Брук тихо подошел и сел на край кровати. Лунный свет освещал ясные черты. Она выглядела такой умиротворенной и спокойной, что стало жалко ее будить. Но он знал, что Линда расстроится, если проспит свою «смену».

Энтони усмехнулся. Без сомнения, она найдет способ обвинить его в том, что будильник остановился. Судя по сегодняшним высказываниям, она готова обвинить его во всем, начиная с глобального потепления и кончая какой-нибудь занозой.

Хорошо. Возможно, в чем-то она права. Его повышенная требовательность к подчиненным дезориентировала руководителей служб и отделов. Голдмэну следовало знать, что босс никогда бы не отклонил просьбу работать дома, будь он в курсе всех обстоятельств. И он никогда бы не уволил Линду, даже в полубезумном от страха и горя состоянии того дня, если бы знал, в каком тяжелом положении она оказалась.

Думая об этом, Брук беспокойно задвигался. Только что осиротев, борясь за опеку над сестрой, оставшись без работы и без денег, все это за несколько дней до Рождества!.. Должно быть, девушка была на грани отчаяния.

Поменяв позу, Энтони не испытал облегчения. На него давило сознание вины за то, что он так с ней обошелся три года назад. К счастью, пока он сидел возле Тролля последние несколько часов, в голове сложился план, как очистить свою совесть. Надо, чтобы она проснулась и спустилась к нему в гостиную.

— Лин, — снова позвал он. Девушка во сне закинула руку за голову, и Брук легонько потрепал ее за локоть. — Лин, просыпайтесь.

Ее глаза открылись, и некоторое время она непонимающе смотрела на него.

— Энтони? — Затем замешательство сменилось испугом. — Энтони! — Обеими руками она схватилась за него. — Что случилось? Троллю хуже?

— Нет. — Брук успокаивающе взял ее за локти. — Ему лучше. Пару часов назад он пришел в себя, хотя еще в полузабытьи. Сейчас старик опять спит, но это очень хороший знак, что он пришел в сознание.

Она прикрыла глаза и, вздохнув с облегчением, тихо сказала:

— Слава Богу. Вы напугали меня.

Энтони сообразил, что виски подействовало на нее как снотворное. Она была полусонной, мягкой, расслабленной.

— Я только хотел сообщить, что уже половина четвертого, — сказал Брук. — Вы говорили, что хотите подежурить. Если Тролль проснется, ему будет приятно увидеть вас.

Линда повернула голову, чтобы глянуть на часы.

— Половина четвертого? — забеспокоилась она. — Как так? Я же ставила будильник. — Прищуривший, она перевела взгляд на Энтони. — Почему будильник не сработал?

— Он остановился. Отключили электричество.

Как будто ища подтверждения его словам, девушка выглянула в окно. Обычно фонари на улице освещали белый мягкий ковер снега, теперь же лишь голубоватый лунный свет пробивался сквозь деревья и отбрасывал на сугробы сложные рисунки черно-голубых теней.

— О, — воскликнула она хрипловато, еще не проснувшись окончательно. — Как красиво…

Действительно, было очень красиво. Он скользнул взглядом по верхушкам деревьев… Да, вот голубоватый круг луны с маленькой выщербинкой. К Рождеству, наверное, будет полнолуние. Рождественская луна, как, бывало, говорила Джейн.

Он перевел глаза на Линду. Ее ладони по-прежнему покоились на его руках. Девушка, казалось, была заворожена красотой ночного неба и забыла, где и с кем она находится.

Взглянув на нее, он почувствовал, как все внутри напряглось.

Реакция была столь неожиданной, что Брук пришел в изумление. Конечно, он понимал, что девушка красива. Он видел, как оживали тонкие черты в отблесках огня, отливавшего золотом в волосах, придававшего особый нежно-золотистый оттенок щекам. Но это ничего не значило. Он знал десятки горячих, чувственных женщин, от сверхопытной Изабелл до стыдливой последней партнерши, и давно научился получать требуемое без риска обжечься.

Но Линда была другая. Вместо пламени здесь присутствовала чистота, от которой перехватывало дыхание. Лунный свет серебрил спокойный профиль, отбрасывая на лицо голубоватые тени. Простыня, зажатая под мышками, скрывала фигуру, но он без труда мог дорисовать в воображении все впадинки, выпуклости и изгибы грациозного тела под этими складками.

