Он нашел возвышенность ее груди и услышал, как она задохнулась, когда он, да и весь мир вокруг него, потворствуя себе, затерялся в ее теле. Ее талия была такой тонкой, такой совершенной, а находящийся чуть ниже треугольник светлых жестких волос невероятно манил его. Он вдохнул запах ее желания, дикой, неприрученной жажды, растущей, чтобы соответствовать его. Зубами прошелся по внутренней стороне ее бедра, раздвигая ее ноги, пока его руки не нашли влажное тепло, приветствующее голод в его теле.
Джексон услышал слабый стон, вырвавшийся из ее собственного горла, когда Люциан начал медленное, интимное исследование, находя все секретные местечки на ее теле. Он не торопился, за столетия он научился быть терпеливым, да и этого момента он ждал слишком долго, поэтому намеревался сделать первый раз для нее незабываемым. Его сознание полностью слилось с ее, чтобы она почувствовала его возрастающую жажду, волнами накрывающую его с головой, огненную лаву, текущую в его теле там, где должна была бы быть кровь. Она же чувствовала болезненное наслаждение и полнейшее удовольствие, когда он вытворял с ее телом все эти эротические вещи. Найдя его длинные волосы, она вцепилась в них, стараясь удержаться, поскольку ее тело начало извиваться от все накатывающего и накатывающего на нее блаженства.
Мир вокруг нее, казалось, рассыпался на части, когда глубоко внутри нее зародились, а затем распространились по всему телу волны удовольствия, пока она не уцепилась за него как за якорь. Люциан склонился над ней, его широкие плечи, мышцы его рук и спины были напряжены от его попыток действовать помедленнее. Он осторожно вошел в нее, медленно, дюйм за дюймом, пока не встретил на своем пути легкую преграду. Она была такой узкой и горячей, что он чуть не вспыхнул. Его руки обхватили ее небольшие бедра. Даже теперь, в этот момент, когда его тело настойчиво требовало от него глубоко погрузиться в нее, когда у него в ушах шумело и красная пелена желания застилала его сознание, он понимал, насколько она маленькая, какая хрупкая в его руках.
– Люциан, – прошептала она его имя, и он наклонился, чтобы еще раз вкусить ее рта, одновременно подавшись вперед. Ему навсегда запомнится ее первый вздох при этом первом проникновении, при первом слиянии их тел и сознаний.
– Расслабься, ангел, – тихо объяснил он, прокладывая огненную дорожку от ее горла к груди. Он подождал, пока ее тело не приспособится к его размеру, не привыкнет к чувству его вторжения, – ты создана для меня, ты вторая половинка моей души.
Его зубы двигались взад и вперед по ее бьющейся жилке. Он что‑то нежно нашептывал ей, сметая сопротивление из ее сознания так, чтобы там осталось только принятие всех его потребностей.
Ногти Джексон впились в его спину, когда раскаленная добела боль пронеслась по ее телу, оставляя после себя то‑то темное и эротичное, когда его зубы глубоко погрузились в нее. Его бедра ринулись вперед, и он перенес ее в мир чувственности, о какой она могла только мечтать. Его рот, питающийся от нее, был таким родным и сексуальным, что она прижала голову Люциана к себе, предлагая свою грудь, желая, чтобы он вобрал в себя саму ее жизненную суть на все времена. Его тело двигалось в ее медленными уверенными толчками, каждый из которых был глубже и сильнее предыдущего, создавая такое жаркое трение, что они оба оказались в огне, в одном живом и дышащем пламени. Его язык прошелся по небольшим следам от укуса на ее груди, и он начал двигаться внутри нее быстрее, погружаясь глубже, стараясь добраться до самой сердцевины.
Обхватив ладонью ее затылок, в своем сознании он создал нестерпимую жажду, а если подумать, превратился в эту жажду, пока не стал единственной вещью, о чем она могла думать. Джексон должна была погасить ту ужасную потребность, которая тлела в красной дымке его сознания. Он приблизил ее голову к крепким мускулам своей груди, где незамедлительно появилась небольшая рана. Люциан прижал ее рот к себе, его разум контролировал ее, заставляя пить из темного колодца. Ощущение ее рта, питающегося от него, было не похоже ни на что, когда‑либо испытанное им. Ее тело, горячее и узкое, бархатисто окружало его, огненные ножны, испытывали на прочность его силу воли.
