Дорога назад в Шанхай занимает больше трёх часов. Никаких разговоров. Две остановки… одна отлить, ещё одна, чтобы председатель Шицюй опять сблевал. Пиао провожает Чжиюаня к нему в комнату. Дым до сих пор жжёт ему ноздри, запахом дерева и чёрного обгорелого мяса.

— Дверь, заприте её…

Старший следователь стучит костяшками пальцев по широкой латунной задвижке.

— …и ложитесь спать, вам это нужно. У вас шок, может быть, вы этого пока не чувствуете, так ещё почувствуете в полной мере. Не курите, и больше пейте. Воду…

Старший следователь разворачивается к лестнице, усталость глиняным шаром обосновалась у него в голове. Он хочет закрыть глаза, но знает, что произойдёт, если он поддастся этому желанию… дым, языки пламени, тела ждут его как автоматический радар на дороге в тёмные ночные часы.

— …завтра в девять утра я вернусь. Мы напишем заявление о том, чему стали свидетелями. О том, что мы видели. Вы знаете, кому можно перепоручить такие бумаги?

Чжиюань кивает.

— Да, я найду, кому…

Дверь уже закрывается.

— …вы хорошо поработали, старший следователь, я ошибся в вас. Спасибо вам за работу. Она обеспечит вам продвижение по службе и прибавку в сотню юаней в месяц.

Пиао разворачивается назад, чтобы посмотреть председателю Шицюй в лицо.

— И кресло, обитое бархатом, товарищ?

Но дверь уже закрылась; латунная задвижка с лязгом входит в паз.

Глава 27

Когда палец указывает на луну…

слабоумный изучает палец.

Только у руководителей есть собственные телефоны… общественные телефоны стоят в магазинах, кабинетах, в квартирах соседей, входящих в Комитет Общественной Безопасности, в квартирах сотрудников БОБ. В таких местах, где ваш разговор будут слышать люди. И могут настучать на вас. Телефон. Один из базовых механизмов правительственного контроля.

Телефон это привилегия. Очередь на него растянулась на год. Стоимость установки составляет четыре тысячи юаней, годовую зарплату. У членов Политбюро есть собственная телефонная сеть; их номера начинаются с цифр «39». Ещё есть своя сеть у военных, у армии. Их телефонные номера строго засекречены.

Частные номера не включены в списки. Целые министерства не включены в списки. Телефонные справочники весьма редки и в некоторых случаях «бу-дуй-вай»… «закрыты для иностранцев». Сто девяносто страниц телефонной книги в яркой оранжевой обложке рассылают через почтовые отделения по специальной подписке. Списка людей там нет… только служебные телефоны. Правительство в попытке казаться более открытым впервые выпустило публичную телефонную книгу. Тридцать страниц со списком номеров общественных телефонов-автоматов. Списка номеров людей там тоже не было. И отделов Центрального Комитета. Или членов Политбюро. Министров. Их номера существуют только в специальных сетях, с живыми операторами, современным коммутационным оборудованием; и в телефонных буклетах размером с записную книжку, которую каждый функционер всегда носит при себе. И всё время нервничает на тему, что может её потерять.

Информация это не вопрос денег, это вопрос связей. Информация, как потребительские товары… нормируется по должности.

Четверть бутылки бренди… греческого. Четыре черута. Сто тысяч раз бегал поссать. Три раза тщетно пытался уснуть. Наконец Чжиюань сдаётся, дым ест ему глаза, язык, мозг. Он ищет чёрную книжечку с потёртыми уголками, блестящую… кожа на обложке пахнет высохшим потом, отделанными деревом помещениями комитетов, могущественными функционерами. Он натягивает очки. Указательный палец бежит по страницам с загнутыми уголками, по рядам номеров. Код Пекина. Префикс… 39. Дважды он ошибается номером. Когда ему наконец отвечают, кристальную чистоту линии ни с чем не спутаешь, она не похожа на обычную связь, идущую через обычные АТС.

Полчетвёртого утра. Голос пропитан усталостью.

— Вэй…

— Чжан Чуньцяо, товарищ… Это звонит Чжиюань из Шанхая. Извиняюсь за поздний звонок, но у меня есть очень важная информация. Очень важная, товарищ. Очень важная.

