В поселке лил дождь. Эрнст Брандт зашел в кантину, откинул капюшон резинового плаща. Огляделся. Свет настенных ламп, темные деревянные панели, могучие столы...

   — Подсаживайся, летатель, — сказали в спину.

   За столиком у стены сидел Леопольд фон Бабенберг. Давно, видимо, устроился... Эрнст всегда считал Леопольда очень характерным типажом — в старинном, театральном смысле этих слов. Аристократ. Вялый красавец с тяжелыми веками. Комбинезон танкиста смотрелся на нем странно.

   Эрнст подвинул тяжелый стул. Опустился.

   — Скучно?

   Лео усмехнулся — криво, но изящно.

   — Чем занимаются танкисты, когда нет боев? Правильно, техобслуживанием... Какое тут скучно. Тут двадцать часов в сутки можно занять.

   — Ага... Подчиненные, значит, заняты, — Эрнст принял из рук официанта кружку пива.

   — А ты думал. Мы в любую секунду должны быть готовы. И сейчас готовы... Сам знаешь, как это дается.

   — Знаю, — сказал Эрнст, отпивая. — Ты думаешь, сейчас еще что-то предстоит?

   Лео развел руками. Точнее, одной рукой — вторую он поднять поленился. Эрнст представил этого сибарита в бою на тяжелом "пойнтинге", и ему стало страшновато.

   — Всегда что-то предстоит, — сказал Лео. — Я не стратег, конечно... Но в то, что нынешняя война кончилась, я не верю. Извини. Война набрала инерцию... причем это не только инерция массы, но и инерция структуры... не знаю, как правильно выразиться, черт с ним. В общем, она теперь должна погаснуть.

   — То есть должна исчезнуть масса? — спросил Эрнст небрежно.

   Лео впервые серьезно посмотрел на него.

   — Может быть... Да ведь оно так и бывает обычно, если вспомнишь историю.

   — Мрачные у тебя идеи. А без сброса массы — никак нельзя?

   Эрнст пожал плечами.

   — Разве что чудо. Но я в чудеса не очень верю... Поэтому все мои машины заправлены, и механики трудятся посменно круглые сутки. У тебя, думаю, тоже...

   Эрнст неопределенно кивнул.

   — Безумие какое-то, — сказал он. — У нас есть внешняя война. Сильнейший противник, надгрызенный, но не разбитый. А мы деремся между собой... и из-за чего? Из-за кого? — Он повел головой куда-то в сторону юга. — Ладно, этот Ангел дипломатическое чудо совершил. Помирил нас пока что. Но ведь полыхнет же опять, чуть что...

   — Полыхнет, — согласился Лео. — Такие законы природы. Потому вот и готовимся... Нельзя уничтожить войну, не уничтожив человека.

   — Ты серьезно?

   — Да.

   Лео откинулся на высокую спинку стула и подозвал официанта, видимо, ожидая еще одну кружку. Сколько же он уже выпил?..

   — Ты думаешь, война не прекратится, пока мы все не сожжем друг друга?

   Лео поморщился.

   — Ну, не так... Не так прямо. Но я уверен, что эта машина будет катиться, пока не кончится горючее. Быстрее кончится — быстрее остановится. А останавливать ее дипломатическими усилиями — это все равно что городить заборчик перед танком... Я, кстати, уверен, что адмирал Ангел тоже это понимает. И держит какие-то свои идеи про запас.

   Эрнст покрутил головой.

   — Мне было показалось, что события уже кончились... А ты думаешь — все только начинается?

   — Я ни в чем не уверен, — сказал Лео. — Но оптимизма не разделяю. Южные генералы на нас только и скалятся. Мы им показали, что умеем кусаться, поэтому они пока молчат... А это ведь далеко не все силы, многого из происходящего мы даже не знаем. Слишком многого, по-моему... Поэтому, если честно — лично я не очень надеюсь пережить эту войну.

   — И тебя это не печалит?

   Лео пожал плечами.

   — Работа у нас такая. Знали, на что шли, когда надевали погоны. И тем более — когда записывались в этот корпус... — Он усмехнулся. — Может быть, в будущем мире зацветут сады, а мы будем почвой. Точнее — золой...

