***

64 корабля союзной эскадры, поймав западный ветер, уходили с рейда острова Фемарн, курсом на восток, двумя кильватерными колоннами. Приближалось время реванша.

Ван Альмонд, стоя на ахтердеке «Принцессы», возглавляющей правую колонну флота, ревностно разглядывал в подзорную трубу линии кораблей, особо уделяя внимание отстающему «Соверену», возглавляющему левую колонну. Вновь всколыхнулось раздражение, вспомнились прошлые споры, когда бритты критиковали голландские корабли за «плоскодонность», а голландцы критиковали бриттов за перегруженность их кораблей орудиями. Истинна в этих спорах, понятное дело, не родилась — а вот совместные походы англо-голландских эскадр утеряли стремительность, даже при благоприятных ветрах.

Впрочем, раздражение адмирала стало явлением почти постоянным, в результате чего вокруг него на корме не было ни одной живой души. Может по этому, не желая тревожить лишний раз командующего, доклад о паре парусов впереди, на горизонте, поступил с запозданием.

Боевая тревога, переданная по кораблям флажками, прогремела топотом ног матросов по палубам, и хлопнула парусами, убираемыми «по-боевому». Флоты шли навстречу бою, распознав в далеких парусах нового, но успевшего запомнится, врага.

Похлопывая сложенной трубой, Филипп спускался по трапу на среднюю палубу, намереваясь подняться на фордек, с которого было удобнее следить за маневрами кораблей московитов. В том, что эти корабли начнут маневрировать — адмирал не сомневался, именно это, по мнению всех штабов, было сильной стороной новых кораблей. Противодействий этой тактике маститые адмиралы предлагали множество, сходясь в итоге к одному — надо пробовать,… но лучше застать корабли московитов на рейде и без экипажей на борту. Жаль только, что честь опробовать наработки штабов выпала ему, Филипу ван Альмонду, старому цинику, понимающему, что если он победит, недоброжелатели скажут — «… не удивительно, при таком численном перевесе». А если проиграет… впрочем, тогда его мало будут волновать недоброжелатели, он никуда не уйдет с «Принцессы», разделяя ее судьбу.

***

Первые залпы баталии разнеслись над морем в два часа пополудни 27 мая 1703 года. Первые фонтаны воды заплясали вокруг кораблей, возглавляющих колонны флота. Раздражение Филиппа, наконец, нашло свой выход, обрушившись на канониров, не способных ответить московитам. Дальность и точность огня противника давно уже не являлась неожиданностью, большинство кораблей королевского флота и объединенных провинций, прошли модернизацию, увеличившую высоту пушечных портов и механизм подъема стволов. Вот только помогало это мало. Окутавшийся дымом, в ответном залпе, правый борт Принцессы принес только разочарование — фонтаны плясали вокруг вражеского корабля, не причиняя ему видимых повреждений. Более того, противник применил свой второй козырь — маневр — разорвав дистанцию и продолжая идти параллельными курсами уже вне зоны досягаемости пушек флота, сам, при этом, ведя редкий прицельный огонь. А как прикажете отбиваться от этих юрких угрей?

Адмирал с силой схлопнул зрительную трубу, приняв решение максимально увеличить скорость, распустив паруса из боевого положения в походное. И именно в этот момент, следующий в кильватере «Принцессы» восьмидесяти шести пушечный «Captain General», получил первое попадание, взорвавшее правый борт линкора огненной вспышкой и фонтаном деревянных щепок. Адмирал от души приложил по планширю дорогой зрительной трубой, сопровождая сие действо длинным, сложносоставным словом, в котором упоминались новорожденный, оспа и самка собаки, перемежающееся действиями всех этих лиц друг над другом. Капитан «Принцессы», подбежавшей в этот момент к адмиралу, только качнул головой, сожалея, что, не являясь протестантом, не может позволить себе так ярко выразить наболевшее. А выразить было что — так как водяные фонтаны вырастали уже прямо под бортами его корабля, и попадания можно было ожидать с минуты на минуту.