— А который час?

Кашель. Шлепок одеяла. Ощущение движения на пекинском конце провода. Член Политбюро садится на край кровати.

— Сейчас 3:35, товарищ Чуньцяо…

Председатель Шицюй задерживает дыхание. Вытирает потные ладони о ручки стула.

— …уже поздно, я понимаю, но мои новости не могут ждать. Очень важные, товарищ. Я не могу уснуть.

— Лучше бы тебе сказать что-то серьёзное, Чжиюань, у меня комитет Политбюро в 9:30…

Он снова кашляет, на этот раз уже стряхнув усталость.

— …значит, ты не можешь уснуть, и решил заодно испортить сон мне. Ладно, тогда давай, рассказывай, что у тебя там за новости.

Запах мочи, его кислотный укол выдавливает слёзы на глаза… Чжиюань ногой запихивает ночной горшок под кровать.

— Это Липинг, Шеф Липинг из БОБ. У меня есть неоспоримое доказательство того, что он участвовал в убийстве восьми людей, возможно, больше.

Шицюй давно заработал себе официальное право на звонки старым товарищам. Чжиюань религиозно заносит в журнал рядом с телефоном подробности звонка. Почерк его дрожит, слишком много бренди, слишком много адреналина, слишком мало сна. Указана каждая деталь. Время разговора, номер телефона, кому звонили, зачем.

Разговор касался Шефа Липинга из БОБ, требования немедленной срочной встречи с верховным руководством для обсуждения его ареста по обвинению в множественных убийствах.

Товарищ Чуньцяо будет действовать быстро. Он сразу осознал степень важности того, о чём говорил Чжиюань. Он говорил о соучастии, о последствиях для Липинга и, возможно, остальных. Поблагодарил Чжиюаня. Он тотчас же начнёт действовать. Надо сделать множество звонков, организуя собрание. В скором времени Липинга арестуют. Потом будет показательный суд. Суд, который явно всем продемонстрирует, что законы и ожидания Китайской Народной Республики в равной мере относятся ко всем… от крестьянина до члена Политбюро. От рабочего на заводе до высшего руководителя. А кончится он публичной казнью.

Председатель Шицюй чувствует, как волна облегчения бьётся о якоря, приковавшие его душу. Может быть, мелодия, под которую он танцует, по-прежнему жива. Может быть, те танцевальные па, состоящие из доктрин и понятий, на которых до сих пор строилась вся его жизнь, не придётся переписывать.

Чжиюань никому больше не должен рассказывать о преступлениях и ошибках Шефа Липинга. Это может поставить под угрозу исход ареста… подвергнуть риску итоговое решение суда. Товарищ Чуньцяо ещё раз поблагодарил председателя Шицюй. Чжиюань вновь выполнил свой долг перед Партией, перед Народной Республикой. Дальше действовать будут члены Политбюро во главе с ним. Чжиюань может спать спокойно, все предстоящие события в надёжных руках. Телефон замолкает.

Чжиюань, перед тем, как пойти спать, выпивает ещё стакан бренди. Тот обжигает ему язык, огненным шаром ложится в живот. Он засыпает легко, призраки освободились и улетели прочь. Он спит до 6:30. Глубоким сном. Сном торжества. Просыпается он только от громкого стука в дверь.

Атлас цвета слоновой кости. Чёрные волосы.

Её в 3:50 позвала к телефону а-и. Она выползла из-под бока у министра, не нарушив его навеянного таблетками сна. Спускается по длинному лестничному пролёту, пересекает мраморный коридор и входит в кабинет буквально единым долгим потоком движения. Худая, весьма низенького роста, но харизматична в каждом своём движении. Будто каждое движение вдумчиво поставлено и отрепетировано до автоматизма. Телефон прижат к её губам, алым без всякой помады. Губам, которые, как барометры её настроения, могут за пару минут менять форму. В один момент они сложились бантиком, источают мёд и поцелуи. В следующий — шелест осколков стекла, вонзающиеся ногти.

— Товарищ Чуньцяо, Чжан. Мне всегда казалось, что вы из тех людей, кому есть чем заняться в такую рань, кроме как названивать другим товарищам?