Пару таких кортиков сабельного типа, причем именно британских, можно увидеть в Центральном военно-морском музее Санкт-Петербурга. И историю о том, как один из этих кортиков попал в музей, мы вспомним позже – благо весьма занимательна и имеет непосредственное отношение к теме нашего исследования.

Рис. 3. Английские флотские кортики конца XVIII века. Происхождение от сабли, а не от шпаги очевидно, но рубиться таким оружием все-таки затруднительно, длина клинка без рукояти около 30 см.

Однако флотский кортик – неважно, пригоден он для рубящих ударов или нет, – оружие офицеров и мичманов. Личное оружие. Личное в самом прямом смысле слова: изготавливались кортики в мастерских только под заказ, никакого массового производства, никакой анонимной продажи. Кортики в тех семействах, где морская служба была фамильной традицией, передавались от дедов внукам, и зачастую в музеях встречаются кортики сборные, составные – клинок начала восемнадцатого века, а ножны и рукоять сделаны веком позже, взамен изношенных, пришедших в негодность…

Утратить кортик для офицера – всё равно что полку утратить боевое знамя – позорно и постыдно. Тем более постыдно отдать кортик в руки врага. За борт швыряли, но не отдавали. Откуда такое изобилие «лишних» кортиков на страницах мемуара Хокинса?

Ладно пираты, у них, допустим, трофейные с давних времен… Но откуда столько кортиков среди оружия, закупленного сквайром Трелони для «Испаньолы»? Ни одного кортика штатскому и сухопутному сквайру не продали бы без предъявления патента морского офицера.

А ему их и не продали. Потому что сквайр кортики и не закупал. Сверхизобилие кортиков появилось исключительно стараниями переводчика.

Вот как в оригинале первый раз упомянут «кортик» (Билли Бонс отправляется с ним на прогулку по морскому берегу): his cutlass swinging under the broad skirts of the old blue coat.

Не кортик. Катласс (cutlass). И далее то же самое – везде, где в переводе упомянуты кортики, в оригинале вместо них стоят катлассы.

В русском языке термин cutlass широкого распространения не получил, в отличие от английского. Переводят его как абордажная сабля, и как абордажная полусабля, и даже как абордажный меч. Но наиболее точно отражает суть дела другой термин – абордажный тесак.

По форме катлассы напоминали саблю, но были короче (клинок без рукояти обычно не менее 50 см) и в то же время гораздо массивнее, что позволяло и рубиться в тесных корабельных помещениях, и с успехом применять оружие на манер топора – против абордажных крючьев или против оснастки вражеского корабля.

Рис. 4. Абордажные тесаки, они же катлассы.

Первая схватка с применением холодного оружия произошла в «Адмирале Бенбоу» между Билли Бонсом и Черным Псом. А схватке предшествовал разговор, настолько любопытный, что заслуживает отдельного и очень внимательного разбора.

Юный Джим Хокинс излагает дело следующим образом: Черный Пес неожиданно заявился в трактир, дождался Билли Бонса, начал с ним разговор за стаканчиком рома. О чем конкретно шла речь, Хокинс не слышал, до него доносились лишь отдельные громко произнесенные слова и фразы: ругательства, угроза Билли Бонса: «Если дело дойдет до виселицы, пусть на ней болтаются все!»

Завершилась беседа дракой, вернее, схваткой на тесаках, в которой Черный Пес получил рану и бежал с поля боя. Бонс преследовал его и мог бы прикончить в дверях последним ударом, но… «…Кортик зацепился за большую вывеску нашего «Адмирала Бенбоу». На вывеске снизу, на самой раме, до сих пор можно видеть след от него».

В этом столкновении много странного… Но чтобы лучше понять странности, надо разобраться с личностью Черного Пса.

Считается, что Черный Пес – пират из экипажа капитана Флинта, не попавший (к счастью для себя) на борт «Испаньолы» только потому, что Джим Хокинс хорошо знал его в лицо.

