На этом же смотре слегка поругались с самодержцем — меня возмущало сколько денег тратим на солдатскую форму, а она, при этом, на рыбьем меху. Даже плащи в мороз делу не помогут. В итоге напросился на очередную проблему, одеть за свой счет — а государь посмотрит, и если ему понравиться … А цена вопроса, между прочим, минимум 4 тысячи рублей на эту толпу. Язык мой — враг мой.

В конце ноября совсем уж собрался уходить на север, но … умер Патрик. Было жаль. Хоть штаб флота и продолжил работать без Гордона и без сбоев.

Петр скорбел сильно. Гордон был с ним от самых первых «потешных» игр в живых солдатиков. На могиле Патрика Петр сказал: «Я и государство лишились усердного, верного и храброго генерала. Когда б не Гордон, Москве было бы бедствие великое. Я даю ему только горсть земли, а он дал мне целое пространство земли с Азовом». Достойная эпитафия. Задержался в Москве еще на четыре дня. Шпионы затихли, балы наоборот, становились все громче и красочнее. Меня не трогали, и меня не трогала эта суета — мысленно был уже в походе, форштевни резали черную воду, одевая кильватерный след в белый шарф пены, море хмурилось, но было понятно, где друзья и где враги. Можно считать, что шел в отпуск.

В начале декабря огромный караван начал разворачивать свои змеиные кольца из поместного лагеря в сторону Вавчуга. Выступили наперекор всем советам — да, нам придется менять колеса на полозья по дороге, да, лед еще не везде надежный, да, застанем самую непогоду. Но мы идем не просто так, мы идем в учебный поход, и будем учить надежду русской армии не только воевать, но и выживать. Пусть, вместо месяца будем идти два, а то и два с половиной. Будем беречь конницу, и тащить четыре мелкие медные пушечки, выторгованные мной у Петра как наследство к курсантам. Да, будет тяжело. Но с нами русское упорство, мои знания, десяток медичек и Бог, в лице Ермолая — что ни будь из этого должно помочь.

Опыт вождения больших караванов уже был, и перед отправкой постарался позаботиться о мелочах. Даже умышленно забыл рукавицы — так положено, забывать что-нибудь важное, задабривать дух дороги. Традиция. Причем считается за жертву только то, что действительно важно. Теперь мерзли руки. Но дорога шла как по маслу.

Пехота двигалась штурмовым строем, коробочками капральств, меняя фронтальную линию каждые 15 минут. Более того, смена, в два раза реже, касалась и командира, каждые 30 минут во главе капральства становился новый начальник. Морпехи стали инструкторами, и с удовольствием гоняли уже не все капральство, а только командира, но зато с удесятеренной силой. Было даже не совсем понятно, что тяжелее — нести щиты во фронтальной линии или командовать — по крайней мере, пар активно поднимался над всеми.

Нитка подмерзшей дороги нанизала на себя сотню капральств, как зеленые бусины, и растянула это ожерелье более чем на километр. А потом еще почти на километр тянулся обоз для Вавчуга, возницы которого с интересом наблюдали за нашими военными играми. За каждой зеленой бусиной капральства шла гнедая бусина каптера, поскрипывая перегруженным возком. Каптера меняли с частотой командира, вот только работы для него не придумали, и эта должность считалась отдохновением до тех пор, пока капральство не вставало на привал.

Гнал пехоту по жесткому варианту туристической походной инструкции. Каждые 15 минут — минута отдыха и смена, каждые 30 минут — пятиминутная передышка и смена. Был бы это летний режим перехода, привалы можно удлинить в два раза, а зимой более 5 минут привалы делать не следует. Сидеть разрешал только на деревянных щитах, пока не справим солдатам войлочные «пендели».

Обеденный привал занимал около полутора часов, при условии, что десяток кухонь обоза начинали готовить его заранее.

Шли медленно, по моим понятиям. Со средней скоростью около 3х километров в час, на ночевку вставали после 20 километров перехода. Пробовал дотянуть переход до 30 километров, но слишком рано зимой темнеет.

