всё внимание солдат, стоящих в оцеплении, было приковано к погрузке, Костя, не замеченный никем, перебежал проспект и через пять секунд осторожно вошел в магазин. Дверь была нараспашку, а внутри царил вселенский хаос: содержимое полок валялось на полу и было растоптано многочисленными мародёрами. Но растащить всё не успели. Костя нашёл в углу упаковку с минеральной водой. Нести её было неудобно. В случае, если я на кого-то нарвусь, то даже не успею вытащить пистолет, подумал Костя, оглянувшись напоследок и заметив бутылку коньяка, горлышко которой торчало из-под опрокинутого мусорного ведра. Это значит, что нам обязательно повезёт, подумал он и взял коньяк с собой. Теперь обе руки у него были заняты.

– Всё нормально? – спросил он, благополучно вернувшись к своим.

– Да всё вроде ничего. Только вот там кто-то шлялся, – показал Сашка Тулупов в сторону троллейбусной линии.

– Следи дальше, а мы займёмся Игорем, – сказал Костя, с удовлетворением отметив тот факт, что Сашка зарядил подствольник и вообще выглядел собранней, чем обычно, то есть не хихикал, не зубоскалил по молодости лет и не заглядывался на девиц. Впрочем, девиц рядом не наблюдалось, кроме, разумеется, кареглазой Заветы. Но она была занята Игорем и извела на него тонну ваты.

Ваты, конечно, не жалко, но аптечка одна, подумал Костя. Игорь был никаким. К тому же его вырвало прямо в салоне.

– Давай его посадим так, чтобы он не видел себя в зеркало, – сказал Костя. – А эту вату, – он показал на окровавленные комки, выбрось наружу.

Они вымыли руки. Хорошо хоть я не дал Игорю выпить весь спирт, подумал он, разрезая на нём одежду, и они занялись его раной. Оказалось, что Завета разбирается в этом деле не хуже его самого. Пока он мазал кожу вокруг раны йодом, Завета обработала рану перекисью водорода и заморозила её. Кровотечение заметно уменьшилось. После этого, увидев, что Костя неумело возится с кривыми иголками и нитью, взяла дело в свои руки и четырьмя стежками стянула края раны, а Костя наложил давящую повязку с тетрациклиновой мазью и привязал руку в туловищу. Ему показалось, что они прокопались часа два, но когда он взглянул на часы, то понял, что прошло не больше получаса. Напоследок он сделал Игорю укол антибиотика и только после этого вспомнил о бутылке коньяка.

– Хлебнёшь? – предложил он Игорю.

– Естественно… – процедил сквозь зубы Игорь, у которого на лбу выступил пот.

Он сделал большой глоток, и, казалось, даже Костя услышал, как коньяк, урча от удовольствия, разлился в желудке у Игоря.

Лицо его выражало удовлетворение. За всё время операции он не издал ни звука, только морщился и скрипел зубами. Костя понял, что они с Заветой настоящие живодеры, и что-то сделали неправильно. Может быть, рану надо было обезболить лучше и другим лекарством, которого не было под рукой? Игорь глотнул ещё пару раз и сказал:

– Чувствуется, что мужик возился со мной.

– Почему? – удивился Костя.

– Да руки у тебя к этому делу склонны.

– Э-э-э… – с облегчением засмеялся Костя и вылез из машины.

Лучше три репортажа сделать, чем зашить одну рану. С другой стороны, кому не нравится, когда тебя хвалят, с удовлетворением подумал он и приложился к бутылке. Коньяк был явным дерьмом, но в данной ситуации подходил любой крепкий алкоголь. Жаль, что мало. Нет, насчёт медицины ему все говорили, что у него талант. Костя даже подал документы в мединститут, а потом передумал. Виной всему была Ирка, которую он встретил в телецентре. Ноги у неё обалденные. Можно сказать, что Ирка сама по себе, а ноги – отдельно – длинные, гладкие, похожие на тюленей. Не толстые и не худые – пропорциональные росту, как раз в меру, но очень красивые.