— Привет, мама, — говорит Эдди. — Привет, Сита. — Он ногой захлопывает за собой дверь.

— Я рада, что ты сумел приехать вовремя, — говорю я. — Но я могла бы и подождать. Приятно потолковать с твоей матерью и узнать о том, каким был юный Эдвард Фендер и как он рос в трудные времена.

Эдди хмурится:

— Знаешь, ты все-таки сучка. В этой непростой ситуации я пытаюсь быть дружелюбным, а ты стараешься меня оскорбить.

— Не считаю твои попытки убить моего друга и меня проявлением дружелюбия, — говорю я.

— Ты первой пролила кровь, — говорит Эдди.

— Только потому, что оказалась быстрее, чем твои друзья. Пожалуйста, Эдди, брось придуриваться. Мы здесь не для того, чтобы целоваться и мириться.

— А зачем мы здесь? — спрашивает Эдди. — Чтобы снова схватиться? В последний раз это у тебя не очень-то хорошо получилось.

— Не знаю. Я уничтожила твою тупую банду.

Эдди ухмыляется:

— Ты в этом не уверена.

Я улыбаюсь:

— Теперь уже уверена. Понимаешь, я знаю, когда кто-то лжет. Это один из тех великих даров, которыми я обладаю, а ты — нет. Остался только ты, и мы оба об этом знаем.

— Ну и что? Если понадобится, я в любой момент могу создать новых.

— А зачем они тебе? Чтобы тебе всегда было кому отдавать приказы? И раз уж мы об этом заговорили, какова твоя конечная цель? Заменить все человечество вампирами? Если ты посмотришь на вещи логически, то поймешь, что это не сработает. Нельзя всех сделать охотниками. Тогда не за кем будет охотиться.

Эдди на секунду кажется озадаченным. Он умен, но не мудр. У него острое зрение, но он не дальновиден и не может заглянуть дальше следующей недели. И он опять злится. Его самообладание появляется и пропадает, как всполохи огня на лаве в кратере вулкана. Логикой его не пронять.

— Ты просто пытаешься сбить меня с толку своим колдовским голосом, — говорит он. — Я развлекаюсь, и это все что мне нужно.

Я фыркаю:

— По крайней мере, мы выяснили твои предпочтения.

Он теряет терпение. Притянув Джоэла ближе к себе, он утыкает ему в шею ноготь большого пальца и чуть не рвет ему кожу.

— Отпусти мою мать, — приказывает он.

Я небрежно утыкаю свой ноготь в шею его матери:

— У тебя проблема, Эдди. Я едва знаю этого парня. Можешь убить его — я и глазом не моргну. Ты не в том положении, чтобы отдавать мне приказы.

Он пытается подавить меня взглядом. Взгляд сильный, но держать меня под контролем он не может.

— Я не верю, что ты убьешь невинную женщину, — говорит он.

— Она родила тебя, — говорю я. — Она не невинная.

В ответ Эдди прокалывает Джоэлу шею. Этот мороженщик хорошо знает, где находятся вены. Кровь сразу хлещет густым потоком. Джоэл беспокойно двигается, но не пытается вырваться, видимо, понимая, что это все равно было бы бесполезно. До сих пор он позволял мне вести игру, наверное, надеясь, что у меня в рукаве есть козырь, который я не показываю. А у меня есть только абстрактная сказка Кришны. Но жизнь вытекает из Джоэла, окрашивая в трагический красный цвет его белую рубашку, и я понимаю, что ему придется что-то сказать. Он, наконец, начинает делать ставки в этой партии, и он не боится умереть.

— Он не выпустит меня отсюда живым, Сита, — говорит Джоэл. — Ты это знаешь. Сделай хороший выстрел и покончи с этим.

Совет разумный. Прикрываясь мамочкой как щитом, я могу просто открыть огонь. Единственная проблема в том, что Джоэл — это не Рей. Он не сможет оправиться в считаные минуты. Он наверняка умрет, а у меня нет уверенности, что при этом я точно убью Эдди. Это вековая проблема. Сделать то, что нужно сделать, и при этом не уничтожить то дорогое, что у тебя есть. После секундного колебания я глубоко протыкаю ногтем мамочкину шею. Женщина сдавленно стонет от ужаса. По моим пальцам струится теплая кровь. Какая помпа остановится раньше? Честно сказать, не знаю. Мамочка заметно трясется у меня в руках, и лицо Эдди темнеет.

— Чего ты хочешь? — требовательно спрашивает он.

