— Мистер Мордисфорд, — тихо заговорила Черити с отчаянной серьезностью, — если Даррелл теперь пожелал остаться здесь, умоляю вас, не пытайтесь поколебать его решимость. Он нужен здесь... вы не можете себе представить, насколько нужен.

— Сударыня, — рассмеялся молодой человек, — я сказал, что меня послали с этой целью, но не говорил, что непременно выполню поручение. По моему мнению, Даррелл тогда просто дал себя уговорить, ведь моя мать рвется сама растить сына Элисон. — Он чуть замялся, а когда продолжил, легкий тон исчез без следа. — Даррелл Конингтон мой друг. Мы вместе сражались и вместе были свидетелями того, как гибло наше дело. Мы потерпели поражение. Но когда все кончилось, у меня-то еще оставался дом, мне было куда вернуться, и меня ждала семья. Нет нужды объяснять вам, что Даррелл потерял много больше, чем я. Он приехал со мной в Кент, ожесточившийся, одинокий, и моей матери не составило труда внушить ему, что теперь ничто не имеет значения, кроме ребенка, и что место ребенка рядом с ней. Я и тогда усомнился в мудрости такого курса, а сейчас, когда выбор самого Даррелла доказывает мою правоту, вы можете быть уверены, что я не стану пытаться изменить его мнение.

— Благодарю вас, сэр, — ответила Черити дрожащим голосом. — Вы можете подумать, что мое желание, чтобы Даррелл остался в своем поместье, продиктовано одним эгоизмом. Но поверьте мне, это совсем не так. Есть причины...

Черити умолкла, внезапно осознав, что внимание Генри Мордисфорда больше ей не принадлежит. Он смотрел мимо нее, в сторону сада, и Черити обернулась и увидела, что ребенок возвращается к ним, ведя за руку Сару. Напряжение последних недель сказалось на Саре, как и на всех обитателях Маут-Хаус. Ее лицо утратило детскую округлость, а обычно бьющая через край жизнерадостность угасла, но выглядела она лучше, чем когда бы то ни было. Сара подошла к ним, Черити представила их друг другу:

— Сара, у нас гость — дядя маленького Даррелла, мистер Мордисфорд. Сэр, это моя кузина, Сара Шенфилд.

Сара сделала реверанс, Генри Мордисфорд поклонился, а затем они замерли, глядя друг на друга, но не произнося ни слова. Лицо девушки порозовело, молодой человек несколько утратил прежнюю самоуверенность, и Черити, переводя взгляд с одного лица на другое, поняла, что для обоих перестали существовать она сама, ребенок, вообще все вокруг. Она расстроилась, ибо что же хорошего может выйти из того, что пуританская девушка и роялист смотрят друг на друга с таким восхищением.

Глава 6

ДАУЭР-ХАУС

Впрочем, какие бы чувства ни возникли между Сарой Шенфилд и Генри Мордисфордом в те первые мгновения их встречи, все это недолго занимало мысли Черити. Ее переполняли известия, привезенные Мордисфордом. До этой минуты будущее висело над ней мрачной угрозой. Если Даррелл навсегда покинет Конингтон-Сент-Джон, а Сара вскоре выйдет замуж, как и положено девушке, Черити вообще лишится дружеской поддержки, вынужденная жить в доме, где ее не любят и не ждут, обязанная работать вместе со слугами, но отделенная от них близким родством с семьей хозяина. И вот эта угроза снята.

Только позднее, вечером, когда настала очередь Черити дежурить в комнате больного, до нее полностью дошел смысл жестокой шутки, что сыграла с ней судьба. Будь она не столь тверда в своем отказе покинуть деревню, Даррелл мог бы заручиться согласием ее дяди до того, как случилось это несчастье. И если бы они были помолвлены, сам Джонас не сумел бы помешать. Теперь не осталось никакой надежды на брак, даже если Даррелл все еще желает этого. Джонас практически уже стал ее опекуном, а поступать во вред Дарреллу любым доступным способом для него так же естественно, как дышать. Черити представляла, с каким ликованием ухватится Джонас за такой случай.

Она была уверена, что Джонас знал или, по меньшей мере, подозревал о решении Даррелла остаться в Конингтоне и преднамеренно скрывал это от нее. Он ведь ничуть не удивился, услышав, что сказал Генри Мордисфорд. Ясно, что преподобный Малперн сообщает Джонасу обо всем, что происходит в деревне. Джонас, должно быть, увидел угрозу своим планам, так что ему выгодно было держать ее в полном неведении.

