— Противно, да? — все тем же бесцветным голосом спросила Франсуаза, почти не поднимая век. — Ты кури, если хочешь…

— Нет, нет, ничего со мной не случится, если потерплю.

Снова наступила долгая пауза. Медицинская сестра зашла проверить, работает ли капельница, сказала несколько ободряющих слов, улыбнулась и вышла.

— Кажется, она славная, — сказала Мадлен.

— Да, — прошептала Франсуаза, — а ночная сиделка мне не нравится… Я бы хотела, чтобы ты осталась на ночь вместо нее. Тебе поставят кровать рядом с моей, и ты будешь спать здесь… Ведь ты дежурила около Даниэля, когда его оперировали, помнишь?

От волнения Мадлен задохнулась. Придя в себя, она порывисто встала. Надо немедленно что-то делать! Ее силы вдруг снова воскресли, перед ней снова стояла цель — спасение Франсуазы, и Мадлен устремилась к ней.

— Я немедленно займусь этим!

Мадлен направилась к двери, забыв встать на цыпочки. В коридоре она наткнулась на доктора Мопеля, который шел к Франсуазе.

* * *

Кароль усадила Мадлен на диван и устроилась рядом, отставив ноги вбок и сложив руки на коленях. С выражением самого искреннего участия она спросила:

— Ну как вы ее нашли?

— Она очень спокойна.

— Она не сказала вам, почему она это сделала?

— Нет. Впрочем, я и не хочу этого знать.

— Вы правы! Главное, чтобы она выздоровела.

— И чтобы не попыталась снова…

— Ну, конечно! Ах, какое несчастье! Бедняжка Франсуаза! Завтра утром я заеду к ней…

Мадлен, закуривая, мотнула головой.

— Я прошу вас не делать этого.

— Почему?

— Она еще очень слаба и не оправилась от потрясения…

— Я побуду у нее минут десять, не больше…

— Она никого не хочет видеть.

— Как никого? А вас?

— Я — другое дело.

Лицо Кароль стало жестким. Она прищурилась, глаза ее потемнели.

— Не понимаю… — ядовито заметила она. — По-моему, Франсуаза со мной достаточно близка… Так же, как и с вами… После того что произошло, было бы естественно, чтобы я навестила ее, выразила свою заботу, привязанность…

— В этой истории очень мало естественного, Кароль, и вам это хорошо известно, — ответила Мадлен, глядя ей в глаза.

Через открытые окна, выходившие в сад, в гостиную лились последние лучи солнца, на деревьях щебетали птицы, сквозь их нестройный гомон доносился приглушенный шорох шин проезжающих по набережной автомобилей. Будто и не слышав слов Мадлен, Кароль озабоченно продолжала:

— …Кроме того, нужно все подготовить к возвращению Франсуазы… Многое обдумать. Филипп приезжает послезавтра, и я не знаю, понимаете ли вы…

— Я настолько все понимаю, что забираю Франсуазу к себе в Тук, — ответила Мадлен.

Кароль передернуло.

— С какой стати?

— Это необходимо.

— Вы могли бы по крайней мере посоветоваться со мной!

— Я предпочла посоветоваться с доктором Мопелем.

— И он, разумеется, с вами согласился?

— Не только согласился, но считает, чем скорее это произойдет, тем будет лучше. Мы поедем в пятницу утром прямо из клиники.

— Послезавтра? — вскричала Кароль. — То есть как раз в тот день, когда Филипп возвращается?

— Ну и что? Тем более!

— Он захочет ее повидать.

— Я же вам сказала, что Франсуаза никого не хочет видеть!

— Но это ребячество!

— Нет, Кароль.

Солнце падало на Кароль, и она немного отодвинулась.

— Я нахожу недопустимым, Мадлен, ваше постоянное вмешательство в дела этого дома. Этот вопрос должен решать Филипп…

— Как же он может решать, если вы от него все скрываете? — с издевкой спросила Мадлен.

И удовлетворенно отметила, что хоть как-то расквиталась с противником, который так долго одерживал над нею верх. Она спокойно наблюдала, как Кароль в растерянности подыскивает слова.

— Право, не знаю, как я объясню Филиппу, почему Франсуаза уехала, не дождавшись его! — наконец недовольно проговорила Кароль.

Мадлен не удержалась от удовольствия подчеркнуть свой перевес.

