Христиана и Гёте встретились, она отдала ему письмо, он посмотрел на зардевшуюся девушку, и она ему явно понравилась, как и он ей – статный красавец и к тому же знатный и богатый человек, что еще нужно бедной девушке?! Короче, в тот же день все и свершилось: небеса скрепили их союз. Не случайно, что они всегда отмечали день 12 июля – день соединения горячих сердец и жарких тел.
Некоторые строфы в «Римских элегиях» Гёте несомненно посвящены Христиане. «Милая, каешься ли ты, что сдалась так скоро? Не кайся: помыслом дерзким, поверь, я не принижу тебя» – так автобиографично начинается третья элегия.
Веймар кипел и клокотал. Точнее, кипели и клокотали дамы из высшего веймарского общества: Шарлотта фон Штейн, Шарлотта фон Шиллер и Каролина Гердер. Последняя в крайнем возмущении писала: «Он сделал юную Вульпиус своей избранницей, частенько приглашает ее к себе и т. д.». Это многозначительное «и т. д.». подразумевало бог знает что – какие-то неслыханные оргии. Никаких оргий не было. Просто Гёте нашел то, что давно, очевидно, искал: простую и милую женщину, которая без всяких затей отдается ему душой и телом, не требуя ничего взамен и не выставляя никаких условий. Она естественна и проста – дитя природы, как сразу окрестил ее поэт.
Гёте вначале не думал жениться на Христиане. Сначала ему было с ней хорошо только в постели, но в дальнейшем он нашел в ней и массу других достоинств. В быту она была нежна, хлопотлива, заботлива, создала для Гёте душевный комфорт, а для него это было самым главным. От нее веяло покоем и гармонией, хотя она и не разбиралась в литературе и искусстве.
25 декабря 1789 года на свет появляется первое дитя их любви – Август. В июле 1790 года, за месяц до своего 41-летия, Гёте пишет в письме: «Я женился, но без торжественной церемонии». И опять взрыв негодования в обществе: мало того что выбрал себе неровню, еще и женился на ней почти тайно! Но Гёте не до пересудов. Начинается война с революционной Францией, в которой ему приходится принимать участие. Христиана остается дома одна, их соединяют только письма.
Гёте пишет на прекрасном немецком литературном языке, она – на каком-то смешном родном тюрингском диалекте, да еще с немалыми ошибками. В письмах Христиана вся открыта, называет вещи своими именами, откровенно пишет о том, чего ей недостает в своем одиночестве. Такие признания не шокируют Гёте, напротив, он им тихо радуется и ласково называет Христиану «эротиконом». Под ее влиянием поэт пишет и печатает некоторые элегии с явным сексуальным подтекстом. И опять Веймар негодует: как же так можно, стихи Гёте напоминают бордель!
А время катит и катит свои годы, как море катит волны. В 1791 году у Христианы рождается мертвый ребенок, в 1793-м появляется на свет девочка, которая умирает через две недели, в 1795-м – мальчик, но умирает спустя три недели, в 1802 году на свет появляется опять девочка, но ей суждено прожить лишь несколько дней. Мать Гёте, фрау Айа, скорбит, что не может «оповестить всех о рождении внучонка».
14 октября 1806 года происходит еще одно событие: в дом врываются французские солдаты-мародеры, и Христиана, не раздумывая, хватает пистолет и защищает Гёте. Пьяные солдаты вынуждены покинуть дом.
Через пять дней, 19 октября 1806 года, они официально вступают в брак. Восемнадцать лет были «женаты без церемонии», и вот наконец свершилось венчание в ризнице церкви Святого Иакова. На следующий день они вместе демонстративно появляются в салоне Иоганны Шопенгауэр, которая говорит своему сыну – философу Артуру Шопенгауэру: «Думаю, раз уж Гёте дал ей свою фамилию, то и мы можем предложить ей чашку чаю».