И в самом деле, Пес называет себя старым корабельным товарищем Билли Бонса, а последний никак это не оспаривает. Но вот вопрос: а в самом ли деле Черный Пес плавал на корабле Флинта до самого конца, до смерти пиратского капитана в Саванне?

Есть очень много оснований утверждать, что всё происходило с точностью до наоборот – Черный Пес покинул экипаж Флинта задолго до того. Есть вероятность, что он даже вообще не плавал с Флинтом, что его знакомство с Бонсом произошло на корабле другого пиратского капитана, Ингленда.

Дело в том, что на пиратских кораблях происходила постоянная «ротация кадров». Потери при морских артдуэлях и абордажах были велики – если противники, конечно, не трепетали при виде черного флага, а решали всерьез драться.

Например, схватка с кораблем Ост-Индской компании под командованием упоминавшегося выше капитана Макрэ уменьшила экипаж Ингленда почти на сто человек: после яростного боя насчитали девяносто девять убитых и тяжело раненных!

Их выжившие коллеги не сильно печалились по павшим – согласно пиратским кодексам доля погибших делилась между уцелевшими. Но для успешных действий при абордажах требовалось численное преимущество над командами купеческих судов и пиратские экипажи нуждались в постоянном пополнении. Новобранцев частично вербовали из побежденных, на добровольно-принудительной основе. Частично набирали в разных местах, пользующихся дурной славой, куда стекались авантюристы, изгои, беглые преступники (например, Черепаховый берег в Вест-Индии, «пиратская республика» на Мадагаскаре, некоторые голландские колонии, охотно привечавшие пиратов).

В результате такой практики в каждом пиратском экипаже личный состав неизбежно расслаивался. Если воспользоваться терминологией, изобретенной столетия спустя в советской армии, были там «салаги» – необстрелянные пираты, ничего не успевшие заработать; были «духи» – уже с кое-каким боевым опытом и кое-какой долей в общей добыче, но не особо большой; были «дедушки» – весьма авторитетные и опытные пираты, с солидными паями в «общаке», но пока что не считающие, что пора подводить итог и делить заработанное.

Наконец, были «дембеля» – наплававшиеся, разбогатевшие и не видящие стимулов для нового риска.

Джон Сильвер в своем рассказе упоминает индийского вице-короля, захваченного пиратами Ингленда. Случай вполне реальный, описанный в исследовании Дефо. Вместе с вице-королем джентльменам удачи досталась и неплохая добыча – только лишь драгоценных камней, в основном алмазов, почти на четыре миллиона пиастров.

И вот тут пиратские «дембеля» (да и «дедушки», наверное) собрали сходку и провели решение: хватит, пора подбивать итоги.

Алмазы поделили. На одну долю пришлось по сорок два некрупных камня. Более крупные камни при дележе засчитывали за несколько мелких. Как анекдот Дефо приводит историю о пирате, получившем один, зато самый большой алмаз. Посчитав себя обделенным и мало разбираясь в конъюнктуре рынка, пират немедленно раздробил свой камешек (алмазы очень тверды, но ударные нагрузки держат плохо). Получилось 43 осколка – больше чем у других, однако!

После той исторической дележки часть команды Ингленда покончила с пиратством, остальные решили еще немного пособирать в житницы…

Так вот, скорее всего среди «завязавших» были и Пью, и Черный Пес (Пью даже наверняка).

Доказательства?

Сейчас изложим.

Первое, о чем упоминает Джим Хокинс, описывая Черного Пса, – цвет лица. Лицо у Пса бледное и землистое.

Но ведь отличительная черта моряков, долго плававших в тропических и экваториальных широтах, – въевшийся загар, по нескольку лет не сходящий! Билли Бонс уже давненько не у дел, а лицо у него до сих пор коричневое! И другие старые пираты отличаются тем же: штурман Эрроу, Том Морган, Израэль Хендс (последнего доктор Ливси называет «краснорожим негодяем» – возможно, дело в особенностях реакции кожи на ультрафиолет; в любом случае ничего общего с «бледностью» и «землистостью»).