— Дай мне сумку.
Мальчик потянулся к промокшей насквозь котомке, полной моллюсков. Вода капала с днища и струилась по голой ноге.
— Мою сумку?
— Дай ее мне.
Халцедония с усилием выпрямилась, насколько позволяла поврежденная конечность, и теперь возвышалась над ребенком на два с половиной метра. Халцедония протянула манипулятор и из архива файлов выудила программу вежливого обращения человеческих существ:
— Пожалуйста.
Грязные пальцы Бельведера нащупали узел, отвязали котомку с плечевого ремня и отдали Халцедонии. Манипулятор сомкнулся над ношей. Анализ показал, что волокна хлопковые, не из нейлона, так что Халцедония переложила сумку в большие манипуляторы и обдала маломощным микроволновым импульсом.
Она не должна была этого делать. Подобная активность опустошала ее топливные клетки, пополнить которые она уже не сможет. Но у нее оставалось последнее задание.
Она не должна была. Но не колебалась ни секунды.
Из сомкнутых манипуляторов поднимался пар, и щелкали, открывались раковины моллюсков, запекавшиеся в собственном соку во влажных листах водорослей, которыми было выложено дно сумки. Халцедония осторожно вернула котомку Бельведеру, стараясь не расплескать получившуюся похлебку.
— Аккуратно, — предупредила она. — Горячо.
Ребенок последовал ее совету и, опустившись рядом на песок, скрестил ноги. Под листом водоросли раскрытые раковины напоминали крохотные самоцветы: бледно-оранжевые, розовые, желтые, зеленые, голубые… Россыпи драгоценных камней на подушечке из прозрачно-зеленой ульвы, морского латука. Бельведер осторожно попробовал одного моллюска и остальных умял с великой скоростью и аппетитом, разбрасывая пустые раковины.
— Водоросли тоже ешь, — сказала Халцедония. — Они богаты питательными веществами.
Когда начался прилив, Халцедония продолжила поиски. Она походила на гигантского горбатого краба, лишившегося пяти конечностей. В лунном свете ее панцирь сиял, словно спинка насекомого, и болтавшиеся под брюхом путы с драгоценностями побрякивали, словно камушки, что перекатывают в ладони.
Ребенок шел за ней по пятам.
— Тебе надо поспать, — сказала Халцедония, когда Бельведер уселся на песчаной отмели, под возвышающимися, словно башни, глинистыми наносами.
Он ничего не ответил.
В динамиках зашипело, заклокотало, прежде чем Халцедония заговорила снова:
— Тебе надо взобраться наверх, уйти с пляжа, эти наносы неустойчивы. Сидеть под ними небезопасно.
Бельведер подобрался к краю насыпи, выпятил нижнюю губу:
— Ты же остаешься.
— У меня панцирь. И я не могу карабкаться. Раскачиваясь взад-вперед на двух больших манипуляторах,
Халцедония постаралась для пущей устойчивости врыть поврежденную конечность в песок как можно глубже.
— Но твой панцирь расколот.
— Это не важно, ты должен вскарабкаться наверх.
Она подняла Бельведера над головой. Тот задергался и заверещал. В испуге Халцедония решила, что причинила ему вред, но мальчишка, как оказалось, просто заливался смехом. Она посадила его на пологий склон недалеко от вершины наноса и осветила путь фарами:
— Лезь!
Бельведер взобрался наверх. И вернулся на следующее утро.
Под заботливым присмотром робота он начал набирать вес, хотя по-прежнему бегал в грязных лохмотьях. Халцедония ловила и жарила для него морских птиц, учила разводить костер, обшаривая свою огромную базу данных в поисках пособий по уходу за человеческим отпрыском. Рос он быстро, доли миллиметра в день. Она анализировала и исследовала состав морских водорослей и заставляла Бельведера есть их, а он добывал для нее сокровища, которые Халцедония была не в состоянии подобрать. На некоторые из них реагировали датчики радиации. Для робота они опасности не представляли, но она предпочитала такие находки оставлять без внимания. Теперь на ее попечении человек; программа требовала заботиться о его здоровье.