— Отпусти Джоэла, — говорю я. — Я отпущу твою мать. Тогда дело пойдет между нами двумя, как и должно быть.

— Я тебя размажу, — говорит Эдди.

Я мрачнею:

— Может быть.

— Тут нет никаких может быть, и тебе это известно. Ты не собираешься отпускать мою мать. Ты не хочешь переговоров. Ты только хочешь, чтобы я умер.

— Верно, — говорю я.

— Пусти в ход оружие, — с чувством говорит Джоэл. Кровь стекает с его рубашки на брюки. Эдди вскрыл ему яремную вену. По моей оценке, Джоэлу остается жить три минуты. И только половину этого времени он будет в сознании. Слегка оседая, он наваливается на Эдди, и тот без труда удерживает его. Хотя Джоэл изо всех сил пытается сохранить спокойствие, он уже весь побелел. Не так просто наблюдать, как ты истекаешь кровью. Что еще хуже, он не может поднять свои сломанные руки и зажать рану. Естественно, мамочка пытается остановить кровотечение, царапая меня своими когтистыми пальцами, но я не позволяю красному соку остановиться. Они оба умрут примерно одновременно, если я или Эдди быстро чего-нибудь не предпримем.

Но я не знаю, что предпринять.

— Отпусти его, — говорю я.

— Нет, — говорит Эдди. — Отпусти мою мать.

Я не отвечаю. Вместо этого я начинаю паниковать. Я не могу просто стоять и смотреть, как Джоэл умирает. Да, я, древняя Сита, бич Кришны, которая сама убила тысячи людей. Но может быть, неизменная сущность наконец дала сбой. Я уже не та, что была два дня назад. Может быть, все дело в утрате Рея и Якши, но меня до костей пробирает дрожь при мысли, что еще один умрет у меня на руках. На меня накатывает волна тошноты, и я вижу что-то красное — оно не здесь, и цвет гуще и краснее, чем даже у крови. Грязное солнце, уходящее за горизонт в конце света. Если сдаться маньяку, это будет конец человечества, я знаю, но арифметика человеческих жизней не срабатывает. Я не могу пожертвовать одной жизнью ради спасения пяти миллиардов. Не могу, когда эта жизнь тает и истекает у меня на глазах. Кровь Джоэла уже капает с отворотов его брюк на пыльный пол. Кровь мамочки тоже стекает на пол с ее старомодной ночной рубашки. Что себе думает Эдди? Неужели он не видит, как уходят секунды? Его мать плачет в моих руках, и мне, как ни странно, становится жаль ее. Да уж, чудесное время я выбрала, чтобы так размякнуть.

— Через минуту твоей матери уже ничем нельзя будет помочь, — объясняю я. — Но если ты сделаешь, как я говорю, прямо сейчас, я заживлю ее шею и отпущу ее.

Эдди усмехается:

— Ты не умеешь заживлять. Ты умеешь только убивать.

Мой голос твердеет:

— Я умею и то, и другое. Могу тебе показать. Просто отпусти его. А я отпущу твою мать. Можем сделать это вместе, одновременно.

Эдди качает головой:

— Ты лжешь.

— Может, да, может, нет. Но твоя мать умирает. И это точно. — Я делаю паузу. — Разве ты не видишь?

У Эдди подергивается щека, но его воля непоколебима.

— Нет, — говорит он.

Джоэл опасно заваливается на бок, и теперь его приходится полностью держать. Литр его крови на рубашке, еще литр на полу. Его глаза стали цвета пищевой соды. Он пытается сказать, чтобы я была сильной, но почти не может выговаривать слова.

— Стреляй, — умоляет он.

Боже, как бы я этого хотела. Одна пуля в мозги Джоэлу, чтобы избавить его от страданий, и остальные пять в Эдди, в более правильные точки, чем было в Колизее. Пока его мать еще жива, я уверена, что сумею выпустить все шесть пуль и сама не схвачу ни одной. Но баланс скоро рухнет. Мамочка обвисает в моих руках. В ее венах уже недостаточно крови, чтобы поддерживать биение сердца. Но сил все же хватает на слезы. Почему они на меня так действуют? Она ужасный человек. Кришна не обрадуется встретить ее по ту сторону, если такое место вообще существует. Но ирония в том, что я жалею ее именно из-за ее убожества. Я не знаю, что со мной творится.

Я не знаю, что мне делать!

— Джоэл, — говорю я с болью в голосе, проявляя перед Эдди шаткость своей позиции. — Я этого не хотела.