Прежде чем она успела собраться с мыслями, Винсент напористо продолжил:

— Я был голоден. Я всегда просыпаюсь голодным, а от вас пахло также восхитительно, как от печенья Тайни. Но вы с Тайни — категорически под запретом, поэтому я укусил рабочего из охранной фирмы. — Он пожал плечами: — Как вы видели, он вышел отсюда на своих ногах. Особого вреда я ему не причинил, и помнить об этом он не будет. А я теперь сыт, и никому никакого ущерба не нанес, кроме разве что ваших нежных чувств.

Джеки с трудом удержалась и не отступила назад, когда Винсент остановился прямо перед ней. Он стоял так близко, что она ощущала его запах и исходящее от его обнаженной груди тепло; так близко, что она, если бы захотела, могла бы прикоснуться к нему, а какая-то ее часть действительно этого хотела. Вместо этого Джеки буркнула:

— Мои нежные чувства? — С трудом отведя взгляд от его такой широкой груди, она сердито нахмурилась: — Это своего рода оскорбление?

Винсент вскинул брови и принял высокомерно-снисходительный вид, который был так характерен для вампиров.

— Ни в коем случае. Я просто удивляюсь, когда кто-то, так хорошо знающий нас и так долго с нами работающий, может быть шокирован и потрясен тем, как мы осуществляем то, что заложено в нашей природе.

— Делаете то, что заложено в вашей природе, — хмуро повторила Джеки.

Почему-то его слова напомнили ей старую басню про скорпиона и лягушку. Скорпион уговорил лягушку перевезти его через реку, но на полпути ужалил ее. Лягушка утонула вместе со скорпионом, но успела спросить его, почему он это сделал. Скорпион ответил, что это «заложено в его природе».

Отличное напоминание, подумала Джеки. Никогда нельзя забывать, что Винсент — бессмертный, то есть вампир со своими вампирскими привычками и соответствующим отношением к людям. Они с Тайни, и любой другой смертный из тех, с кем Винсенту приходится сталкиваться, для него всего лишь ходячий обед, и ничего более.

Его раздражение вызвало резкую реакцию Джеки, и она напомнила Винсенту:

— Остальные ваши пьют кровь из чашек или прямо из пакетов. Вы единственный, кто кусает людей!

— Единственный? Вряд ли, — ответил Винсент и пожал плечами: — Просто единственный из тех, с кем вам довелось встретиться.

Джеки понимала, что он прав, но ей становилось все труднее думать, пока он стоит так близко.

— Кроме того, — заметил Винсент, — вы бы этого не увидели, если бы занимались своим делом, вместо того чтобы шпионить за мной.

К сожалению, это тоже было правдой. Она пошла за ним, предполагая, что застукает его за этим занятием. Но ведь он в своем доме, и это действительно не ее дело. К несчастью, Джеки распирало любопытство.

Склонив голову набок, она все-таки пошла на поводу у своего любопытства.

— Вы кого предпочитаете — женщин или мужчин? — спросила она и, увидев, что Винсент замер, поспешно добавила: — Кусать?

Он расслабился и пожал плечами:

— Вы какое мясо предпочитаете — быка или корову?

— Какая разница? — в замешательстве ответила Джеки. — Бифштекс и есть бифштекс.

— И для меня так же. Когда я голоден, мне все равно. То, что под рукой или легче добыть. Кровь есть кровь, хоть мужская, хоть женская.

— О!..

Понимая, что кровь есть кровь, Джеки все же удивилась, что для Винсента еда — всего лишь еда. Ни один из собранных ею документов не содержал сведений об особенностях питания вампиров. В основном в них были данные об их общей истории или о личной истории каждого, и все такое.

Единственное, что там оговаривалось касательно их питания, так это то, что вампиры могут выжить на одной крови, без еды, но не могут существовать на еде без крови. В настоящее время они подчинялись ограничениям, наложенным их Советом, и должны были питаться фасованной кровью, а не от живых доноров, кроме случаев крайней необходимости или особых случаев — вроде Винсента или его отца, Виктора.