— Вы же сами придумали объяснение: Франсуаза отравилась консервами, врач предписал ей строгий режим и полный покой…

— Для этого не нужно уезжать из Парижа!

— Конечно, но Франсуаза предпочла Тук.

— Филипп рассердится! Кроме того, если даже она и уедет с вами, ей все равно придется скоро вернуться сдавать экзамены.

— Подумаешь, экзамены! После всего что мы пережили, стоит ли о них говорить!

— В июле мы собираемся в Грецию…

— И неужели вы думаете взять ее с собой?

— А как же иначе!.. Об этом мы давно договорились. Путешествие будет ей очень полезно!

— При том, что с утра до вечера у нее перед глазами будет отец, брат и вы между ними? Очень сомневаюсь! Нет, Кароль, чем меньше вы будете заниматься Франсуазой, тем лучше будет для нее.

— Дорогая Мадлен, вы, кажется, забываете, что я не одна. И что Филипп еще не сказал своего слова. Когда я сообщу ему, что Франсуаза отказывается ехать с нами…

— Да не выставляйте вы поминутно Филиппа, как огородное пугало! — взорвалась Мадлен. — Он будет сердиться и шуметь лишь настолько, насколько вы его науськаете. Но мне кажется, это не в ваших интересах!

Кароль взяла с дивана подушку, смяла ее, снова взбила и проговорила очень мягко:

— Почему вы все время твердите о моих интересах? Сейчас я забочусь только о Франсуазе.

От такого лицемерия у Мадлен перехватило дух. Ослепленная гневом, она, и не пытаясь овладеть собой, накинулась на невестку:

— Нет, Кароль! Хватит! Вы забываете, что из-за вас и Жан-Марка атмосфера в этом доме стала непереносимой для девочки! Она слишком чиста и не способна терпеть такую грязь! Именно поэтому она потеряла голову! Именно поэтому она хотела умереть!..

Пока Мадлен говорила, лицо Кароль озарялось все более злорадной улыбкой. В сумерках ее глаза и зубы блестели, черты выражали елейную жестокость и презрение. Когда Мадлен, задохнувшись, умолкла, она спокойно сказала:

— Я вижу, Мадлен, вы отстали от событий. И даже очень! Неужели Франсуаза что-то скрывает от вас? Во всяком случае, она совсем не так чиста, как вы воображаете. И ее безрассудный поступок вызван только неудачей в любви.

— Вы готовы придумать что угодно, лишь бы обелить себя!

— Если бы я хотела выдумывать, я бы сочинила что-нибудь пооригинальнее истории о том, как девчонка спуталась со своим преподавателем.

— Что?

Мадлен приняла удар и сразу, еще не испытав боли, почувствовала, как глубока нанесенная ей рана.

— Если вы мне не верите, спросите у Франсуазы, — продолжала Кароль. — Кстати говоря, этот мужчина, которого я видела в тот же вечер, что и вы, весьма недурен. Правда, он староват для Франсуазы, да и склад ума у него не тот. Обидно, что в столь юном возрасте она нарвалась именно на него!..

Кароль продолжала улыбаться, спокойная, наглая, уверенная в себе. Из последних сил борясь с очевидностью, Мадлен едва выдавила из себя:

— Она сама вам об этом сказала?

— Нет. Но это не существенно. Она не ночевала дома, провела ночь с этим человеком и потом в пять утра в слезах прибежала к Жан-Марку и все ему выложила. Он, конечно, пытался успокоить ее, но вы же знаете Франсуазу, она принимает все так близко к сердцу!..

Несколько секунд Мадлен боролась с удушьем. На этот раз приходилось признать: соперница положила ее на обе лопатки. Да еще ехидничала, выражая сочувствие. Как же настрадалась Франсуаза, прежде чем прийти к этому ужасному решению! Потерять уважение к себе для человека ее склада было страшнее, чем потерять уважение к окружающим. Ну, а он? Неужели он не почувствовал, что для нее может стать катастрофой то, что для другой девушки прошло бы бесследно. Впрочем, на что ему такая щепетильность? С его-то острыми зубами? С его волчьим аппетитом к жизни. Как у Кароль. И Франсуаза попала в этот зверинец! Так стоит ли удивляться, что ее там унизили, оскорбили, осквернили!

Солнце уже скрылась за домами в глубине сада. Стало прохладнее. После долгого молчания Кароль, с любопытством наблюдавшая за золовкой, сказала: