Имя за именем… красным цветом. Пиао всегда боялся его. Опасный, сильный, живущий собственной жизнью красный цвет.
— Вот теперь молодец, следователь.
Быстрый взгляд, и тщательно сложенный список исчезает во внутреннем кармане френча.
— Понадобится что-то уладить, я займусь. Ши, Чжиюань и иже с ними, да и председатель комитета Шику могут сами о себе позаботиться…
Липинг придвинулся ближе.
— …но тебе они не друзья, товарищ следователь. Я видел их донесения. О тебе там ни доброго слова. Измена, предательство… сильно звучит. У тебя талант наживать могущественных врагов.
Не совсем так. Это сильные мира сего успешно делают его своим врагом. Тонкое различие, ускользнувшее от Липинга, но Пиао усмиряет язык на этот раз.
— Ходу их рапортам я не дам. Отправлю под сукно. Как это у американцев? «The buck stops here…» [2]
Смех… Из пещеры рта угрюмо подмигивают золотые зубы.
— Все взаимосвязано, старший следователь. Мой брат, министр, оценил твоё благоразумие. Ты услышал мой совет, и я рад. Шум никому добра не принесёт. Кому нужны испорченные карьеры… твоя, Кана Чжу? И между вами твоя жена. Рыбка, которую не поделили пеликаны…
Прокушенная губа наполняет рот следователя кровью с привкусом полированного металла.
— Мудро, Пиао, мудро. Помощь таких людей, как Кан Чжу, дорогого стоит. И репутация твоя не пострадала. Да и женой она была плохой. Хорошая лошадь под разными седлами не ходит.
Он почти дошёл до сада. Тени пляшут на застывшем лице.
— Помни — докладывать ежедневно. Не заставляй меня напоминать. Хочу, чтобы ты хорошо это усвоил. В таком деле, где замешаны «носатые», и к тому же мертвые, и особенно американцы, могут пересечься разные интересы, могут начать давить политики… Я хочу быть на шаг впереди. И управлять процессом.
Внутри Пиао звучит хор — резонанс сотрясает ребра.
«Большие носы», люди из-за границ… вай-го-жень. Иностранцы, те, что с запада… ян-гуй-цзы. Дьяволы иноземные.
Слова, грудой камней лежащие на его пути. Просто глянь в зеркало, следователь, в любой блестящий осколок. Посмотри на лицо — не такое, как у всех. Глаза, которые не спрячешь. Вай-го-жень — человек с другой стороны границы. Иностранец.
Где-то звонит телефон. Но недолго. Появившаяся через минуту а-и шепнула что-то Липингу, тот уходит. Пока его нет, Пиао собирает комья жирной земли с дивана и ковра. Вряд ли тот надолго.
— Товарищ старший следователь, что-то случилось. Вы можете поговорить по телефону.
Она ведет Пиао в затемненную комнату, где пахнет тайными садами и секретными переговорами. Трубка воняет дыханием Липинга, с отчетливой навозной нотой.
— Босс, давайте сюда, тут пиздец творится.
Яобань задыхается, взвинчен, на чистом адреналине.
— Я около склада. Тут пожар, охуеть какой пожар.
Вой сирен вдалеке. Пиао известно всё, что будет дальше.
— Думаю, Вэньбяо еще внутри, и ваш брат Чэн…
Следователь с закрытыми глазами считает до трех. Оглушенный перестуком пульса в ушах.
— Выезжаю, постараюсь побыстрей.
— Спасибо, Босс, вы нам нужны… Здесь кромешный ад.
— Яобань, а тела? Что с телами?
— Шеф, вас не слышно… Тут пожарные подъезжают….
— ТЕЛА, ВОСЕМЬ ТРУПОВ?
Шишка орет, перекрыв вой сирен, крики, треск дерева и камня, лопающихся в огне:
— … ИХ ЗНАЕТ, БОСС… ИХ ЗНАЕТ…
Трубка молчит. Мир затихает. Пиао разжимает кулак — земля с ковра Липинга все еще тут, красно-коричневая грязь. Он роняет её на пол.
Чёрная клякса тени вползает в комнату. На её конце стоит Липинг, глядя в окно. Он говорит, стоя спиной к Пиао.
— Не повезло. Огню всё равно, мёртвые или живые. Твои восемь тел. Вряд ли что уцелеет.
Липинг исчезает в потоках солнечного света. Солнце будто съедает его. Пиао уходит, мыслями уже там, на пожаре.