***

Пятый час флот упорно шел на северо-восток под огнем двух кораблей противника. Перепробовав все рекомендации штабов, вплоть до перестроения флота во фронтальный ордер, и попыток прижать московитов к берегу, ван Альмонд теперь уповал только на скорость и прочность своих кораблей. Уповал не зря. Да, многие линейные корабли дымили свежими проломами и демонстрировали дыры в парусах — но ордер пока не потерял никого. Максимальная скорость, которую могли развить колонны, вместе с постоянным маневром в сторону атакующих судов — существенно снизили точность попаданий противника, а пара удачных бортовых залпов кораблей флота, заставила московитов еще больше разорвать дистанцию.

Пять часов напряжения измотали команды почище шторма в Английском проливе, канониры на орудийных палубах уже сменились, а вот матросов на снастях заменить было некем и они начинали делать ошибки при маневрировании.

Филипп ждал темноты, прибежища всех каперов, мысленно проклиная себя, адмиралтейства и московитов. Сильно бил по чести флота, и его гордости, тот простой факт, что всего две «гончих» загнали, и постепенно пересиливают стадо матерых кабанов. И больше всего в этой аналогии настораживал возможный «охотник», идущий по следам этих гончих. Если бы Филиппа не заверили, что весь флот московитов ушел к Риге, он бы предпочел плюнуть на конфронтацию с адмиралтействами и уйти обратно. Но уйти от боя всего с двумя кораблями дежурной пары противника он не мог — его офицеры ему этого просто не позволят.

Изменение течения боя застало ван Альмонда в его каюте, сидящим в кресле, и растирающим ноющие от долгой беготни колени. Возраст давал о себе знать. Внезапно, среди редких выстрелов «загонщиков», далеко за кормой, прогрохотали новые залпы. Гулкие и насыщенные. Одним только звуком дающие понять, что игры закончились. Сердце адмирала пропустило удар, вторя замершей в мозгу мысли — «Началось! Охотник пришел». Ворвавшийся, без стука, в каюту лейтенант, застал адмирала с непроницаемой миной на лице, приводящим в порядок свою одежду.

— Минхер адмирал! Эскадры красного флага атакованы неизвестным кораблем…

Продолжал доклад лейтенент уже на бегу.

— Бомбардирские корабли арьергарда горят и выходят из ордера, фрегаты…

Адмирал только махнул рукой подчиненному, прерывая офицера и взбираясь по крутому трапу на ют. Гремящие позади колонн флота выстрелы и взрывы говорили лучше любого доклада о положении дел.

Открывшаяся за кормой картина заставила Филиппа остро почувствовать все прожитые года. Ровно посередине, между двумя колоннами шел со спущенными парусами, не иначе как при помощи дьявола, приземистый серый корабль, в размерениях фрегата московитов. Коли отбросить нечистую силу — оставалось только признать, что на флоте противника появились новые корабли. Невиданные и страшные своей смертоносностью. Низкий силуэт серого корабля порой терялся на фоне волнующегося серого моря — не удивительно, что противнику удалось так незаметно зайти в тыл отвлекшегося на «гончих» флота.

Удивительно было другое — корабли арьергарда, выходя из ордера, и разворачиваясь бортами к пришельцу, покрыли все море вокруг него фонтанами близких попаданий. Не верилось, что среди пятидесяти пушечных кораблей арьергарда, стреляющих с близкой дистанции, настолько плохи канониры. Этого «призрака» должны были уже изрешетить ядрами как мишень на маневрах!

Стараясь не думать о нечистой силе, и о том, как на нее реагирует команда, адмирал лихорадочно искал выход. На его глазах «призрак» порвал в горящие клочья, залпами обоих бортов, еще два корабля и перенес огонь на следующую пару. Все придумки адмиралтейств рассыпались в пыль. Воевать с дьяволом под силу только господу.

Филипп раздавал приказы, на начало оговоренного заранее маневра к ретираде, когда в среднюю палубу «Принцессы» впилась бомба, от подкравшейся с правого борта «гончей». Корабль вздрогнул, в очередной раз открываясь обшивкой навстречу шару огня. Летящие щепки, крики людей, сигнальщик, вывалившийся от толчка за борт. Господь и впрямь отвернулся от флота.