– Ваше здоровье, храбрые воины! – произнесла княгиня. – Пусть руки ваши всегда будут крепкими, глаз зорким, мечи острыми, и пусть трепещет всякий, кто окажется на вашем пути! За вас, непобедимые витязи!

– За нас! За мечи! За храбрость! – и без того хмельные ватажники потянулись к качающимся в пене ковшам. – За атаманшу! Любо Елене! Слава!

Сама княгиня отпила совсем немного, цепким взглядом оглядывая собравшихся. Выждала, давая воинам выпить и немного закусить, и неожиданно громко спросила:

– Как прошло гадание, витязи? Будет ли с вами удача в грядущее лето[5], будет ли с вами сила? Готовы ли вы одолеть любого ворога, что покусится на честь вашу?

– Одолеем всех! Пусть только появятся! Только покажи! – с готовностью взревели сразу многие ватажники, снова потянувшись к ковшам: – Никого не страшись, атаманша! С нами не пропадешь! Любо Елене!

Егор насторожился: он пока не понимал, чего это затеяла жена на сей раз, но ничего хорошего не ждал. Говорить с ватагой через его голову – это было не к добру. Впрочем, внутреннее щемящее чувство Вожникова, предупреждающее об опасности, молчало. А значит – большой катастрофы не случится.

– Знаете вы все, други, – продолжала княгиня, – как недавно гонцы к нам из Москвы приезжали. Не поленился князь Василий вестников послать, нарочно для того, чтобы оскорбить нас с князем Егором как можно сильнее, чтобы словами мерзкими поносить, унизить, угрозами на колени поставить…

– У-у-у… – угрожающе загудели ватажники.

– Рада вам сказать, храбрые витязи, что муж мой твердою рукою решил покарать Василия за кичливость его! Ныне намерен он повести вас на земли московские, деревни и усадьбы тамошние разорить, девок в полон забрать, дома пожечь, серебро себе отобрать. Хватит ли у вас храбрости, други, наказать московитов, отучить их от зазнайства и грубости?!

– Ура-а-а!!! – восторженно взревели ватажники. – Накажем московских! Оттянем Василию нос до подбородка! В поход! В поход! На московитов!

Довольная собой Елена откинулась в кресле и с наслаждением, меленькими глоточками осушила кубок до дна.

– Вот ведь зараза, – только и выдохнул Егор. Правда, совсем тихо.

Момент для своего призыва княгиня выбрала донельзя лучше. Настроение после удачного гадания у ватажников было лучше некуда. Заскучав сидеть без дела, они рвались в поход, как просится наружу застоявшийся в стойле жеребец, а набег на беззащитные окраинные деревни и усадьбы близкого соседа никакой опасности не предвещал. Да еще и повод для грабежа выходил вполне даже благородный: московский князь их атамана оскорбил. Надобно отквитаться.

Скажи сейчас Егор, что никакого похода не будет – ватажники его просто не поймут. Ушам своим не поверят. А упрется – вполне способны другого атамана себе выкликнуть и сами в набег на Московское княжество уйти. Ватага – это ведь не дружина. Для вольных охотников приказ – не закон, а повод проявить уважение. Потеряешь уважение – и приказы твои моментально в пустой звук обратятся.

Князь Заозерский поднялся, поднял свой кубок, большими глотками выпил вино и резко, с грохотом, поставил на стол:

– Десять дней на сборы! Мешки походные проверить, оружие наточить, одежду теплую приготовить, броню, у кого есть, перебрать. Через десять дней выступаем. С богом!

– Любо атаману! – вскочили со своих мест радостные ватажники. – Слава! Любо! В поход, в поход, в поход!!!

У Елены, не ожидавшей столь быстрого и легкого успеха, брови изумленно поползли вверх. Она опустила руку, торопливо нащупала ладонь мужа, крепко ее пожала:

– Ты ведь не сердишься на меня, милый?

– Нет, что ты, любовь моя, – искренне улыбнулся в ответ Егор. – Ради тебя я готов на все, что угодно.

– Тогда пойдем? Я докажу, что ради тебя тоже готова на все. Вот увидишь, эти десять дней станут самыми сладкими во всей твоей жизни…

Хлопотливыми сборы в поход оказались только для Михайлы Острожца.