В водах озера Тайху спрятаны специально выбранные камни. Десятилетиями под водой, как жемчужины, они зреют, ждут, когда вода доведёт их до состояния, которое высоко ценится в дизайне садов.
Они лежат, затаившись под толщей воды.
Лимузин мчится к городу. Мотор ревет, водитель молчит.
Носатые… Американцы. Пиао просматривает копию рапорта, и так зная, что там есть и чего там нет. В его докладе Липингу нет ни слова об американцах.
Глава 7
Чёрный, как ее глаза. Чёрный, как ее слова.
Дым стоит над доками, расползаясь по реке. Змея вытягивает себя из старой кожи, чем дальше, тем бледнее. Он идет к складу, небо меняет цвет от чёрно-жёлтого до чёрного с красным.
Здания, которое он видел лишь раз, уже нет. Вместо него стоит рассыпающаяся горка старых зубов. Красный Флаг ещё не остановился, а к стеклу уже прилипает лицо Яобаня. Лунный диск в угольно-черных мазках и ярко-розовых пятнах обожженной плоти.
— Они до сих пор не потушили крышу. Нижний этаж выгорел, но входить опасно. Нам велели уйти, вся чёртова штука вот-вот обвалится. Все ждут.
Пиао выпрыгивает из машины, перешагивает волнистый след атакующих пожарных рукавов и вздутые ручейки чёрной воды.
Флаг остервенело вылетает со двора, затем из аллеи — под ругань шофера, который мысленно уже отскребает следы черного пепельного снега от кожи салона. Чёрный снег.
— Похоже, у нас гости.
Пиао кивает в сторону седана, приткнувшегося к стене в дальнем переулке. Трое мужчин. Мёртвые глаза и чёрное нутро, загаживающее воздух каждым гнилым выдохом.
— Суки из безопасности. И почему они всегда по трое, шеф?
Старший следователь на ходу стягивает китель, пока они ныряют под ограждение, за ним галстук, жара жжёт ноздри и сушит горло. Во рту сухо, нечего сглотнуть.
— Ты, что же, не знаешь секретной директивы Политбюро? Один — чтобы читать, второй — писать, а третий — следить за этими двумя умниками.
Шишка шутки не понимает, но смеется. Следователь суёт китель под струю воды, бьющей из дыры в рукаве, и обматывает голову, но тут организованный беспорядок разрывают три гудка сирены. Кругом бешеная, но без хаоса, активность. Быстро выдвигаются лестницы. Гроздья спутанных рукавов скользят по мокрым спинам булыжников, наматываясь на барабаны. Вот толпа пожарников мчится к своим машинам, потоки черной воды впитали живой блеск их глаз. Только Яобань и Пиао движутся к складу, а не от него. Шишка сверкает белками на закопченном мраморе лица, следя за уезжающей техникой.
— Я думаю, нам тоже туда, Босс.
Пиао прибавляет шагу. Яобань возит китель в грязной луже и тоже обматывает голову. Темная вода сбегает по лбу и щекам, как воск по свече.
— Мамочка. Мамочка. — Губошлепый рот становится похожим на тонкий шрам, когда коренастый пожарник, судя по эполетам и шнуру на шлеме, начальник, намертво вцепляется в плечо Пиао.
— Вы совсем охуели туда лезть? Сейчас всё рухнет, вы, что, не видите?
В его глазах плещется страх, озёра страха. Пиао удивлен, даже напуган. Но быстро, не давая себе времени думать, выговаривает:
— Расследование убийства. Дело на партийном контроле. Пропустите нас или готовьтесь к проблемам.
Пожарный начальник убирает руку, лицо каменеет пониманием.
— Делайте что хотите, мне по хую.
Ага, удивил.
Чёрный, как её глаза. Чёрный, как её слова.
Склад внутри — сплошной тлеющий шлак и вонь обугленных скелетов животных, непрерывный стон камня и дерева под собственным весом. Пиао поплотней оборачивает лицо пиджаком. Китель высох и нагрелся. Раскаленные двери жгут голые руки. Они с Яобанем гнутся под напором жара, руки горят под тканью рукавов. Трудно понять, где именно они сейчас, огонь изваял пространство на свой лад. Вздутая, дышащая кирпичная кладка, чёрное расколотое дерево балок и потёки расплавленной стали окружают их, как ночной кошмар. Цементный пол исчез под сожженными в прах перекрытиями всех трех этажей склада. Настоящее пекло, надо срочно двигаться. Старший следователь загребает ногами кучи шлака, вплотную за ним — Яобань. Проклятия пузырятся в трещинах его губ. Дымится пластик подошв.
