— Я приехал на вашей машине, — говорил мистер Гудсон, нервничая. — Надеюсь, вы не в обиде. У меня есть страховка и все прочее, горючее я заправил.
Промямлив, что все хорошо, я написал, что благодарен ему за то, что он довез меня до больницы.
— Я не знал, следовало вызывать полицию или нет. Не столько из-за вас, сколько из-за вашего друга.
— «Какого друга?» — написал я.
— Я думал, вы его знали. Которого запихали в красную «альфа-ромео». Он не хотел ехать и кричал во весь голос. Но тут вы появились, шатаясь как…
Его речь сама собой иссякла, когда он заметил, что я что-то царапаю в блокноте.
— Да, я уверен, что это была красная «альфа-ромео». Я состою членом Автомобильной ассоциации государственных служащих уже пятнадцать лет. А что?
Я покачал головой, как бы говоря «ничего особенного». Однако в моем подсознании к общей картине добавилась еще одна черточка. Говоря, что Басотти ждет меня в «Макдоналдсе», Зверь Востока упомянул красную «альфа». При мне Басотти всегда ездил на старой «сьерре». По моим догадкам выходило, что хорек Сэмми и его крупногабаритный друг просто ждали, пока я выведу их на Тигру в Нижнем мире. Меня подставили, чтобы я подставил Тигру.
— Вам действительно от меня больше ничего не потребуется? — спросил мистер Гудсон.
Я написал: «Как насчет дать кое-кому пару уроков вождения?»
После мистера Гудсона пришли Данкан с женой Дорин. Только взглянув на пластмассовую маску, они хором выпалили: «Как фантом оперы!» Я засчитал их восклицание за два отдельных.
Данкан еще раз наведался в понедельник, и с ним — Зайчик.
Я не виделся с Зайчиком после нашего концерта маренги в клубе на Оксфорд-стрит. Он сказал, что хочет пригласить меня на новые выступления. В действительности Зайчик пришел не ко мне — его как магнитом тянуло к медсестрам. Он с азартом поведал мне, что все они носят черные чулки с подвязками.
Неправда, написал я ему. Ни одна не носит. Я проверял.
Зайчик сразу же скис.
Дуги и Миранда тоже заскочили, произнесли дежурную фразу о фантоме оперы (двадцать шестую по счету) и съели все фрукты, которые принесли с собой.
Почему в больницу всегда носят фрукты? Когда человек лежит на больничной койке, ему хочется врезать чего покрепче и покурить, а они тащат фрукты. Есть профессионалы, которым платят за проявление заботы о здоровье пациента, любители не должны мешаться под ногами.
Я получал открытки от людей, которые не могли знать моего адреса, не говоря уже об адресе больницы. Я получал открытки от людей, от которых специально скрывал свой адрес. «Мистер Спрингстин» оставил на автоответчике сообщение, из которого я узнал, что у него хороший аппетит, — голос, кажется, был Фенеллы, — а Нассим, наш дорогой хозяин, разрешил не вносить пока квартплату за текущую неделю ввиду особых обстоятельств. Какая щедрость!
Я уже почти мог говорить нормально и начал требовать выписки, предлагая освободить койко-место, когда ко мне приехал Кримсон. Я был не против увидеться, но очень удивился.
— Как раз был рядом по работе, — сказал он, чтобы я не зазнавался. — Вот и подумал: дай заеду. Боже, да у тебя вид как у…
Сто тридцать четвертый повтор.
— Не сюсюкай. Что надо?
— Слушай, уже и к другу по-нормальному в больницу съездить нельзя? Разве тебе не полагается сидеть на кровати в ожидании и смотреть на часы каждые пять минут? Я так хорошо все спланировал.
— Выпить принес?
— Не-а.
— Наркоту?
— Ты что? В больницу? У тебя не сотрясение мозга?
— А виноград?
— Чего?
— Бананы, ананасы, киви, маленькие мерзкие рогатые дыньки, которые продают в супермаркете, и никто не знает, как их есть?
— Не, фрукты не принес.
— Тогда от тебя больному нет ни-ка-ко-го проку. Меня все равно выпишут не завтра, так послезавтра. Не надо продлевать мою агонию.
Он неуверенно улыбнулся и сунул руку в кожаную байкерскую куртку:
— Я привез тебе газету.