Деваться некуда, и веймарское общество скрепя сердце приняло в свои ряды «госпожу тайную советницу», чему Христиана была безмерно рада. К тому же у нее новое увлечение: танцы. В 1808 году с разрешения и одобрения Гёте она отправилась на курорт Даухштадт и оттуда регулярно посылала мужу отчеты. Вот один из них:
«После обеда мы отправились на аллею, где ожидали господин Ноститц и другие, чтобы проводить нас на танцы. Там было просто прелестно. Я танцевала все, что здесь танцуют, и тотчас же протерла свои новые туфли до дыр. Протанцевала три дня кряду, и теперь меня отсюда не вытащишь. Вчера, как я потом узнала, один граф вознамерился было «затанцевать» меня в кадрили доупаду, ведь темп в ней довольно быстрый. Но я нисколько не устала; здесь обо мне много говорят, и все из-за танцев, и мне кажется, что графини немного дуются на меня, но не подают виду. После бала мне пришлось переодеться: я была мокрая, как будто вышла из ванны…»
Ну разве не «дитя природы»?..
И приписка в конце письма: «Прощай и люби меня по-прежнему. Здесь, среди множества людей, нет ни одного мужчины, способного сравниться с тобой; когда узнаешь их поближе, никто не достоин уважения».
Примечательно, что пишет Гёте в ответ на это, полное милого вздора, письмо: «Пришли мне с ближайшей оказией твои последние новые, до дыр протанцованные туфли, о которых ты мне писала. Мне хочется иметь хоть что-нибудь твое, чтобы я смог прижать к моему сердцу».
Возникает вопрос: сохранили ли супруги верность друг другу? Флирт был несомненно. «Мой бреславец, которому я строю глазки, – пишет все с того же курорта Христиана, – так вырядился, что на него приятно посмотреть, танцует он тоже превосходно».
Реакция Гёте: «Твои глазки, вижу, зашли излишне далеко, смотри, чтобы они не стали глазищами».
Гёте не очень суров потому, что он сам себе позволяет кое-что. Осенью 1811 года в Веймаре появляется 26-летняя Беттина фон Арним, демоническая женщина с безудержными фантазиями. Она буквально бросается Гёте на шею. Гёте 62 года, и ему, разумеется, льстит любовь молодой женщины. Христиана все видит и переживает молча, но взрывается, когда Беттина слишком явно демонстрирует свое интеллектуальное превосходство, чтобы ее окончательно унизить. Разразился скандал, и, конечно, Христиана не искала особо тонких дипломатических выражений, чем доставила дополнительную радость своим недоброжелательницам. «Толстая половина Гёте, – так выразилась о Христиане одна из веймарских дам, – повела себя так, как мы и предсказывали».
Однако здоровье Христианы постепенно начинает разрушаться. Не только недоброжелательницы, но и многие биографы Гёте отмечают, что в последние годы она пристрастилась к вину (от нее несло вином, как от открытой сорокаведерной бочки, как злобно написал один из биографов), и вполне возможно, именно вино сгубило ее в конечном счете. Она умирала тяжело, в судорогах и мучениях.
В день ее смерти, 6 июня 1816, года, Гёте, которому шел 67-й год, записал: «…Пустота и мертвая тишина во мне вокруг меня».
Великий лирик ощущал глубокое отвращение к смерти во всех ее видах. Когда умирал кто-то из близкого окружения, он сказывался больным и ложился в постель. Никогда не участвовал в похоронах, не хотел и слышать о посмертных масках. «Смерть – плохой портретист», – говорил он. Можно, конечно, за это осуждать его, но можно и понять: это был способ самосохранения, скорбь его раздавливала.
Гёте не было, когда умирала Христиана, не было его и на ее похоронах. Христиана умерла в горьком одиночестве. Но одиноким ощутил себя и поэт, написавший в заветной тетради: «…ушло, что в жизни было мило». Когда-то, введя ее в веймарские салоны, он сказал примечательную фразу: «Представляю вам мою жену и свидетельствую, что с тех пор, как она впервые вошла в мой дом, я обязан ей только счастьем».
Тогда его никто не понял и все недоумевали: как так? Поклонник «вечно женственного» выбрал себе в спутницы жизни вот это смазливое, но малообразованное существо? Однако в Христиане Гёте нашел именно то, что искал, – еще раз повторим этот довод. Недаром он писал: «Часто я сочинял стихи, лежа в ее объятиях, и легко отбивал такт гекзаметра указательным пальцем на ее спине».
Ах, Иоганн Вольфганг, а может быть, и ниже? Хотя в этом случае такт гекзаметра явно бы нарушился… Но вот Христианы не стало, и что же дальше?..
