Точно по расписанию из дымки горизонта выползла темная полоска берега, в течение пятнадцати минут разросшаяся до вытянутого поперек курса острова, холмящегося невысокими вершинками и украшенного полоской снега вдоль хребта восточной части.

Четыре десятка километров за островом тянулся пролив испятнанный островами. Алексей уверенно ставил точки на карте и пририсовывал островки. Карта у нас оставляла желать лучшего.

Под брюхом величественно проплыл материковый ледник, оседлавший береговой хребет. Самолет качнул крыльями, поправляя курс на десять градусов к востоку. Алексей коротко доложил «Тридцать две минуты до залива». Угукнул, не отрывая взгляда от ползущей стрелки термометра правого двигателя. Образцовость заканчивалась, начинались проблемы.

Ледник оборвался заливом, глубоко вдающимся в материк. После залива опять потянулись горы и снеговые вершины. Уменьшил газ правого двигателя, компенсировав тягу левым двигателем и ногой. Стрелка термометра левого немедленно поползла вслед за правым. Глянул на карту. Еще десяток километров до залива, и вдоль него до поселка около полтинника. Двадцать пять минут, примерно. Стрелка правого подползла к критической риске на приборе. Но отключать нельзя — грохнемся прямо на ледник. Надо тянуть еще минут пять. Потом и планировать можно.

— Алексей, разводи пары, готовь систему пожаротушения правого двигателя.

Собственно, все пожаротушение у нас сводиться к направлению пускового пара не в двигатель, а внутрь гондолы. На земле это работало нормально, но насколько эффективна система в воздухе, при крейсерской скорости — никто не проверял.

Ледник уполз за корму и впереди виднелся рукав залива, тянущийся с востока на запад, прямо к поселку. Можно было глушить правый двигатель… но тянул с этим. Раз уж судьба указала на двигатель, использую этот шанс.

Дело в том, что в конце перелета намеревался разбить «Аист» при посадке. Сердце кровью обливается, но лететь обратно к Алексии, это уже безумие. Разумные доводы царевича не пробирают. Люди ликуют на волне эйфории от небывалого, утратив осторожность. Без жертв это дело точно не останется. Вот и решил принести жертву. Прости «Аист».

Высшие силы углядели мою решительность, внеся свои поправки. Теперь есть шанс довести самолет целым, но без одного двигателя. Тогда даже царевич согласится, что лететь нельзя. И заменить двигатель нам нечем. Но мотор должен серьезно пострадать. Вот и ждал…

— Горим!

Алексей, приклеившийся носом к остеклению и высматривающий здоровье правого двигателя, отшатнулся от стекла с испуганным видом. Состроил для него серьезную, озабоченную мину, убирая правый сектор газа на стопор и перекрывая подачу топлив.

— Так туши! Чего ждешь?!

Стукнул по руке царевича, попытавшегося опустить оба рычага пожаротушения. Нам только не хватало еще и левый двигатель «потушить». Опустил один правый рычаг. За перегородкой автономки засвистело. Теоретически, теперь за нами должен тянуться белый след. Но мне его не видно. Свист снизился до тихого шороха.

— Ну, как там?

Продолжающий наблюдать за двигателем царевич повернул бледное лицо

— Еще горим.

— Бл…ин.

Перекинул рычаг в закрытое положение, давая пару набрать давление.

— Подтяни привязные ремни!

Под крылом проползал рукав залива, высота два километра. Давно хотел это сделать! Ручка от себя на борт, педаль вбок. «Аист» заскользил на правое крыло, проваливаясь в ущелье залива и вставая на ребро. Мерно шипящий по фюзеляжу воздух заревел и завыл. Или это Алексей воет? Да и ладно. Главное вытянуть самолет плавно, а то без крыльев останемся. Хорошо еще, что практически пустые теперь летим.

С трудом набранные метры высоты откручивались стрелкой высотомера. Заодно убедился, что на трех сотнях километров в час конструкция не разваливается. Только рули стали очень тугие.

Выровнялись на двух сотнях метров над заливом, потянул сразу в горку, сбрасывая скорость. Алексей сидел, схватившись двумя руками за кресло. Хорошо, что не в ручку управления вцепился. Недоставало только еще и его пересиливать.