Последние слова были сказаны без тени иронии.
Это оказалась «Ивнинг стандард», вчерашний послеобеденный выпуск, хотя какая разница. Кримсон раскрыл ее на пятой полосе и ткнул пальцем в колонку кратких новостей: вдруг до меня еще не дошло, что он не шутит.
Газета сообщала о начавшейся (и тут же приостановленной на время дорасследования) судебно-медицинской экспертизе. Обнаженное тело Кристофера Робина О'Нила было обнаружено после прилива в субботу вечером у моста Блэк-фрайарс. Под куцым сообщением имелась пометка «см. стр. 14».
В статье на четырнадцатой полосе, написанной каким-то задрипанным ученым, говорилось об опасностях, которыми изобилует жизнь бездомных наркоманов, и о том, что метод приблизительного анализа лучше полного исследования. Из текста напрашивался вывод, что все лондонские бездомные, во-первых, конченые наркоманы, во-вторых, ждут не дождутся своей очереди, чтобы раздеться догола и сигануть с моста в Темзу.
Я читал, пока мог бороться с отвращением. На долгую борьбу меня не хватило. В статье задавался вопрос: вот из реки достали тело шестнадцатилетнего мальчика, которого смогли опознать, так как он состоял на учете в полиции как наркоман, так не пора ли кому-нибудь что-нибудь сделать? Еще бы не пора!
Я посмотрел Кримсону в глаза:
— Этот парень — Тигра? Ты это пришел сказать?
— Вряд ли второй такой еще где-то есть. Я тут подумал: ты о нем все расспрашивал, вас водой было не разлить, может, ты знаешь, что с ним случилось?
— Не знаю. Но, кажется, знаю человека, который должен знать.
13
— Мисс Бинкуорси сделала за последние дни огромный скачок вперед, — сказал мистер Гудсон.
— А все потому, что мистер Гудсон такой терпеливый инструктор, — жеманно откликнулась Фенелла.
— Дайте мешочек, меня сейчас стошнит, — пробормотал я на заднем сиденье «метро» с двойным комплектом управления, но они не расслышали.
Когда в день выписки в больницу явились мистер Гудсон с Фенеллой, я подумал, что меня доставят домой стильно, в «Армстронге», Фенелла будет прижимать мою голову к груди, а я через соломинку буду цедить водку с апельсиновым соком. Мало того, что они забыли водку, оказалось, что Фенелла взяла больничный, чтобы урвать еще одно занятие по вождению. О состоянии моего здоровья и о том, каким шоком или нервным стрессом это может для меня обернуться, никто не подумал. Пришлось сидеть, закрыв глаза, и страдать. Насколько люди все-таки эгоистичны!
Я попросил их остановиться возле аптеки — мне, мол, надо взять болеутоляющее по рецепту. Рядом — разумеется, по чистой случайности — оказался винный магазин. Пока Фенелла безуспешно пыталась поставить машину параллельно бордюру, я зашел в аптеку справиться насчет предписанного лекарства. Как я и предполагал, лекарство по рецепту оказалось впятеро дороже и вдвое сильнее того же лекарства, но без рецепта. Я попросил сотню таблеток без претензий, порвал рецепт в клочки, хотя в некоторых районах города его можно было загнать за пару фунтов, и прихватил пакетик детских соломинок с коленцем — легче было пить «Спешиал Брю», купленное в соседнем магазине. После двойной дозы таблеток и нескольких глотков пива я был готов ехать до самого Хэкни. Еще лучше стало, когда я зажмурился.
В целом до дома мы добрались без приключений, за исключением опасного сближения с автобусом у моста Блэкфрайарс, но, так как Фенелла автобуса не заметила вообще, инцидент был не в счет.
На Стюарт-стрит никто не вывесил флаги в честь моего возвращения, однако квартира была прибрана и кто-то купил бутылку молока и полдюжины банок супа, одобренного Обществом вегетарианцев. Ни курева, ни выпивки. Спрингстин тоже не показывался, хотя так было даже лучше. Он бы на меня завыл. И дело не в моем виде, он любил выть на меня в принципе, а тут меня не было целых пять дней. Сколько у него воя-то накопилось! Кроме того, кот мог околеть со смеху при виде маски, которую мне наказали носить еще неделю.