– Смотри!..

Он, даже если б захотел, не смог бы отвести взгляд.

Перед ним разверзлась бездна.

– Смотри!

Лужа крови оживала.

Сначала что-то заставило ее вздуться, подобно плотному пузырю. Затем из нее полезли щупальца. Скользкие, полупрозрачные, лишенные не только формы, но и какой-либо иной физической сущности, они не ползли, а, казалось, перетекали по воздуху. Зыбкие, как дыхание ветра, породившего их. Легкие и ненадежные, как свет далеких звезд, который они в себя вобрали. Холодные и неумолимые, как смерть, которую они несли.

Брим вдруг будто со стороны себя увидел.

Он сидел с раскрытым ртом и вытаращенными глазами, вцепившись обеими руками в скамейку. Все его тело, казалось, было сковано судорогой. А взгляд – будто ледяной коркой подернут.

– Смотри!

Щупальца шоггота скользнули по его начищенным ботинкам, обернулись вокруг щиколоток и, будто плотное, эластичное трико, начали обтягивать ноги.

Икры, голени, колени…

– Во время нашей весьма непродолжительной беседы я использовал стандартный мемвирус для создания новой модификации широко распространенного дефектного мемплекса. Вы же с приятелем, вместо того чтобы блокировать и уничтожить его, создали критическую ситуацию, которая привела к спонтанному самокопированию мемплекса, а в конечном результате – к появлению шоггота. – Нищий, который, судя по речам его, был вовсе и не нищим, и не бродягой даже, сцепил руки за спиной, низко наклонил голову и прошелся дважды вдоль скамейки, на которой сидел Брим. Он аккуратно переступил через мертвое тело и осторожно обошел стороной обернувшуюся шогготом лужу крови. – И ведь что обидно, причиной всему – глупость, помноженная на чудовищную самонадеянность. – Бородатый только приподнял руки, как будто собирался молитвенно вскинуть их вверх, и тут же снова уронил. – Ребячество, да и только! Получили оружие – значит, нужно непременно пустить его в дело! Увидали нищего – значит, непременно нужно дать ему пинка под зад! Зачем? Чего ради? А просто так! Чтобы не вонял тут! Потому что, видишь ли, нас от него тошнит! – Согнувшись в поясе, бородатый низко наклонился и немного подался вперед, чтобы попытаться заглянуть Бриму в глаза. – Ты ведь так и не понял, от чего тебя тошнит, – произнес он негромко. И с досадой тряхнул кудлатой головой. – Нет. Не понял. Приятель твой, – он быстро, искоса глянул на лежащего на асфальте Шику, – тоже ничего не понял. Но он хотя бы почувствовал, что что-то не так. И попытался остановить тебя. А ты его за это пристрелил.

Странный человек, одетый в драную солдатскую шинель, поднял руку с двумя сложенными вместе пальцами, направил их ошалевшему Бриму в лоб и изобразил выстрел.

Бах! – Голова Брима дернулась, как будто и впрямь в лоб ему угодила пуля.

– Я… Я не хотел… Не хотел его убивать…

– Понятное дело, не хотел, – усмехнулся в бороду мужик, прикидывающийся бездомным. – Тоже мне, наемный убийца, – теперь он хохотнул едва не в полный голос. – Ты бы со стороны на себя посмотрел! Ну, какой из тебя, к лешему, киллер!.. Ну?..

Шоггот уже добрался Бриму до пояса. А он сидел, боясь пошевелиться. Хотя ему отчаянно хотелось бежать.

Прочь отсюда! Прочь!

Прочь от шоггота, от странного нищего, от мертвого Шики… От надрывно стонущей где-то за раскрытым в ночной духоте окном вконец расстроенной гитары, исполнитель на которой к тому же еще ни играть, ни петь толком не умел, но при этом старательно вытягивал гнусавым голосом какой-то похабный мотивчик… От тошноты, комом забившей горло…

Но Брим сидел, не двигаясь с места. Будто парализованный. Или околдованный. А может быть, – загипнотизированный…

Точно!

Бродяга – гипнотизер, незаметно погрузивший его в транс! А на самом деле все не так! Все совсем не так!..

Он не убивал Шику!

Да!

Не убивал!

Потому что он не убийца… У него и оружия нет… Да и вообще, он понятия не имеет, как обращаться с пистолетом!..

Точно!