Халцедония рассказывала истории. Библиотека ее была обширна — полна книг о войнах, морских сражениях, космических кораблях, о чем Бельведер по каким-то непостижимым причинам любил слушать больше всего. Катарсис, полагала Халцедония, повторяя снова и снова легенды о Роланде и короле Артуре, о бесстрашной Хонор Харрингтон, Наполеоне Бонапарте, капитанах Горацио Хорнблауэре и Джеке Обри. Произнося слова, она выводила их на монитор, и быстрее, чем можно было предположить, Бельведер начал читать следом за нею.
Так прошло и кончилось лето.
К равноденствию Халцедония обнаружила, что собрала достаточно сокровищ. Прилив до сих пор доставлял их к берегу в огромном количестве, и Бельведер по-прежнему выбирал и приносил самые лучшие, но Халцедония уже занималась другим: она раскладывала коллекцию на том самом плоском камне, за которым однажды прятался мальчуган. Из куска найденной меди она сделала проволоку, нанизала находки и получила нечто вроде гирлянды в несколько рядов.
Первый блин комом. Чувство прекрасного у Халцедонии пребывало в зачаточном состоянии, поэтому ей пришлось перепробовать различные комбинации, собирая и разбирая гирлянду бесчисленное количество раз, прежде чем она остановилась на приятной ее сенсорам. Дело было не только в гармоничном сочетании форм и цвета. Халцедония столкнулась с трудностями в подборе «бусин». То они не подходили друг другу по весу и гирлянда некрасиво провисала, то топорщились в разные стороны или большие заслоняли предметы помельче. Приходилось все начинать заново…
На достижение удовлетворительного результата ушли недели упорного труда. Памятники, похоронные венки и тому подобные вещи являлись важными атрибутами человеческой культуры, пусть Халцедония никогда не постигнет до конца их смысла. Воздвигнуть гробницу в память о погибших товарищах было ей не под силу, но те истории, которые Бельведер обожал, словно кот сметану, помогли ей сформировать концепцию ритуальных ожерелий. У нее не было ни клочка одежды погибших, ни пряди волос, но, вероятно, на месте кораблекрушения найдется что-либо, что сойдет за драгоценности, достойные памяти ее взвода?
Но вот загвоздка: кто будет носить эти ожерелья? Наследники, родственники… Те, кто сохранит память о погибших. Халцедония располагала полной информацией о семейных связях ее товарищей, но она не имела понятия о том, выжил ли кто-нибудь и есть ли смысл их разыскивать.
Поначалу Бельведер держался поблизости, уговаривая Халцедонию на совместные прогулки и поиски новых сокровищ. Эти просьбы она игнорировала. Запас топлива был ничтожно мал, а с приближением зимы ее способность накапливать солнечную энергию снижалась с катастрофической скоростью. К тому же подступала пора штормов, когда путь в океан ей будет отрезан.
Она была обязана исполнить свой последний долг прежде, чем окончательно выйдет из строя.
И мальчуган все чаще бродил в одиночестве, охотился и жарил на костре птиц уже самостоятельно. Халцедония считала это хорошим знаком: Бельведер должен рассчитывать только на себя. Вечерами, впрочем, он возвращался к ней, усаживался на свой плоский камень, помогал сортировать «бусины» и слушал истории.
Они были пронизаны той же идеей, над которой без устали трудилась Халцедония: живые обязаны воздать последние почести тем, кто пал. Правда, теперь она рассказывала истории, которым сама была свидетелем: об Эмме Перси, спасшей ребенка под Саванной, о рядовом Майклсе, закрывшем собой сержанта Кей Паттерсон, когда боевые роботы угодили в ловушку во время перестрелки на подступах к Сиэтлу.
Мальчик внимательно слушал и, к удивлению Халцедонии, в подробностях запоминал услышанное, хотя не дословно. Отличная память, пусть и не сравнимая с памятью машины.
Однажды Халцедония услышала отдаленный крик Бельведера.
Вот уже несколько дней она оставалась без движения: замерла в нелепой позе с вытянутым на песке поврежденным манипулятором, нависая над валуном, служившим ей импровизированным верстаком.