Еще проблемы были с конницей — просто не знал, что с ней делать. В итоге оставил за ними дальнее патрулирование, с обязательным нанесением на бумагу всех ориентиров, и привязкой их по расстояниям от дороги. Посылал на маршрут несколько групп и потом сравнивал рисунки. Ругался, и объяснял по новой, как снимать кроки местности. Но в целом, у меня начала образовываться неплохая карта окрестностей тракта. Листы отдавал в капральства, пусть морпехи заставляют курсантов разбираться в этих каракулях. Бумага, закупленная для Вавчуга, расходовалась стремительно, хорошо, что купил с запасом.

Позже завели еще группу конных «пугал» — которые разгонялись лавой перед идущим первым капральством и швыряли в него ветки и камешки — коннице эта забава особо понравилась, чего не могу сказать о капральстве. В результате возглавляли строй капральства по очереди, вставая на растерзание конницы после обеденного привала и после ночевки.

Безусловно, такие игры не проходили без побитостей, и медичкам в обозе начали поступать пособия для тренировки. Еще неизвестно, кому было легче, пехоте под огнем конницы или пехоте под ласковыми руками сестер милосердия. По крайней мере, специально напроситься в больные или подставиться — солдаты не старались, особенно после того, как распустил слух, что медички у нас такие же курсанты, как и пехота и им надо материал для тренировок. И чем тяжелее будут повреждения, тем больше способов на больном попробуют ученицы. Могут и зубы начать драть после ранения в голову — мало ли, как их обучили.

В результате тяжелых травм не было, самое глобальное — рваная рана на шее, не зацепившая артерию. В другом случае — сотрясение мозга, случайно обнаружившегося в полностью деревянной голове идиота, глядящего по сторонам при атаке конной лавы. Ну и переломы — но это уже не от конницы, а от неудачных падений со щитами.

Ссадины и фингалы за раны не считали. Фингалы появлялись и у конницы, обычно на привалах — но эти вопросы быстро уравновесились и ежедневные учения протекали с огоньком.

Когда народ втянулся в поход, военные игры даже начали нравиться всем участникам. А что? Работа не пыльная, кормят, спать укладывают, да еще и развлекают — просто идеальная иллюстрация для плаката «Записывайтесь в солдаты».

Но усложнять тренировки не стал. На самом деле все усложняла погода, которая создавала препятствия с большей фантазией, чем инструктора-морпехи.

Шутки шутками, но переход получался очень тяжелый — русская зима, сгубившая массу войск в истории — плотоядно присматривалась к нашему ожерелью, пробуя для разминки на нас кнуты метелей и кистень мороза. Плюнул на экономию, начал разрабатывать новый вариант формы всерьез, без оглядки на то, что мне за опытную партию и платить.

В Промышленный союз уже попросились несколько купцов текстильного толка, например Сериков и Дубровский — модернизируем их предприятия под выпуск обмундирования и верну свои вложения.

Самой острой проблемой в разработке обмундирования стал утеплитель. Что такое утеплитель? То, что не дает теплу уходить от теплого тела. То есть, вещество, очень плохо проводящее через себя тепло. В идеале это вакуум, как в колбах термосов — у него самые хорошие характеристики удержания тепла, если не вдаваться в подробности и не сыпать научными терминами. Его теплопроводность будем считать равной нулю, тепло он не проводит, в идеале, конечно.

А вот лучше всего проводит тепло … алмаз. Сила тока тепла через него может превышать киловатт через кубический метр алмаза при перепаде температур внутри и снаружи всего в один градус. Вопрос — где ученые откопали такой алмаз для экспериментов и куда потом дели — не ко мне, а к компетентным органам. Но смысл простой — сколько не грей дом с алмазными стенками — все тепло немедленно улетит наружу. Самый плохой утеплитель.

Примем его за 1000 условных единиц потерь тепла. Именно тысячу, подчеркивая, как все плохо и облегчая подсчет мелких величин. Вот теперь, имея две точки — отличный утеплитель и отвратительный утеплитель — попробуем оценить другие материалы.