Ватажники, не владеющие ничем, кроме меча и топорика, много времени на перекладывание своего добра не потратили. Проверили, на месте ли фляги, подстилки да небольшой припас вяленого мяса на черный день; ножи да ремни, с помощью которых можно смастерить щит из любого чурбака, осмотрели одежду и обувь, заштопав прохудившуюся либо купив новую, постирали лишний раз портянки, приготовили чистую рубаху, чтобы надеть перед боем. День прошел – и готовы выступать.

Чуть больше сил ушло на приготовления у Егора. Князь Заозерский, забравший у кузнеца Кривобока неведомый груз, запрятанный под толстыми рогожами, долго колдовал над ним в одиночестве, заливая что-то воском, добавляя, примеряя и заматывая, прежде чем самолично отнес странный припас в новенькие сани с широкими полозьями.

Купцу же пришлось позаботиться и о снеди для всех на время пути, и о палатках на случай непогоды, и о том, как доставить до цели мешки самих ватажников, и о том, чем кормить лошадей, которые потянут весь этот скарб. А также о телегах, что повезут фураж для самих лошадок.

Подготовка каравана – трудность немалая, не всякому по плечу и по карману. Тут дело такое, что ошибешься немного с расчетами по времени или провизии, попадешь вдобавок в нежданную бурю на несколько дней – и все, пропал безвестно. Только косточки твои другие путники разглядывать будут, мимо по своим делам проходя.

И все же задолго до рассвета двадцать пятого января одетые во все чистое ватажники, уже уложившие свои вещи на сани и подводы, заполонили оба здешних храма: и церковь Успения с чешуйчатой луковкой, и островерхую Фрола и Лавра. Егор с супругой отстояли заутреню в последней, причастились, вышли на воздух и здесь, на просторной паперти, князь торжественно распрощался с женой, троекратно расцеловав в обе щеки.

– Ты береги себя, любый мой, – неожиданно всплакнула Елена и торопливо закрыла лицо платком. – Возвращайся скорее, Егорушка. Я ждать буду.

– Вернусь, – решительно ответил князь, мысленно уже находившийся далеко в пути, и сбежал по ступеням на мерзлую землю. – Что говорить положено в таких случаях? По коням? Вперед, мужики! Отчаливай!

«По коням», конечно же, не получилось. Ушкуйники, привыкшие путешествовать на корабельных скамьях, в седло не рвались. Да и набрать разом три сотни свободных скакунов в Заозерском княжестве было не так уж просто. Посему воины, кто обняв напоследок остающихся друзей и подруг, а кто и вовсе ни на кого не оглядываясь, поспешили к обозу пешими, пристраиваясь либо между возками, либо позади, а некоторые гордо обогнали череду из полусотни саней и телег и зашагали во главе длинного поезда.

Первый день пути от рассвета и до заката путники двигались по льду Вожи на север, миновав Еломское озеро и устье реки Тяжбы. Никого из путников это не удивило. Лучше уж сделать крюк длиной в два дня пути, но проехать по ровному льду, превратившему в удобный тракт все затоны, реки и бездонные болота, нежели ломиться напрямик через овраги, холмы и чащобы, рискуя переломать ноги людям и лошадям и пробиваясь в день по две-три версты вместо двух десятков. Однако, когда на третий день обоз вместо Чепцы повернул на широкую, почти прямую руслом и опушенную по берегам камышовым мехом Свидь, среди ватажников возникло недоуменное роптание.

– Э-э! Куда мы идем? – послышались выкрики сразу из нескольких мест обоза. – На Москву вроде как на юг надоть, не туда повернули!

– А чего ты там забыл, в Москве-то? – услышав ропот, сразу повернул к недовольным Егор. – У тебя там что, родичи? Или детишки в лукошке плачут?

– Дык, вроде как обещали княгине деревни московские по окраинам пожечь, – напомнил густобровый пожилой ватажник.

– Ты кого в атаманы себе выкликал – меня али бабу мою? – рассмеялся князь Заозерский. – Кого из нас с женой слушать собираешься?

– Дык, добычу она вроде как обещала, – смутившись, уже не так уверенно сказал густобровый.

– Какая на крестьянском дворе добыча, дружище? – громко, для всех, спросил его Егор. – Да ни один из смердов серебра отродясь не видел! И взять с них, горемычных, окромя баклуши да голодного поросенка, нечего. Так что, если кто желает повеселиться да пару овинов для согрева запалить, я того не держу. Шексна под ногами, путь к порубежью московскому известен. Ну, а кто хочет золотишком тяжелым разжиться, да в Новгороде опосля хорошенько гульнуть, тому советую за мной идти и вопросов лишних не задавать!