— Сильви, дорогая, — говорила, обращаясь к ней, одна из продавщиц, — завтра после обеда меня отпускают с работы к врачу. Но есть одна трудность: на четыре часа я назначила примерку одной из самых щедрых клиенток. Не могла бы ты ее обслужить?
И мягкий голос Сильви отвечал:
— Конечно, обещаю тебе.
За пять лет работы эта улыбчивая и приветливая девушка стала совершенно незаменимой в магазине-салоне «Мари-Каролин». Сам месье Венфель, обычно весьма скупой на комплименты, заявил ей однажды:
— Дорогая Сильви, вас ждет блестящее будущее на избранном поприще. Если бы все мои продавщицы были такими, как вы, мне не о чем было бы больше мечтать! Мой торговый оборот вырос бы по меньшей мере вдвое… Увидите, придет день, когда вы откроете собственный магазин-салон модной одежды!
— Всей душой надеюсь на это! — покраснев от смущения, ответила Сильви.
— Вы должны назвать свой магазин «У Сильви»… В этом названии отразилась бы ваша индивидуальность.
Поставщики тоже обожали Сильви. Доставляя товар «Мари-Каролин», они привозили какой-нибудь небольшой подарок Сильви: косынку, флакон духов или что-нибудь из бижутерии. Таким образом, самая некрасивая из продавщиц оказалась самой избалованной. Но, к сожалению, невзрачная внешность не позволяла девушке сполна насладиться вниманием окружающих. Мысль, что она некрасива, никогда не покидала Сильви и грозила перерасти в болезненную навязчивую идею.
Она чувствовала себя счастливой только в магазине, когда, поглощенная работой, в повседневной сутолоке забывала о своей непривлекательности. Но когда она выходила на улицу после рабочего дня и направлялась в одиночестве к ближайшей станции метро, чтобы вернуться домой, ее захлестывала волна бесконечной усталости и уныния — столь необычное состояние для молодой девушки. К ней возвращалось осознание собственной отчужденности, причиной которой была жестокая несправедливость природы.
Ее родители по-прежнему жили в провинции, которую Сильви всей душой ненавидела и откуда в погоне за миражем столичной жизни сбежала, как только предоставилась малейшая возможность. Она любила Париж, где, несмотря ни на что, не чувствовала себя такой одинокой, как в провинции. Но приобрести много друзей ей здесь не удалось, и все по той же причине. Чуждаясь компаний, где абсолютно все девушки, в том числе и самые заурядные, рядом с ней казались красавицами, и чувствуя, что ей не дано покорить сердце какого-нибудь парня, Сильви в конце концов окончательно замкнулась и уединилась дома.
Уютная двухкомнатная квартирка, которую снимала Сильви, была обустроена ею же самой с отменным вкусом. Все вокруг говорило о том, что хозяйка этого дома обладает талантом дизайнера, чего никак нельзя было сказать о ее манере одеваться. В самом деле, зачем заботиться об элегантности одежды, если это лишь подчеркивает твою удручающую внешность? Вот почему, несмотря на избранную профессию, на окружение в «Мари-Каролин» и беспрерывную круговерть роскошных платьев и прочих женских нарядов, Сильви не отваживалась по-настоящему хорошо одеваться. Она даже пришла к мысли, что носить броские и элегантные вещи могут лишь те женщины, чье лицо и осанка способны придать еще больший шик тому, что на них надето. Поэтому все ее стремление к прекрасному сосредоточилось на тщательнейшем обустройстве собственного маленького мирка, где она уединялась после работы.