Его пронзила дрожь острого желания. Неожиданно гостья напомнила ему ангела, окутанного голубым атласом с мерцающими блестками, которым он однажды украсил верхушку рождественской елки. Как он ни пытался, образ не покидал его. Ему представилось, что, если сейчас девушка поднимется с постели, за спиной у нее медленно раскроются белые мягкие крылья.

Он зажмурился, пытаясь избавиться от этого безумия, и так сильно, что глазам стало больно. Ангелы. Крылья… Чепуха! С чего бы ангелу оказывать такое живое, чисто человеческое воздействие? И все же, помоги ему Господь, она была похожа на ангела, и он хотел ее так, как не хотел еще ни одну земную женщину.

Он почувствовал, как его пальцы напряглись и против воли начали ласкать ее руки легкими поглаживаниями. Кожа девушки была прохладной и шелковистой. Он приказал себе остановиться, но пальцы не слушались. Ладони медленно скользили по ее плечам. Медленно и нежно, не переходя невидимой грани между дружеским жестом и приглашением к интимной близости. Глупости. Но он почувствовал, как по ее коже пробежали мурашки.

Линда медленно повернула голову, в широко раскрытых глазах, огромных и синих, застыл немой вопрос. Но рук она не убрала, только пальцы чуть задрожали.

— Энтони… — сказала она тихо и замолчала.

Тони ничего не говорил. Да и что он мог сказать? Ты похожа на ангела, малышка, я хочу, чтобы ты взяла меня на небо? Это прозвучало бы пошло, похоже на то, что обычно говорят холостяки, снимая девочек в барах.

Не нужно слов. Может быть, она тоже почувствовала волшебную искру, что принес лунный свет, мучительно трепетную и мимолетную. Слова могут спугнуть то, что едва зажглось между ними. По ее телу опять пробежала волна дрожи, губы раскрылись, и в сердце Брука зажглась надежда.

— Мы должны идти вниз, — сказала Линда напряженно. Похоже, думала она совсем о другом.

— Должны? — отозвался Брук.

Девушка вздохнула так, как будто вдох дался ей с большим трудом. Он знал, как это бывает. У него самого грудь сдавило до боли.

— Да, — сказала Линда кратко, не находя сил для более сложной фразы, и посмотрела ему в глаза. — Оллкрафт.

Его руки замерли. Она права, хотя ему не хотелось признавать это. Они должны немедленно идти к старику. Его нельзя оставлять одного: вдруг он придет в себя и попытается встать.

Почувствовав замешательство, Линда продолжала:

— Понимаете, я подумала, когда они приедут за ним, может быть, они смогут забрать и меня. — Она облизнула губы, и они заблестели в лунном свете. — Как вы думаете, найдется ли еще одно место?

Какое-то время он даже не дышал, в бессильном гневе сознавая, что драгоценная возможность уходит сквозь пальцы, словно вода в песок. Он знал, что так случится. Он знал, что слова, любые слова, уничтожат то хрупкое очарование.

Ему захотелось выругаться. Зачем она сказала все это? Губы, полные и чувственные еще секунду назад, теперь плотно сжаты, лицо напряжено и неприступно. Пальцы безжизненно лежат на его руках. Он глянул на свои руки и медленно отвел их.

Освободившись от магической притягательности ее тела, Брук почувствовал, что в голове проясняется. Очень умно с ее стороны, подумал он, напомнить, что она уедет при первой возможности. Только зачем? Он прекрасно знает, что Лин не сказочная фея, прилетевшая к нему на серебряном луче рождественской луны, а молодая и сердитая деловая женщина, которую просто задержала здесь буря, и которая не может дождаться, когда избавится от него.

Ему был ясен подтекст вопроса. Она словно объясняла, что потрясение от травмы Тролля, непривычное виски на ночь и необыкновенная красота тихого ночного часа соединились, наложились друг на друга и на секунду лишили ее защиты, сделали уязвимой. Но лишь на секунду. Не надо думать, что она готова упасть в объятия врага только потому, что немного выпила, слегка напугана и очень одинока.