Пока она пила, Люциан очень тихо еще раз декламировал ритуальные слова. Он хотел этого, этой справедливости, полноты. Она была его истинной Спутницей жизни навечно, и он желал, чтобы церемония была точна, чтобы у нее не было ни единого шанса ускользнуть от него. Чтобы не было ни единой возможности причинить ей вред.
– Я объявляю тебя своей Спутницей жизни. Я принадлежу тебе. Предлагаю тебе свою жизнь. Даю тебе свою защиту, свою верность, свое сердце, душу и тело. Я обязуюсь хранить то же самое, что принадлежит тебе. Твоя жизнь, счастье и благополучие всегда буду нежно хранимы и стоять над моими во все времена. Ты – моя Спутница жизни, связанная со мной навечно и всегда под моей заботой.
Теперь он всегда будет находиться с ней, и незамедлительно узнает о грозящей ей опасности. А она будет присутствовать в нем, уравновешивая его, в результате чего у монстра, живущего внутри него, не будет шанса вырваться на свободу.
Его тело горело в огне. Он мог чувствовать, как быстро теряет контроль над самим собой. Поэтому тотчас же был вынужден остановить процесс ее питания, будучи уверенным, что дал ей достаточно крови для полноценного обмена. С завершившимся ритуалом – их третьим обменом крови и их спариванием – он позволил себе роскошь затеряться в ее теле. Он погружался в нее, раз за разом, чувствуя ее тепло, ее огонь, принимающие его, удаляющие черноту из его души. Все эти одинокие столетия, все эти ужасные поступки, хотя и необходимые, все пропавшие частички – все это ей каким‑то образом удалось собрать воедино. Экстаз, полученный ее телом, был тем, что он едва мог выдержать. Он чувствовал, как ее мышцы сжимаются вокруг него, крепче и крепче, все глубже затягивая его в этот пламенный вихрь, сдавливая его так, что он взорвался, разлетевшись на части, беря ее с собой в неизвестность.
Джексон вцепилась в Люциана в целях безопасности, как за спасительную бухту в шторме таких ощущений, которые почти шокировали ее. Она и понятия не имела, что способна почувствовать такое, понятия не имела, что ее тело способно на такие вещи. Люциан лежал на ней, стараясь не раздавить ее своим весом, хотя его тело внутри нее по‑прежнему было твердым. Все это было таким сексуальным, эротичным и ужасно родным. Она смаковала его вкус у себя во рту, слегка медный аромат, мужской и соблазнительный. Она лежала под ним, удивленно взирая на него.
В ее памяти сохранилось смутное воспоминание об ее рте, двигающемся по его груди. Как раз когда она пыталась поймать его, мимолетная мысль принесла ей мгновенное осознание, что его напряженная плоть все еще погружена глубоко в нее. Он начал осторожно двигаться, словно должен был это делать, словно едва мог пассивно выносить ощущение ее плоти, окружившей его. Его руки обхватили ее лицо.
– Ты такая красивая, Джексон, по‑настоящему красивая.
Она задвигалась под ним, ее тело было таким же разгоряченным и нетерпеливым, как и его, испытывало такое же желание, как и его. Ворсинки ковра ласкали ее спину подобно пальцам. Его рот снова заскользил по ее телу, его язык кружился вокруг ее груди, его мужское начало упивалось своей способностью брать ее снова и снова, потакая себе.
Она была теплом, шелком – всем, чего он когда‑либо желал. И она хотела его с той же самой насущной потребностью, с какой он хотел ее. Он смотрел, как свет от камина играл на ее теле, лаская впадинки и задерживаясь на мягких линиях ее изящного тела. Он наблюдал, как его тело то входило, то покидало ее, и эта эротическая картина только усиливала его удовольствие. Он склонил свою голову к кончикам ее грудей, в то время как его руки ласкали ее тонкую талию и плоский живот. И все это время его бедра двигались медленно, лениво, наращивая жар между ними, пока они оба еще раз не сгорели в пламени наслаждения. Ему хотелось, чтобы эти неторопливые, глубокие и довольно легкие движения длились вечность. Ему хотелось провести жизнь здесь, в безопасном раю ее тела, где чудеса действительно случались.
