– Ну, как-то так, – сказал молодой человек, выключая видеокамеру. – Дорогая, где наш шприц, больному требуется успокоительное…
Майор Огульнов не помнил, что было после этого. Укол в бедро, и он поплыл по девятому валу. Пробуждение было хуже смерти. Глеб Кириллович очнулся в лежачем положении, с ноющей головой, на относительно мягком одеяле, завернутый в какие-то тряпки. Распахнул глаза… и ничего не увидел! Гнетущая темнота – буквально осязаемая, плотная, зловонная, не хватало кислорода. Он закряхтел, пошевелился, понял, что больше не был связан, явный прогресс. Решил подняться, оперся в одеяло, лежащее на деревянном полу, подался вверх… и свалился обратно, треснувшись макушкой о потолок! Почему так низко? Он вскинул руку, чтобы потрогать пострадавшую макушку, но не смог: отставленный локоть уперся в стену. Стало дурно и страшно. Он помнил все, что было, до последнего укола – пусть плохо, через какой-то туман, но помнил. Распятое тело на кровати, какой-то «приговор», «трое суток высшей меры»… Что за бред?! Он завозился, выпластал обе руки из-под тряпок, принялся ощупывать стены и потолок. Дыхание перехватило, мурашки поползли по коже. Он ощупывал шершавые доски с заусенцами – упирался в них плечами! Прощупал потолок – до потолка, в натуре, было сантиметров десять! Натужился, принялся давить на него – можно подумать, что потолок отъедет… Он забил ногами – но и там все было плохо. Майор лежал в деревянном ящике, а вокруг было глухо и темно…
Сунули в гроб и закопали в землю? Не может быть, это какое-то средневековье… Страх обуревал, майор задыхался и из последних сил пытался сосредоточиться и проанализировать ситуацию. Он затаил дыхание и прислушался. Глушь глухая… И такое ощущение, что над ним многометровые пласты земли…
– Суки!!! – заорал он во всю мощь легких. – Вы покойники, мать вашу!!! – и добавил такую витиеватую фигуру речи, что стало легче, невзирая на приступ кашля.
Не могли его заживо похоронить, за что?! А если он действительно в гробу?.. Чушь, это не гроб, это какой-то примитивный ящик, в наше время даже безденежных старушек хоронят в нормальных домовинах, где все устлано нарядной тканью… Огульнов снова завозился, стал повторно ощупывать «декорации», тряпки под собой и на себе. Его «заботливо» снабдили одеялами, чтобы не замерз – не май месяц. К черту! Все равно замерзнет, если пролежит здесь еще немного. Он устал бороться со страхом, расслабился, досчитал до десяти, начал все заново. Определил, что ящик длинный, внутри несколько одеял, он может сбрасывать их с себя или закутываться в них. Щелей между досками нет, но воздух поступает (пусть немного и плохого качества). Почему? Он вывернул ногу и почувствовал, как судорога поползла от пальцев по лодыжке. Замер, но справился с этим. Облегченно вздохнул. Судорога в тесном пространстве – почти приговор. Майор был в своих ботинках. Куртка – тоже своя, под курткой джемпер. Его одели, пока он пребывал в прострации. Вот же твари… Брюки, ключи, какая-то мелочь в тысячных купюрах, телефон… Не может быть! Он выудил, задыхаясь от волнения, свою навороченную «Нокиа», неужели проворонили, уроды? Поднес к глазам, ткнул в джойстик, зажегся экран! И чуть не завопил от разочарования – сим-карту удалили! Можно поиграть в «сердитых птиц», полюбоваться фотками на карте памяти… или использовать телефон в качестве фонарика! Впрочем, недолго – аккумулятор уже садился.
Мерклый свет прыгал по доскам, по тряпкам, что-то впереди, над ногами… Он всмотрелся: кусок трубы диаметром сантиметров восемь, врезанный в дерево, – по нему поступает воздух с воли. Лучше не пинать эту штуку, даже в ярости, мало ли что. Под правым коленом что-то было, он коснулся ногой, предмет отъехал. Вытянул руку, подтащил это нечто к себе. Пластик с водой – полтора литра. Какие благодетели. Подтащил еще что-то, это оказался хрустящий пакет, в котором, судя по тактильным ощущениям, были… сухари. Издеваются, суки?! Глеб Кириллович завыл, как волк на полную луну, перевалился на живот и охнул от боли, когда под сердце вонзилось что-то острое. А это что за хрень? Он вернулся в первоначальную позу и с недоумением извлек на белый свет свой табельный пистолет. Осветил его, извлек обойму – полная… Намекают, что можно застрелиться?
Не дождутся, ублюдки!!! Праведная ярость обрушилась на майора. Злоба заглушила последние доводы рассудка. Он проорал что-то матерное, оттянул затвор и выстрелил вверх!
Это был не самый удачный поступок в его жизни. Глеб Кириллович практически оглох, чуть не задохнулся от избытка пороховых газов, а позднее обнаружил, что через пробоину в крышке гроба ему на грудь сыплется тонкая струйка земли, и если ее сейчас же не остановить… Попутно со страхом подскочило давление, он чуть не лопнул от головной боли. Тупо смотрел на эту струйку, на растущий бугорок у себя под носом, машинально подмечал, что садится батарейка в телефоне. До майора окончательно дошло, что он, как истинный покойник, лежит под землей, и можно орать сколько угодно – едва ли он закопан в таком месте, где толпятся люди с идеальным слухом… Давясь слезами и кашлем, он оторвал кусок от одеяла, принялся затыкать дыру. Немного успокоился, провалился в обморок…
Когда он очнулся и все вспомнил, страх затряс с новой силой. Жизнь в телефоне едва теплилась, зажигалки, часов и сигарет его лишили. Пространство сжималось, как в черной дыре, – он никогда не думал, что страдает клаустрофобией. Страх выкручивал, превращал в ничтожество. Он боялся, что в трубе закончится кислород, что выпадет затычка, и его засыплет землей, что не выдержит крышка «гроба моего» и многотонная масса земли его раздавит. Боялся, что замерзнет, что захочет в туалет – о, срань святая, уже хотелось…
Время бесконечно тянулось. Он погружался в беспамятство, приходил в себя, пил воду. Выл и матерился, когда иссяк заряд аккумулятора. Терзали галлюцинации, видения, он старался думать о чем-то отвлеченном, но мысли сводились к одному, и это давило на психику. Почему его просто не убили? Кому нужна эта бесчеловечная пытка? Почему так вышло, что ОН – всесильный майор Огульнов, заслуженный работник внутренних органов, лежит в гробу глубоко под землей и его собственные внутренние органы разъедаются опухолью страха?
Когда мужчина вновь пришел в себя, вопрос уже стоял ребром. От нехватки кислорода пухла голова. Холод осваивал организм. Майор поднял пистолет и приставил ствол к виску. Глубоко вздохнул, задержал дыхание. Медленно пополз спусковой крючок, напрягся боек, чтобы сорваться и ударить по капсюлю… Сверкнуло в голове, он в ужасе отнял пистолет от виска, забросил подальше, пяткой отогнал в угол. Только не это, ничто не помешает ему сойти с ума…
Хватились офицера полиции только утром в среду. Заместитель Огульнова капитан Лихачев искренне удивился, когда в половине десятого вознамерился проникнуть к шефу по рабочему вопросу и наткнулся на запертую дверь. Пожав плечами, он решил, что вопрос терпит, и ушел в отдел. Через час выяснилось, что майора по-прежнему нет. Начальник РУВД полковник Власюк, возжелавший узреть у себя на ковре начальника уголовного розыска с планом работ, взял верхнее «ля», потребовал срочно добыть Огульнова, а если не добудут, то всю эту «не кондицию», бегающую по коридорам управления, он лично поставит в позу!
Выждав паузу, Лихачев отзвонился майору на сотовый. Огульнов не любил, когда его от чего-нибудь отрывали. Абонент был недоступен. Тогда он набрался храбрости и позвонил на квартиру. Отозвалась жена – смиренная Галина Игоревна. Майор не приходил домой ночевать! Она не удивилась – всякое случалось за годы счастливой супружеской жизни. Ведь ее муж такой трудоголик. Лихачев уточнил – она ничего не путает? Женщина удивилась, не поняв, как тут можно напутать? Потом спохватилась: «Позвольте, так он и на работу сегодня не являлся?» – и голос ее сделался каким-то встревоженным.
Капитан положил трубку и озадаченно на нее уставился.
– Бедная женщина, – вздохнул раскабаневший на оперативной работе молодой лейтенант Корочкин. Он обедал за рабочим столом – поедал «Доширак» и закусывал его бутербродами с рыбой. – Как ты думаешь, Володя, она и теперь его простит?