Единственным исключением были так называемые укусы любви, как они это называли, когда бессмертный с полного согласия кусал своего смертного (или бессмертного) возлюбленного. О последнем правиле Джеки кое-что знала из собственного опыта. Встречаясь с Кассиусом, она соглашалась на то, чтобы он ее кусал, и всякий раз это было незабываемым эротическим переживанием. Честно говоря, она с трудом верила, что ощущения во время питья крови отличаются от того невероятного, сексуального, захлестывающего тебя с головой наслаждения, которое было ей знакомо.

Однако обсуждать Кассиуса с Винсентом ей не хотелось, поэтому Джеки просто сказала:

— Полагаю, на меня подействовали книги и фильмы. Они всегда изображают этот акт гораздо более… интимным и сексуальным, а вы говорите, что это как съесть сандвич.

— Может быть и так, и эдак, — согласился Винсент. — Хотя куда чаще это напоминает обычный сандвич. Я голоден, поэтому пью кровь.

— Вы всегда кусаете сзади? — спросила Джеки.

— К мужчинам я предпочитаю подходить сзади, так гораздо проще воздействовать потом на их память. Они могут смотреть телевизор или любоваться пейзажем, а я внушаю им воспоминание о том, что они этим занимались не прерываясь, а я тем временем рассказывал им что-нибудь ужасно скучное.

Джеки немного растерялась, и он пояснил:

— Мужчины по природе своей визуалы, то есть воспринимают окружающее глазами и редко реагируют на разговор, если он кажется им скучным. Их мысли где-то блуждают, а сосредоточиваются они на другом — обычно на том, что видят. Они быстро учатся реагировать на слова собеседника, ориентируясь только на изменение интонации.

Губы Джеки дернулись. Она отлично знала, что мужчины быстро «отключаются», если ты говоришь не о работе, спорте или еще о чем-нибудь для них интересном, и реагируют, кивая или бормоча что-то утвердительное, если твой тон становится вопросительным.

— А женщины? — спросила она с любопытством. Ей хотелось знать, как он воспринимает женщин.

— Женщины с большим вниманием относятся к разговору. Для них общение намного важнее, поэтому женщина будет с ума сходить, если не вспомнит, о чем мы беседовали. К ним проще подходить спереди и обнимать, а потом уже кусать. И внушать смутное воспоминание о мгновении страсти.

Джеки была готова согласиться с тем, что мужчины не так многословны, как женщины, но мысль о том, что женщина легко забудет физические отношения, показалась ей странной.

— Могу поверить, что женщина находит разговоры более существенным явлением, но если дело касается страсти, а у нее остается только смутное воспоминание, то ее это тоже должно волновать и беспокоить.

— Как ни странно, нет. В большинстве своем женщины меньше озабочены интимными подробностями. Их не волнует, в каком месте к ним прикасались и все такое. Они вспоминают, как себя при этом чувствовали и какую испытывали страсть.

Джеки хотела возразить, попыталась вспомнить поцелуи и ласки своего последнего кавалера, но поняла, что все очень расплывчато. Она смутно помнила, как стояла у себя на кухне, а он наклонил ее назад, к столу, и начал целовать. Все остальное было расплывчатым воспоминанием об испытанных ею ощущениях и о реакции собственного тела. Это заставило ее задуматься над тем, помнят ли мужчины интимные моменты также ярко, как, например, репортаж с футбольного матча. Конечно, очень любопытно, но она не рискнула спросить Винсента и успокоила себя тем, что когда-нибудь поинтересуется у Тайни… может быть.

Поморгав, чтобы прогнать эти мысли, Джеки поймала себя на том, что смотрит на грудь Винсента, очевидно, редко видавшую солнце (а может быть, и никогда). В наши дни поклонения солнечным лучам и соляриям такое тело может показаться нездоровым и непривлекательным, но на самом деле оно было прекрасным, как ожившая мраморная статуя. Ее взгляд скользил по широкой груди, потом спустился ниже, на восхитительно плоский живот, к поясу пижамных штанов, просторных и удобных, причем не было никаких сомнений в том, что и содержимое пижамы может представлять интерес. Джеки в голову тут же пришел еще один вопрос.