– Боярин уже дал согласие, еще в Орде! Я не вру, любая!!

Иван торопливо пересказал последний разговор с Василием.

Елена заметно посветлела лицом. Посмотрела наконец Ивану в глаза:

– Я согласная, Ванечка! Только пусть мне отец все это сам повторит, ладно?

– Не веришь?

– Что ты, любый?! Верю! А только негоже при живом батюшке да без благословения-то.

– Но это еще не все, Алена! Я под Коломну собираюсь перебираться, уже с тамошним боярином перебаял. Деньги есть, землю куплю, обстроюсь.

– Али здесь плохо стало?

– Земля после Михаила и Дмитрия ослабла. Кашин вон ваш откололся. А слабый кусок на части раздирают первым. Неспокойно тут далее жить будет, сердцем чую! Пойдешь ли теперь, когда и про это спознала?

– Господи! Да я с тобой хоть в леса, хоть к чухони северной подамся! Сколько лет слов этих ждала, сколько слез выплакала! Скорее б батюшка возвернулся!..

Печальный обоз с останками казненного Дмитрия вернулся в Тверь вместе с первыми снежинками. Словно и отца его, Михаила, уже объявленного землею святым, прибывших встречали тысячи людей. Жил молодой гордо и умер гордо, не посрамив княжей чести и звания русича, только вот детей после себя Дмитрий, увы, не успел оставить.

Лишь под Крещение Иван и Алена решились заговорить с Василием о своем, наболевшем. К удивлению обоих, он спокойно выслушал и их просьбу, и намерение перебраться жить на земли давних противников Твери. Спросил лишь:

– Оба на то согласны? Ну, так будь на все воля Божия! Может, вскорости и я за вами следом тронусь. Не лежит у меня душа в удельном княжестве Кашинском прозябать, ничто оно теперь без Твери-то! Князь Константин, коему Кашин в удел достался, в Москве до сих пор задержан, князь Василий – дитя малое! Замятня там грядет великая, а мне то не лепо!

…Прошло больше полугода после отъезда Ивана и Алены с тремя теперь уже общими детьми. Перебрался с ними и Степан, решивший связать свою дальнейшую жизнь с новым хозяином. Василий на прощание щедро одарил дочь, и с обустройством на новом месте проблем не возникло. Умелые мужики за месяц срубили на приокском взгорье добрую избу о четырех окнах с резным петухом на коньке, амбар, стойла для скота и баньку. Степан начал управлять новым хозяйством, Иван же остался верен себе и поступил на службу вновь. Ратный навык в те времена ценил любой боярин и князь.

По малопонятной прихоти Узбек вновь отдал великокняжеский ярлык Твери. Иван с трудом удерживал в душе терзавшие его сомнения о верности совершенного переезда. Алена видела муки мужа, но не подавала виду. Только раз обмолвилась:

– Видно, батюшка теперь навек на Волге останется?

Все разрешилось в августе, на великий для русских праздник Успения Пресвятой Богородицы…

Когда до Москвы дошла весть, что в этот день восставшая против татарского засилья Тверь во главе со своим князем побила и сожгла сотни татар вместе с царевичем Чол-ханом, Иван вернулся домой бледный и тихий. Алена, носившая в себе второго ребенка, охнула и взялась за сердце:

– Что случилось? На тебе ж лица нет, любый!!

– Кончилась Тверь! Узбек такого вовек не простит.

Он подробно поведал о случившемся. Хотя разум говорил совсем иное, женские губы все же вымолвили:

– Может, еще и обойдется как? Может, откупятся чем смогут? Господи, как же там батюшка с матушкой-то?..

Убрали хлеба, свезли на дворы снопы и сено. На землю легла пороша. Легла, чтобы на своих белых страницах записать новую печальную повесть о новой русской беде, десятками тысяч конских копыт ступившей на первый снег…

По строжайшему приказу великого хана Узбека Иван Московский, получив в подмогу пятьдесят тысяч конных татар, поднял все свои полки и медленно двинулся на самый богатый и большой город северо-восточной Руси, чтобы стереть его с лица Земли. Дотла разорить бунтарную землю, не щадя ни детей, ни жен, ни лапотных смердов…

Иван также шел в тот печальный поход. Для него печальный в особенности, ибо нельзя резать по живому, даже если на словах это стало теперь чужим. Он с трудом взирал, как гибли деревни и села, как пылали стены Зубцова, как тысячи сгонялись зимней стужей в полон, чтобы либо осесть потом в московских землях, либо проследовать знакомым ему путем в южные степи, досыта накормив собою волков и воронье…

Ненастным днем, ведя два десятка в качестве знающего местность проводника, он оказался в некогда родной деревне. Жители успели покинуть ее и укрыться в лесах заранее. Сын мысленно поблагодарил отца за предусмотрительность. На предложение десятника проверить едва заметную переметенную снегом тропку, уходящую к парящему болоту, резонно заметил:

– Ну ее к бесу, Никита! Знаю я эти места, вырос здесь. Там трясина незамерзающая, дышит всю зиму! Гать надобно знать, чтоб через нее пройти. Айда лучше к Твери побыстрее, там хоть зипунами разживемся.

– Тогда надо деревню пожечь! Воевода строго-настрого повелел никакого жила не оставлять.

– Да помню я, щас запалим. Погодь, дай в избу загляну, может, оставили чего.

Иван зашел в родной дом, глянул на то место, где был иконостас. Отец забрал все с собой! Значит, жив старый, не попал ни под аркан, ни под стрелу меткую. На душе чуть потеплело.

Взгляд его упал на ту самую печальную стрелу, что когда-то пронзила брата Андрея. Она все это время лежала за божницей, как напоминание о данном обете мести. При поспешном уходе ее случайно уронили на земляной пол. Иван поднял стрелу, подержал ее в пальцах и переломил. ВСЁ!!!

Он повернулся в ту сторону, где сейчас дрожали от холода и страха десятка четыре его земляков, перекрестился и прошептал:

– Простите, дорогие! Увожу их отсюда! Это все, что я смог для вас сделать! Может, еще и отстроитесь… Простите, все, что смог…

Выйдя на свежий воздух, он взял факел из рук дружинника и поднес к соломенной крыше. Шаловливым лисенком пламя нырнуло под шапку снега, начало набирать силу.

Окольчуженные ратники торопливо проезжали мимо, спеша в стольный город княжества. Один из них придержал коня:

– Ты что, Иван?

– Езжайте, догоню. Грудь что-то сдавило…

…Тридцатидвухлетний мужчина сидел на коне на краю леса и смотрел на пылающие избы. Слезы безостановочно текли по заросшим щекам. Губы шептали:

– Простите, милые… Все, что смог…

Колесо истории неумолимо катилось по русским просторам, и противостоять ему уже не могли ни горячее сердце, ни сильная рука. Тверь погибала, уступая место Москве…

Примечания

1

  Сокалчий – на Руси так звали слуг, ответственных за питание князей и бояр.

Оглавление

Алексей СоловьевОбет мести. Ратник Михаила Святого

От автора

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34