   Эрнст наконец осознал, что его собеседник совершенно стеклянно пьян. Очевидно, говорить связно Леопольду сейчас позволяло лишь родовое умение держать себя, наработанное за много веков предками-аристократами. Завидно...

   Эрнст расплатился за пиво и вышел из кантины. Леопольд, кажется, даже не обратил внимания на его уход. Дождь понемногу переставал. Над лесом засветилась радуга, и у Эрнста отлегло от сердца. Нельзя же верить всему, что слышишь... и уж менее всего стоит принимать всерьез пьяную философию. К черту. Может быть, все еще кончится хорошо.

   Никакой атаки соединения авианосцев Ангел, конечно, не ждал. Он вообще не ждал чужого флота в ближайшие дни. Вардану надо удержать Карфаген, это потребует времени и сил — и не те все-таки у него способности, чтобы, имея едва захваченную планету, рвануться дальше в бой немедленно. И если даже рванется — ну что у него есть? Правильно, два линкора. Против четырех. И на что он может рассчитывать при таких силах?..

   Все это, однако, не означало, что у себя дома (а Антиохию Тиберий Ангел теперь считал именно своим домом) нужно действовать как попало. Оставляя линкоры на орбите, Ангел постарался разместить их так, чтобы обрести позиционное преимущество даже в самом невероятном случае — благо подробнейшие лоции системы Антиохии у него были, и было время над ними поразмыслить. И еще кое-какие меры он принял, пусть и ресурсоемкие, но не шумные. Так что, когда с неба таки свалилась угроза — он был готов.

   И все-таки события повернулись неожиданно.

   История космических авианосцев началась, когда был изобретен истребитель: пилотируемый кораблик (в идеале — одноместный), несущий единственный гразер калибра, приближенного к линкорному, и больше не имеющий никакого вооружения вообще. Сразу было понятно, что автономность истребителей — почти нулевая, поэтому нести их к месту боя должны специальные крупные корабли. Было также понятно, что для надежного уничтожения линкора потребуется количество истребителей, измеряемое десятками — этим и определяется минимальная ёмкость авианосца. Зато в случае дуэли между линкором и авианосцем с полной люфтгруппой судьба линкора будет решена однозначно. Линкор с его огромной массой очень инертен, его маневренность просто несравнима с маневренностью одноместного истребителя. Линкор и эскадрилья истребителей по суммарной огневой мощи вполне могут быть равны. Но у линкора орудия собраны в батареи и зафиксированы на теле инертной громадины, а пилоты истребителей могут перемещать их в трехмерной среде, как хотят. Результат такого боя очевиден. При столкновении с авианосцем один на один в открытом пространстве линкор обречен на немедленную гибель.

   Тонкость, на которую не обращают внимания дилетанты, состоит в том, что "открытое пространство" — это фикция. Двигаться в Галактике можно только по проложенным и провешенным путям; исключение составляют лишь исследовательские корабли, каждый полет которых является игрой со смертью. Причина этого называется двумя словами "анизотропность пространства", фактически же она складывается из десятков разных эффектов — от волн антиматерии до колебаний постоянной Больцмана; причем эти эффекты еще и накладываются друг на друга, формируя для каждого района Вселенной уникальную многомерную карту, обычно напоминающую не то Критский лабиринт, не то ризому Жиля Делёза. Строго говоря, без этих знаний путешествовать по Млечному Пути вообще невозможно. И даже внутри систем лучше иметь лоции. Реальная схема пространственных маршрутов всегда представляет собой сетку, где открытые пути чередуются с областями затрудненной навигации — так называемыми "черными зонами". "Черные зоны" могут иметь разную физическую природу. Некоторые из них смертоносны, причем настолько, что к ним нельзя даже приближаться. Но по многим другим передвигаться все-таки можно, если соблюдать разумную осторожность. А главное — корабль, находящийся в "черной зоне", практически необнаружим. Это обстоятельство не раз использовалось в тактике: Андроником Варданом при атаке Порт-Стентона, например...

   План Вина Уайта при Антиохии был прост, как булыжник. Никаких разделений сил, маневров и обходов. Сойти со сверхсвета так близко к цели, как только возможно. В идеале — на расстоянии, с которого можно сразу атаковать. Три новейших авианосца могли разнести флотилию линкоров в пыль за минуты. Выучка экипажей решила бы все.