И он не знает, что за мужчина лежит у его ног. Потому что его – не существует.

И, что самое главное – шоггота тоже нет!

Нет!

Нет вообще ничего!

Нет ночной темноты. Нет майской жары. Нет удушающей зелени. Нет страха смерти. Да и смерти тоже нет! Он пребывает в вечности, как в великом топографическом океане. Покой и целесообразность окружают, обволакивают его, подобно легчайшим шелковым покрывалам… Все ушло прочь, растворилось, исчезло…

Осталась только выматывающая душу тошнота.

Брим открыл глаза.

Псевдонищий стоял рядом, поставив ногу на край скамейки. В руке, что лежала на колене, он держал Бримов пистолет. «Глок». Который ему не понравился… Или он нарочно так сказал, чтобы позлить Брима?.. Сам-то он пистолет держал как профессионал. Небрежно и уверенно. Так может держать оружие только тот, кто никогда с ним не расстается. Даже во сне.

– Я застрелил Шику, – убитым голосом произнес Брим.

Это прозвучало как признание перед судом. Мол, все, больше отпираться не стану. К лешему! Ведите меня, сажайте на электрический стул. Или – иголку в руку и тиопентал натрия по вене. И при этом можно кувалдой по затылку – чтобы наверняка.

– С чего это ты взял? – удивленно вскинул густые, кустистые, явно ненастоящие, приклеенные брови нищий.

Брим словно и не услышал вопрос. Медленно и плавно, будто двигаясь в невесомости, он опустил руку на обтянутую прозрачным, студенистым телом шоггота бедро и попытался ухватить в пригоршню шматок слизи. Сначала Бриму показалось, что ему это удалось. И он даже улыбнулся. Непонятно, с чего? Но когда Брим перевернул руку и разжал пальцы, оказалось, что ладонь пуста. Он почувствовал страшное разочарование. И обиду. Такую, что в носу защекотало и слезы на глаза навернулись. На шоггота ему было плевать – Бриму было жалко себя. Жалко до тошноты.

Он поднял мутный от слез взгляд. И увидел стоящего рядом с нищим Шику.

Мир снова перевернулся.

Да так резко, что Брим и заметить не успел, как свалился со скамейки.

Теперь он лежал на противно-теплом асфальте, смотрел в недружелюбно-темное небо и чувствовал, как из пулевого отверстия в виске пульсирующими толчками выплескивается кровь. Ему было не больно, а щекотно.

Склонившись, сверху на него смотрели двое. С одной стороны – ненастоящий нищий в солдатской шинели. С другой – Шика. У каждого – пистолет в руке.

– Меня убили? – тихо прошептал Брим.

Ему не было страшно – просто хотелось знать, что происходит?!

– Похоже на то, – кивнул странный тип, выдающий себя за бродягу. – Теперь твой приятель пропустил зараженный мемвирусом активный мемплекс и спровоцировал его самокопирование.

– Зато ты словил пулю, – весело подмигнул Шика.

– Тебя все еще тошнит?

Брим прислушался к тому, что происходило у него внутри. Ощущения были разные. Странные и по большей части непривычные. Оно и понятно – прежде ему не доводилось бывать мертвым. Он не мог сказать, тошнит ли его, но он точно знал, что слышит доносящийся откуда-то издалека блатняк, исполняемый под гитару сиплым, противным голосом. От которого у него тотчас же возникло устойчивое, подавляющее все остальные чувство вселенской тошноты.

– И что теперь? – полюбопытствовал Брим.

– А что теперь? – пожал плечами нищий, не то безразлично, не то устало. – Придется еще раз повторить.

– Что?

– Переход через точку поливариантности.

– На этот раз кто кого застрелит? – спросил Шика.

– Поглядим, – с недовольным видом буркнул нищий.

– Слушай-ка, – Шика посмотрел на нищего так, будто за его длинной, густой, нелепой, откровенно ненастоящей бородой стал просматриваться знакомый образ. Он поднял пистолет и озадаченно почесал стволом висок, – а ты вообще-то кто такой?

«Ай, молодец! – мысленно похвалил приятеля Брим. – Наконец-то спросил о самом главном!» – Вслух ему говорить было тяжело. Да и не хотелось.

– Я есмь начало и конец, – усмехнулся притворщик.

– Да кончай ты, – недовольно скривился Шика. – Что, совсем нас за дураков держишь?