Прыжок дался нелегко. Так всегда происходит, когда ты вплотную приближаешься к финишу, выстрадав и телом, и мыслями весь путь к маячившей впереди цели. Вроде бы, вот оно — победа! Наконец-то, можно издать радостный глас и рухнуть наземь, задыхаясь от счастья, что все осталось позади, а впереди — только наслаждение от предвкушения, надвигающейся славы. Славы заслуженной, никем не оспариваемой, ничем не омраченной. Ты достиг цели. Накрыл ее силой воли и духа, не сломленными, врезающимися в разум, сомнениями в твоей способности совершить то, что предопределено. А потому, тебе заслуженно принадлежит право распорядиться целью так, как решат воля и дух. Они в полной мере отстрадали гонку за целью. Им и выносить ей приговор.
Грифон загодя присвоил себе это право. Ему не нужно было думать, что делать с целью. Он еще не пересек ее горизонт, а право мстить уже вываливалось из него огромными гроздьями жестокости, окрашенной в пурпур крови будущих жертв дьявольского зверя. Оно — это право — первое и разбилось о силу, оставленную ЕГО ВОЛЕ САМИМ для защиты Спасителя. Разбилось, потому что дало о себе знать во время, которое не могло быть остановлено пересечением Грифоном линии жизни вестников Бога и сердца СОБЫТИЯ. Во время, изначально опережающее скорость мысли и Фоша, и его хозяина.
Грифон не сразу понял, что с ним произошло. Нечем было понимать. Его разум был размазан ударом о невидимое им препятствие, а тело скрутило болью, подчинившей себе все ощущения окружающего мира. Еще мгновенье назад все было по-иному: разум ежесекундно креп желанием мстить, воля домалывала остатки страха перед встречей с НЕЧТО, а тело достигло предела взрывной мощи, способной проломить любое, встретившееся на его пути, препятствие. Он был уже готов переступить порог, за которым пряталось сердце СОБЫТИЯ. В нем царило ощущение своего физического и интеллектуального превосходства над вестниками БОГА, которые, как ему казалось, потеряли шансы укрыться от кары «выбора всех» антимира. Фош был невидим для них. Зло всегда подкрадывается к своим жертвам незаметно, проявляясь только в решающий момент нападения и полностью раскрываясь в достигнутом им результате. Это была, созданная Дьяволом, особенность антимира. В мире реального бытия, оказывавшиеся в нем Дьявол и его «готовые на все», оставались невидимыми для человечества. Они проникали в разум и души людей, заставляя их жить ощущением силы и дозволенности порока, но никогда не являли перед человеком свое естество. Нападая на добро, зло всегда осыпало его россыпью людей-билонов, которые яростно выгрызали из стремящейся к нему души любые ростки веры в конечную предопределенность главной и всеобщей Божественной истины.
Но у Фоша не было с собой этой россыпи. Дьявол не счел необходимым предоставить ему подручных. Свою миссию он должен был выполнить сам, лично, оставаясь невидимым и неузнанным для тех, кто уже стоял в самом эпицентре СОБЫТИЯ. Не просто стоял и взирал на того, в кого облек себя САМ, а наполнял свою душу теми качествами, задуманного Создателем человека, которые никакая билонная тварь не могла отторгнуть в пользу пороков антимира. Не дать этим людям даже на метр отойти от места, где на Земле забилось сердце СОБЫТИЯ, — было первоочередной задачей Грифона. Только ему, в ком жил разум Дьявола, а не соратникам и их подручным в среде человечества — билонам — хозяин антимира отпустил столько энергии зла, сколько было достаточно, чтобы гарантированно убить вестников БОГА. Обязательно убить, а не обратить, в подобные множеству других людей, билоны. Обращать в себе подобных, соприкоснувшихся с абсолютной истиной НАЧАЛА ВСЕГО носителей земного разума, Дьявол благоразумно посчитал бесполезным занятием. Из их душ добро не вытравлялось ни самым мощным пороком Дьявола — властью, ни соединенным с ним, всем арсеналом заражения человечества истиной зла.
Все преимущества внезапно нападающего охотника были на стороне Фоша. Никто из людей, кто был окутан САМИМ пеленой СОБЫТИЯ, не догадывался, насколько близко к ним подобралось зло, доставившее на Землю месть антимира, акцентированную на убийство прямых свидетелей рождения Спасителя. А оно уже дышало им в затылок, прикидывая наиболее устрашающий вариант расправы: убить всех поодиночке, разметав перед НЕЧТО СОБЫТИЯ, сочащиеся еще не остывшей кровью куски тщедушных тел, или порвать их плоть разом, превратив вестников БОГА в бесформенную груду ошметков костистого мяса, вывалянного в пыли припорожья укрытия Спасителя.
