— Мной можно пожертвовать, — говорит Джоэл. — Ты это понимаешь?

— Нами обоими можно пожертвовать, — отвечаю я.

Секунду спустя Эдди на линии. Его голос растекается, как топленое масло. Он, как и следовало ожидать, уверен в себе.

— Привет, Сита. Как там моя мама?

— Хорошо. Все хвастается своим сыном.

— Ты что-то с ней сделала?

— Подумываю об этом. Ты что-то сделал с Джоэлом?

— Только переломал ему руки. Это еще один твой дружок? Тот, последний, недолго протянул.

Я напрягаюсь, чтобы говорить спокойным тоном.

— Кого-то находишь, кого-то теряешь. В моем возрасте один стоит другого.

Эдди хихикает:

— Не знаю, не знаю. Думаю, сейчас тебе никого лучше меня не найти.

Я хочу разозлить его, заставить его делать глупости:

— Ты что, заигрываешь со мной, Эдди? В этом все дело? Ты хочешь править миром, чтобы быть уверенным, что в пятницу вечером у тебя будет свидание? Знаешь, я разговаривала с твоим прежним хозяином и слышала, какие у тебя были идеи насчет того, как хорошо провести время. Клянусь, зная твои достоинства и обходительность, я бы не удивилась, если бы ты оказался девственником.

Это ему не нравится. Надо бы нащупать чувствительные струнки, думаю я, прежде чем мы снова сойдемся в схватке. При всем своем уме Эдди, кажется, совершенно не умеет общаться с людьми. И я не имею в виду, что он просто псих. Я знавала многих психов, которые общались просто прекрасно — когда никого не убивали. С Эдди случай более тяжелый. Во время обеда он томился в школьной библиотеке, ковырял свои прыщи и фантазировал об изнасиловании всякий раз, когда мимо проходила симпатичная девушка-черлидер. Его тон становится мерзким и угрожающим.

— Хватит острить, — говорит он. — Я хочу, чтобы через тридцать минут мы встретились на пирсе Санта-Моники. Если к этому времени тебя не будет, я начну убивать твоего друга. Я буду делать это медленно — на случай, если ты задерживаешься из-за спустившего колеса. Если ты опоздаешь не больше, чем на двадцать минут, то, может быть, еще опознаешь его. Естественно, моя мать должна остаться дома, целой и невредимой. — Он для пущего впечатления делает паузу. — Инструкции понятны?

Я фыркаю:

— Еще чего. Я не буду плясать под твою дудку. У тебя нет ничего, чем бы ты мог мне угрожать. Такого не существует на этой планете. Если ты хочешь говорить со мной, то это ты приедешь сюда через тридцать минут. Если нет, то я повешу голову твоей матери над входной дверью вместо рождественской гирлянды. Красный цвет будет хорошо сочетаться с праздничным настроением. — Я делаю паузу. — Ты понял мои инструкции, извращенец с вонючей пастью?

Он разозлился:

— Ты блефуешь!

— Эдди, пора бы тебе уже знать меня получше.

С этими словами я кладу трубку. Он придет, я уверена в этом. Но я не знаю, хочу ли я, чтобы он привел Джоэла; что, если во время следующей схватки я снова проявлю нерешительность, когда на кону окажется жизнь важного для меня человека. Я почти молюсь, чтобы он убил Джоэла до того, как мне самой придется убить его.

Глава четырнадцатая

Тысячу лет назад в горной Шотландии я столкнулась с ситуацией, похожей на ту, в которой оказалась сейчас. В то время у меня был любовник королевской крови, лор Уэлсон, мой Гарольд. Мы жили в скромном замке на северо-западном побережье Шотландии, где колючие зимние ветры дули с бурлящих океанских вод и пронзали подобно ледяным кинжалам, сделанным фригидными русалками. Из-за этих ветров я мечтала о каникулах на Гавайях, хотя в то время Гавайи еще не были открыты. Гарольд мне нравился. Больше, чем все другие смертные, которых я знала; он напоминал мне Клео, моего старого греческого друга. У них было одинаковое чувство юмора, и оба они были распутниками. Мне нравятся похотливые мужчины; по-моему, это соответствует их внутренней природе.

Гарольд, в отличие от Клео, был не врачом, а художником — и великим художником. Он писал меня в разных позах, и часто обнаженной. Одна из этих картин сейчас висит в парижском Лувре и приписана кисти художника, которого никогда даже не существовало. Однажды я пришла в музей и застала студента, который делал копию этой картины. Я долго стояла рядом, и он все поглядывал на меня с растущим любопытством. Присмотревшись получше, он даже вроде испугался. Он хотел мне что-то сказать, но не знал что. Перед тем как уйти, я просто улыбнулась ему и кивнула. Гарольд передал сходство безупречно.