Однако с некоторых пор в ее квартирке стал появляться гость. И этот единственный посетитель, которому она разрешила переступить порог своего жилища, был отнюдь не женского пола. Неужели поклонник? Сильви знала, что Андре влюбился в нее с того самого момента, когда впервые встретил в «Мари-Каролин». Но вся беда заключалась в том, что он ей не нравился, потому что, как бы удивительно это ни звучало, он, по ее мнению, был некрасив… Сильви могла полюбить только красивого, очень красивого мужчину! Жестоко страдая при виде в зеркале собственного отражения, она была искренне убеждена, что лишь союз с человеком по-настоящему красивым может восстановить равновесие в ее душе… Если только такой человек когда-нибудь отыщется…
Она считала, что Дэдэ (так называли Андре все служащие «Мари-Каролин») довольно неряшлив. И в этом была права. Он отрастил слишком длинные, на ее взгляд, волосы, которые завивались в нелепые, раздражавшие ее колечки. К тому же Дэдэ никогда не бывал чисто выбритым, а его неизменные водолазки не всегда отличались чистотой. Кроме водолазок, его гардероб включал пальто из ворсистой ткани да несколько до безобразия изношенных вещей, несомненно, выуженных из хлама какого-нибудь старьевщика. Ногти у него пребывали в таком состоянии, что невольно возникал вопрос: а моет ли он когда-нибудь руки перед едой? Нарочитые и выставляемые напоказ грязь и расхристанность в одежде, похоже, служили ему визитной карточкой. Каждый раз, когда Дэдэ навещал Сильви в ее безупречно чистенькой квартирке, девушка первым делом опрыскивала поклонника своим любимым лавандовым одеколоном.
Итак, назвать Дэдэ красавцем было никак нельзя. Однако, несмотря на все, что он сознательно добавлял к своей природной внешности, чтобы оттолкнуть окружающих, его характер отличался редкостной чертой, очищавшей его от наносной скверны. Эту черту можно назвать «проницательностью сердца», а именно от нее исходило то ненавязчивое, но неоспоримое обаяние, перед которым не мог устоять никто, включая Сильви. Вот почему Дэдэ стал ее единственным другом.
Они впервые встретились в ярко освещенном салоне «Мари-Каролин» на презентации для самых изысканных клиенток фирмы последних моделей, которые вскоре должны были поступить в продажу. Подобного рода мероприятия тщательнейшим образом готовились месье Венфелем и директрисой и проводились два раза в год: в начале сентября для показа осенне-зимней коллекции и в первых числах марта — напомнить, что весна и лето не за горами. Дэдэ был единственным фотографом, допущенным патроном на эти презентации с правом снимать все, что сочтет нужным, но с одним условием — добиваться опубликования снимков в престижных журналах мод и других изданиях с обязательной подписью: «эксклюзивные модели торговой фирмы «Мари-Каролин». А поскольку подобное доверие Дэдэ оказали еще примерно дюжина парижских магазинов-салонов того же уровня, что и «Мари-Каролин», фотограф, выбравший в качестве поля деятельности готовую одежду высокого класса, мог существовать более чем безбедно.
Что же привлекало его в Сильви? Он и сам того не знал… Может быть, ее некрасивость? Лишенный сам внешней привлекательности, он, похоже, инстинктивно почувствовал, что они способны понять друг друга и, может быть, даже, соединив то, что в глазах остальных выглядело как злая насмешка судьбы, добиться успеха в жизни. Ведь известно, что в единении — сила, в том числе и тогда, когда речь идет о единении двух обиженных природой существ.
Впервые увидев Сильви, Дэдэ мгновенно ощутил в сердце нечто похожее на сильный толчок. На презентации мод внешность Сильви представляла резкий контраст с вызывающей красотой порхающих на подиуме манекенщиц, специально приглашенных по этому случаю в «Мари-Каролин». Пусть не все они могли служить образцом красоты, но уж во всяком случае нос, уши и бюст у них имели приятные для глаза пропорции и, следовательно, в сравнении с Сильви давали им неоспоримое преимущество.
В дни показа новых моделей роль Сильви, как и других продавщиц, сводилась к тому, чтобы помогать манекенщицам менять одежду в мастерской, превращенной в раздевалку. Для нее это были самые несчастные дни в году, ибо ее самая заветная и тайная мечта — стать манекенщицей, одной из великолепных красавиц, которые непринужденно двигаются, кружатся, плывут на возвышении над рядами зачарованных зрительниц, бросая на них откровенно надменные взгляды и как бы говоря: «Мы позволяем вам смотреть на нас, но знайте, что вы, простые обыватели, не сможете носить эти платья и костюмы так, как это умеем делать мы! Шик — наше главное и неотъемлемое достоинство, и как бы туги ни были ваши кошельки, вы никогда не сможете приобрести его за деньги!»