Еще мгновенье — и непоправимое стало бы реальностью безалаберности человеческого разума. Он, созерцая абсолютное добро и принимая его власть над собой, непростительно позволил себе запамятовать то, что на Земле никогда не следует забывать людям. Абсолютное зло способно нанести разящий удар по человечеству с силой и скоростью пропорциональными силе и скорости проникновения в душу человека истин абсолютного добра.И этот удар неизбежно достиг бы цели, не позаботься САМ о придании добру, всегда явно обозначающему себя в человеческом мире, аналогичной природе зла невидимости. Только не тому добру, которое, изнуряя себя в противостоянии, наседающим со всех сторон, порокам, еще теплилось в методично промываемом злом разуме человечества. Оно, по-прежнему, должно было оставаться открытым для сознательного восприятия душами людей. Многообразием возможностей невидимой и непобедимой мощи Создатель наделил добро, составившее сущность силы, оставленной САМИМ ЕГО ВОЛЕ для защиты Спасителя. В таком виде добро впервые предстало на Земле как побеждающая зло данность. Но оно было предназначено не для людей. Его силой мог воспользоваться только один из них, а именно тот, кто пришел в земной мир как Богочеловек, которому Создатель дал право стать Спасителем душ человечества.
В монолите лат этой невидимой силы Земли коснулось, ощетинившееся всем своим Вселенским могуществом, абсолютное добро. САМ решил, что в задуманном ИМ СОБЫТИИ оно может, также как и зло, принять воинствующую форму. Но с одной существенной особенностью: в отличие от зла стать таковым добру предстояло лишь временно. На какое точно время, ОН не сказал, отдав решение вопроса на усмотрение ЕГО ВОЛИ. Переданное ему управление СОБЫТИЕМ, Создатель не захотел связывать какими-либо своими ограничениями. В них не было необходимости. Все действия ЕГО ВОЛИ были уже предопределены САМИМ в тот момент, когда ОН призвал первого ангела к себе, чтобы посвятить в задуманный план возврата души человека к БОГУ. Ясность была лишь в одном: воинствующим добро могло оставаться на время не большее, чем присутствие на Земле СЫНА БОЖЬЕГО. Только вот сколь долго Спаситель на ней задержится, уже решала воля ЕГО ОТЦА, а не первого ангела.
По стезе предопределенности, оставленная Создателем в распоряжении ЕГО ВОЛИ сила воинствующего абсолютного добра, незамедлительно закрыла Спасителя непроходимой невидимой стеной от зла, ринувшегося на него в безоглядную убийственную атаку. Она же, в самый последний момент, осознанным решением ЕГО ВОЛИ обезопасила и, пришедших поклониться Спасителю, вестников СОБЫТИЯ. «Отмеченные выбором БОГА люди, имеют обоснованное право хотя бы один раз воспользоваться ЕГО прямой защитой, — аргументировал свое решение первый ангел. — Это, конечно, нарушает запрет САМОГО на вмешательство небожителей Божьего дома в судьбу человека, но при условии бесспорного доказательства кем-либо, что предоставленная мною вестникам СОБЫТИЯ защита не была заранее предопределена Создателем. А такое никому не под силу, кроме САМОГО. Ни разум ангелов, ни разум человека не в состоянии познать существо предопределенности собственной судьбы. Что же тогда он может предоставить достоверного о предопределенности того, что ему не дано?!» — рассудил, не вызвав возражения и, главное, осуждения Творца, ЕГО ВОЛЯ.
Фош, убежденный, что до непосредственной личной встречи с НЕЧТО СОБЫТИЯ все препятствия на его пути будут иметь осязаемую материально-вещественную форму, с лета расшиб свой разум и налитую местью плоть о то Невидимое и Непознаваемое, которое оказалось способным скрутить страхом разум самого Дьявола. Это не было препятствием в обычном понимании. О преградах на пути «выбора всех» антимира к месту СОБЫТИЯ и способах их преодоления Дьявол своего посланника проконсультировал так, чтобы он не считал их непреодолимыми. Действительно, разум и все, что, подчиняясь ему, составляло физическую мощь Грифона, были способны устранить любые мыслимые помехи его движению по Земле. А тут… Никакого видимого препятствия. Только внезапно врезавшаяся в разум и тело боль. И, затем, уже не покидающее эту боль, чувство непреодолимости того, что стало ее причиной.