В то время в Шотландии в этих краях был один высокомерный властитель, некий лорд Тенсли. Его замок и его самомнение были больше, чем у Гарольда, но у него не было главного объекта его вожделений, каковым оказалась я. Лорд Тенсли безумно меня хотел и делал все, что в его силах, чтобы отбить меня у Гарольда. Он посылал мне цветы, лошадей, кареты и драгоценности — обычный набор для Средневековья. Но для меня чувство юмора всегда дороже, чем деньги и власть. Кроме того, лорд Тенсли был жесток. Я же, хоть мне и случалось прокусывать людям шеи и разбивать головы, никогда не находила удовольствия в чужой боли. Говорили, что лорд Тенсли обезглавил свою первую жену, когда она отказалась задушить их первенца — девочку, которая родилась с небольшими отклонениями. Потом у всех любовниц лорда Тенсли были затекшие шеи, потому что им постоянно приходилось с опаской оглядываться назад.

Когда я была с Гарольдом, я переживала один из своих периодов безрассудства. Обычно я всячески стараюсь скрывать свою подлинную сущность, да и тогда не бегала по шотландским горам и не вцеплялась в горло каждому встреченному в темноте прохожему. Но в то время, может быть, от лени и оттого, что устала препираться, я, чтобы быстро получить желаемое, использовала силу своих глаз и голоса. Естественно, со временем у меня появилась репутация ведьмы. Гарольда это не волновало, как раньше не волновало Клео. Однако, в отличие от Клео, Гарольд знал, что я — вампир и часто пью людскую кровь. Он очень возбуждался при мысли о том, что у него такая подружка. Когда он меня писал, у меня на лице часто была кровь. Иногда Гарольд просил сделать его вампиром, чтобы он не старел и не умер, но он знал о Кришне и о клятве, которую я дала, и поэтому не настаивал. Однажды Гарольд с моих слов написал Кришну, и этой картиной я дорожила больше всех других, пока она не погибла под немецкой бомбежкой в Англии во время Второй мировой войны.

Поскольку я отвергла лорда Тенсли и считалась ведьмой, этот добрый христианин решил, что его долг — сжечь меня на костре; эта практика позднее вошла в моду во времена инквизиции. Так что в каком-то смысле лорд Тенсли опередил свое время. Он отрядил полтора десятка человек, чтобы они схватили меня, и, поскольку у Гарольда все силы безопасности состояли из служанок, лакеев и погонщиков мулов, то я сама встретила отряд еще на подступах к замку, и потом послала лорду Тенсли оторванные головы его посланцев с запиской: «Ответ по-прежнему "нет"». Я думала, что это отпугнет его, хотя бы на время, но у лорда Тенсли было больше решимости, чем я предполагала. Через неделю он похитил моего Гарольда и прислал записку, в которой написал, что если я сразу же не сдамся, то он пришлет мне его голову. Штурмовать хорошо укрепленный замок лорда Тенсли было бы трудно даже такому существу, как я, и к тому же я подумала, что притворным сотрудничеством я быстрее заполучу Гарольда обратно. Я отправила ответную записку: «Ответ "да", но ты должен прийти за мной. И приведи Гарольда».

Лорд Тенсли привел Гарольда и двадцать своих лучших рыцарей. Услышав, что они приближаются, я отослала своих людей. Они не были бойцами, и я не хотела, чтобы они погибли. Темной холодной ночью я стояла одна на воротах моего замка с луком и стрелами в руках и смотрела, как приближается конный эскадрон охотников на ведьм. Пар от Нервного дыхания людей и животных в оранжевом дрожащем огне факелов казался дыханием дракона. Лорд Тенсли вез Гарольда на своей лошади, посадив перед собой и прижав к горлу моего любовника зазубренный нож. Он крикнул, чтобы я сдавалась, иначе он убьет моего дружка прямо на моих глазах. Интересно, что лорд Тенсли никоим образом не недооценивал меня. Разумеется, можно было ожидать, что полтора десятка голов, которые я ему послала, его насторожат. Но то, какую дистанцию он соблюдал, как держал Гарольда прямо перед собой и даже как избегал смотреть в мою сторону, заставило меня подумать, что он и вправду считает меня ведьмой.