Мистер Мордисфорд недолго пробыл в Маут-Хаус, но перед отъездом условился с хозяевами, что приедет на другой день повидать племянника. «Повидать Сару — вот что он имеет в виду», — подумала Черити. Да, к тому времени, как они вошли в дом, Генри уже достаточно владел собой, чтобы справиться с ослеплением первых минут, но все равно не мог удержаться от соблазна и то и дело бросал взгляды в ее сторону. А вот Саре, юной и неопытной, пришлось труднее. Затаив дыхание, она ловила каждое его слово и заливалась жарким румянцем всякий раз, как встречалась с ним глазами. Черити надеялась только на то, что ни Джонас, ни матушка не заметили, что с ней творится.

Сама же она хотела теперь только одного — увидеть Даррелла и возместить, если возможно, те несправедливые слова, которые сгоряча наговорила ему, но при этом отдавала себе отчет, что пойти в Дауэр-Хаус ей удастся не раньше, чем наступит ночь. Весь день настолько плотно забит всякого рода трудами, что ускользнуть незамеченной просто невозможно. А сохранить тайну совершенно необходимо, тем более что она намеревалась взять с собой драгоценности. Их надо передать в целости и сохранности Дарреллу, и чем скорее, тем лучше.

Дежурить у постели мистера Шенфилда после полуночи предстояло Элизабет, и когда она пришла сменить племянницу, остальные домашние уже спали. Черити бесшумно пошла через затихший дом в детскую. Удостоверившись сначала, что мальчик крепко спит, она достала шкатулку с драгоценностями и накинула легкий плащ, чтобы скрыть свою ношу. Чуть дыша спустилась по черной лестнице и вышла через конюшенный двор. Собака зашевелилась и сонно заворчала, но Черити прошептала ей, что все в порядке, и при звуке знакомого голоса пес снова затих, едва слышно звякнув цепью.

Ночь накрыла землю, но дневная жара не спадала. Воздух словно сгустился, душный и недвижный, а над Дартмуром собирались тяжелые облака. Молодой месяц показывал дорогу Черити. На холме, разгоряченная от подъема, она остановилась передохнуть и вздрогнула от резкого хруста ветки. Легкое шуршание послышалось в кустарнике на склоне, и Черити успокоилась, улыбнувшись своей глупости: какая-то зверюшка пробежала мимо нее в кусты.

Черити вышла из рощи и направилась через парк к Дауэр-Хаус, думая с сожалением, что придется ей перебудить весь дом. Впрочем, поскольку в услужении у Даррелла могли быть только жители Конингтон-Сент-Джона, нечего опасаться, что ее выдадут.

Однако когда дом открылся ей за деревьями, она увидела свет в комнате нижнего этажа. Створки окна были распахнуты в летнюю ночь. Черити осторожно подошла и, привстав на цыпочки, заглянула внутрь.

На столе стояли зажженные свечи, создавая яркий островок света в середине просторной, обшитой панелями комнаты, все остальное тонуло в тени. Стол завален бумагами, в кресле, лицом к окну, сидел Даррелл. Перед ним стояла чернильница с гусиным пером, но его руки праздно покоились на подлокотниках кресла, голова откинута на высокую резную спинку, глаза закрыты. И лицо такое утомленное... Черити захлестнула волна нежности, она поняла наконец, чего ему стоило решение остаться в заброшенном доме. Она подняла руку и тихо стукнула в створку окна.

Даррелл тут же открыл глаза и осмотрелся недоуменно, потом, когда она постучала еще раз, отодвинул кресло и быстро подошел к окну.

— Даррелл, это я, Черити, — прошептала она.

— Черити? — повторил он безучастно. — Что, скажи на милость, привело тебя сюда в столь поздний час? — И вдруг с испугом: — Ребенок?..

— Нет! Нет, все хорошо, но я должна поговорить с тобой. Позволишь мне войти?

Он нахмурился, но кивнул. Когда она подошла к двери, он уже стоял там со свечой, Черити ступила через порог, все без единого слова. Они оказались в той же комнате, где он только что дремал за столом, Даррелл закрыл дверь и поставил свечу на стол по-прежнему молча. Прижимавшая к себе под плащом свою ношу, Черити взволнованно проговорила: