Она вырвалась из своего привычного мирка, из своего тщательно оберегаемого уединения – и рискнула окунуться в чужой и опасный, невидимый для нее мир.

– Со мной. – Многие пострадавшие от безжалостного Патрика Маккэлема не поверили бы такой нежности в его голосе. Он и сам бы не поверил, если бы услышал. – Ты хочешь быть со мной.

Он не поцеловал ее только из-за зевак, что уже столпились вокруг, перешептываясь и тыча пальцами в Джордану. Лишь прикоснулся к ее щеке, погладив ее ладонью.

– Ты знаешь, что ты говоришь? Что это значит?

Что это должно значить?

– Да, знаю, Патрик. Мне кажется, я знала это с того момента, когда ты в первый раз поцеловал меня.

Он схватил ее за руку, испепелив любопытствующих гневным взором.

– Нужно выбраться отсюда, пока я не устроил скандал.

Подхватив Джордану под локоть и прокладывая для нее путь своим огромным телом, он протащил ее сквозь живое кольцо – по коридору, прямо к стоянке машин. Не говорил ни слова и касался лишь ее руки, пока они не оказались в "родстере" Рейфа.

– Сейчас, – прорычал он, грубо прижимая ее к себе.

Его пальцы запутались в ее волосах, отклоняя назад голову, но поцелуя, которого она так жаждала, не последовало. Его ладони скользнули вниз по ее телу, и он уткнулся лбом в ее плечо. Замер в полной недвижимости – стук его сердца у ее груди казался громом в тишине машины. Она обвила рукой его за шею, запустила пальцы в каштановые упругие кудри. Яркие, блестящие, как осенние листья, говорила Рэнди.

Джордана улыбнулась. Ей дано лишь воображение, и оно рисовало его сказочно прекрасным.

Его рот на ее губах был властным и непреклонным. Минутное успокоение не принесло разнеженности. Он хотел. Он брал. Она счастлива была отдать ему себя – всю. Джордана давно перестала тревожиться о последствиях. Будь что будет, у нее есть сегодня, и это сегодня – Патрик. Она притянула его поближе, ее губы раскрылись ему навстречу, отвечая страстью на страсть. Не думая ни о чем, она шагнула в неизведанную страну.

Он отодвинулся – чуть заметно, – прикоснулся пальцем к лицу, так часто улыбавшемуся ему с обложек журналов и из воспоминаний. Снова склонился к ней – такой живой и теплой под его губами. Поцелуй обжигал страстью сильнее, чем предыдущий, но слабее, чем следующий и следующий…

Патрик отстранился от нее с глухим стоном. Вцепившись в руль, уставился в темноту.

– Как я поведу машину? Несколько часов не прикасаться к тебе!

Мосты ее были сожжены, назад пути не было.

– Не сопротивляйся, Патрик. Сражение закончено для нас обоих. Ты научился жить с моей слепотой. Забудь о ней совсем на сегодня. В темноте, в твоих объятиях, она не будет иметь никакого значения. Я буду такой же, как любая другая женщина. Ты не давал никаких обещаний. Я их и не жду. Мне просто нужна сегодняшняя ночь. – В горле ее было сухо, как в пустыне.

Стиснув его ладонь, она прошептала:

– Я хочу тебя.

Ладонь Патрика развернулась в ее ладони, их пальцы переплелись. Он молчал. Обморочную тишину нарушил лишь тяжкий, долго сдерживаемый выдох. Проклятие, вздох, а потом хриплый вопрос:

– Где?

Джордана освободила ладонь от его хватки, внезапно ставшей мучительной. Он не собирался облегчать ей положение. Может, неосознанно пытался вернуть ее в прежнюю колею, принуждал к отступлению, уже не надеясь на собственное благоразумие?

Она не согласна на отступление.

– В городском доме Даниэлей. – Прислушиваясь к своему, ставшему вдруг незнакомым, голосу, она назвала улицу и номер дома. – Я там давно не была, но его держат в порядке для… – Джордану удивила хлестнувшая по сердцу боль, оставленная, как ей казалось, в далеком прошлом. – Его держат и порядке, потому что…, бабушка его любила, но теперь она там никогда не показывается. – И добавила, объясняя упрямство старухи:

– Дом принадлежит мне и содержится на мои деньги.

С безмолвным проклятьем в адрес Эммы Даниэль, Патрик крутанул ключ зажигания и вывернул со стоянки на улицу.

Дом выглядел совсем не так, как загородное жилище Джорданы – удобное, уютное, изысканно простое по стилю. Фамильный дом Даниэлей казался чопорным в своем ледяном совершенстве. С портрета над камином на них смотрела надменная дама – холодные глаза, спина прямая как палка, губы стиснуты.

Эмма Даниэль. Рука Патрика напряглась на плече Джорданы, притянула ее поближе.

Он смотрел в лицо женщины, чья граничащая со спесью гордыня едва не разрушила настоящую гордость, умевшую ужиться с нежностью и добротой.

Даже сейчас Эмма Даниэль своей упорной враждебностью не давала покоя Джордане – жгла ее презрением, отвергая дом, который хранили, как дар, для нее.

– Не имеет значения, Патрик. Какое нам до нее дело?

Джордана моментально угадывала его мысли.

– Для меня имеешь значение только ты. – Наклонившись, он подхватил ее на руки и подтвердил слова поцелуем, не оставившим места для сомнений. Почти не отрывая губ от ее рта, он требовательно шепнул: Твоя комната? Где она?

– За лестницей, в самом конце коридора. – Прильнув щекой к его плечу, она впитывала его силу, позволяя жару его тела растворять ледяной холод воспоминаний. Она привезла его в этот дом с определенной целью. Именно здесь испуганная, отчаявшаяся девочка изменила ход своей жизни.

Прошли годы, и сегодня ее возвращение сюда казалось уместным.

Джордана вздохнула и отбросила все старые боли.

Сердце ее гулко стучало, но уже не от страха или стыда, пережитых в этом доме когда-то, а от радостной любви к человеку, светом ворвавшемуся в ее долгий мрак.

Закрыв дверь в детскую комнату, Патрик словно шагнул в другой мир. Все еще держа на руках Джордану, он огляделся. Книги для слепых выстроились на полках рядами, ковер был пушистым и толстым, блестела полировкой деревянная мебель. Двери, ведущие на крошечный, огороженный витыми прутьями балкон, без занавесей. Угодившая, как в ловушку, в этот мрачный дом, под власть мрачной опекунши, девочка все-таки умудрялась впускать в свою жизнь солнце и весь далекий неведомый мир.

Он выпустил ее из объятий, придерживая за талию, пока она не обрела равновесия. Сколько отваги и силы характера нужно, чтобы устроить собственную нишу в закрытом от тебя полной тьмой сложном мире! Ни одной женщиной он не восхищался так, как Джорданой. Ни одну не желал сильнее.

– Поразительно, – пробормотал он, вновь приникая к ее губам, словно умирающий с голоду к пиршественному столу. А потом шагнул назад, призывая на помощь все свое самообладание. Ради нее он пересек океан и весь огромный город. Она заслуживает лучшего, чем тот мгновенный натиск, какой он планировал, лучшего, чем вожделение самца, поспешно утоляющего свой голод.

Джордана не знала любви. Пусть любовь для нее начнется красиво.

Когда она потянулась к нему, не понимая причины его промедления, он взял ее руки в свои.

– Нет, малышка. – Он поцеловал ее ладони. – Не будем спешить. Впереди у нас целая ночь.

Джордана в недоумении покачала головой. Горел от нетерпения, а теперь отступает…

– Доверься мне, Джордана.

– Да. Конечно.

– В таком случае я сейчас принесу из машины наши сумки. И пока ты как следует понежишься в горячей ванне и расслабишься, я проверю, что там нам оставили на кухне. – Он прикоснулся пальцем сначала к своим губам, потом к ее.

Джордана послушно отправилась в ванную с намерением лишь быстро смыть дорожную грязь, но не учла усталости от долгих часов пути и напряженного ожидания. Когда тепло расслабило все мышцы, а аромат любимого мыла растворил ее мысли, она окунулась в чувственную истому.

Закинув руки за спину, ощущая струящийся каскад благоухающей воды на своей груди, она думала о том, что эта ночь будет самой прекрасной в ее жизни. На губах ее блуждала улыбка, когда Патрик тихонько постучал в дверь и вошел. Она и не подумала, изобразив смущение, закрыться от него; теперь уж не до стыдливости – она была слишком честна, чтобы притворяться.