В верхней части горки вновь дернул рычаг пожаротушения. За перегородкой свистнуло.

— Посмотри, как теперь с двигателем.

Самодержец зашевелился на своем троне, постепенно размораживаясь. Надо будет со всеми курсантами провести сеанс глубокого пикирования.

— Алексей! Ты меня слышишь?!

Ошалелый взгляд, обращенный в мою сторону и неуверенный кивок

— На двигатель посмотри!

Для верности потыкал рукой в сторону бокового остекления. Алексей нащупал замки и ослабил ремни, приникая к иллюминатору

— Н. ее го. рит.

— Вот и славно!

Закрыл систему пожаротушения. Подпустил беззаботности в голос.

— Осталось каких-то сорок километров! И на одном моторе дотянем! Выключай автономку.

Изображать радость не пришлось. Душа на самом деле пела. Мы. Никуда. Больше. Не. Летим. И заслуживший уважение «Аист» остался цел! Омрачала радость только стрелка термометра левого двигателя, карабкающаяся к пожароопасной черте. Уменьшил чуток обороты, пошел к цели со снижением. Запас высоты маленький, но под нами залив — считай, посадочная полоса длиной сорок километров и шириной пять, постепенно расширяющаяся до двадцати. Садись хоть вдоль, хоть поперек, хоть в тумане и ночью. Лишь бы на «рифы» не нарваться.

Бросал периодические взгляды на левый двигатель. Алексею было не видно, но за нами начал тянуться легкий дымный след. Сотня часов ресурса оказались явным преувеличением. Точнее, сотня запусков по часу, наверное, возможны. А вот десяток часов непрерывной работы двигатель убивает. Надо будет снять обоих страдальцев и разобрать в Алексии по винтикам. Подумаем, что требует доработок.

Стал отчетливо виден остров на месте разделения двух рукавов залива. Самолет шел на бреющем над волнами. Двигатель еще держался, но стрелка уже перевалила опасную риску. Не дотянем.

— Подтяни ремни. Садимся.

Убрал газ, подождал снижения скорости.

— Закрылки.

Самолет пронесся над россыпью камней, качнул крыльями, выбирая чистый вектор посадки, и стал глиссирующим катером. Добавил оборотов двигателю. На недоуменный взгляд царевича ответил.

— Мы теперь не самолет. Мы теперь аэроглиссер, у которого в любую секунду может отказать двигатель. Но если его не перенапрягать, то можем так и доехать по воде. Мелкие брызги и водяная пыль хоть немного мотор остудят.

Сразу скажу — лететь было много приятнее, чем скакать по волнам. Нога устала держать направление, видимость вперед посредственная. Алексей даже привстал и прижался лицом к лобовому стеклу, пытаясь углядеть камни.

Не доходя до острова, повернули направо, вслед за берегом, вспенивая фюзеляжем уже воды северного рукава залива. До поселка оставалось восемь километров, или примерно полчаса с нашей текущей прыткостью. Стрелка термометра, снизившая было свои аппетиты, вновь поползла к роковой риске. Пошипев сквозь зубы, уменьшил обороты. Фюзеляж осел в воду, и мы стали просто катером. Не глиссирующим. Чувствую, с такой тенденцией скоро станем гребным судном.

Недотянули совсем чуток. Пару километров. Уже поселок различить можно было. Левый двигатель густо задымил, пришлось его выключить. На всякий случай, задействовав систему пожаротушения. Вот теперь мы плот.

— Стреляй красной ракетой. Пусть из поселка катер для буксировки присылают.

Откинулся на спинку, закрывая глаза. Внутри распускался тугой комок напряжения. По ушам хлопнул выстрел ракетницы. В вялом сознании всплыла мысль, что теперь можно распахнуть створки заднего люка и получить доступ к окружающей среде. А то очень уж давно Хотелось…

Так и закончился этот «беспримерный» перелет. Что про него скажут потомки — не ведаю. Лично у меня цензурных слов не нашлось. В одном авторы будут правы — когда распахнулись створки люка и появились «герои» на их лицах была написана радость и счастье. За кадром останутся только подробности, что именно там журчало, и какие слова были сказаны, так как никто этого не видел и не документировал.