Когда прошло первое возбуждение и радость победы, начали собирать раненых и убитых. Сотник обошел посты возле заграждений. У него уже не было столь легко на душе… Всюду лежали тела, много тел. Рават понимал, что второго штурма не переживет никто, даже если алерцы не задействуют дополнительные силы. Защитникам удалось воспользоваться благоприятным моментом, не более того. Победу одержал боевой дух, упорство, но, если смотреть правде в глаза, «войско» Равата не выстоит перед врагом. Алерцы были не детьми, но воинами. Они могли потерпеть поражение, могли пасть духом… Но в конечном счете разве крестьянин с палкой в руке способен выстоять против прирожденного убийцы? Считать погибших не хотелось. И так все видно… Своих больше. Намного больше.

Сотник пытался найти какой-нибудь уголок, где можно было бы сесть и спокойно подумать, вдалеке от чужих взглядов и рыданий… Такого места не нашлось. Его солдаты тоже гибли, точно так же, как и крестьяне. Но силком в легион никого не тащили. Они сами предложили свои услуги, и их приняли на службу, отправив ни с чем многих других. Будущим воинам дали хорошее оружие, их как следует обучили, им регулярно платили жалованье. Сражения, которые могли завершиться ранами или смертью, были их профессией. Его профессией. Но эти, крестьяне? Рават не собирался сочувствовать их тяжкой доле, тем более что знал, как живут крестьяне в других местах. Доля как доля… Их делом было обрабатывать землю — кто-то же должен этим заниматься. Но отвага, с которой крестьяне защищали своих близких, глубоко тронула его. Такие люди не заслуживают того, чтобы погибнуть от руки каких-то пришельцев из-под чужого неба…

Алькава… Рават судорожно уцепился за эту мысль. Территория, которую контролировала Алькава, начиналась совсем недалеко, к востоку от Трех Селений. Гарнизон Алькавы должен знать о появлении столь крупной стаи. Группа в двадцать голов могла ускользнуть от внимания стерегущих границу часовых и незаметно проникнуть в глубь Армекта. Но такая армия? Алькава наверняка уже приняла меры и отправила сюда карательную экспедицию. Вопрос лишь в том, насколько сильное войско собрали алькавцы… Так или иначе, это единственный шанс. Нужно прокрасться между отрядами алерцев. Одолеть немалое расстояние по степи в поисках отряда, который, вообще говоря, может быть где угодно, или добраться до самой Алькавы. Нужно сделать это быстро, чтобы помощь успела прибыть вовремя.

Только и всего.

Рават чуть не рассмеялся вслух.

Быстро… насколько быстро? Чтобы успеть до нового штурма? Посмотрев по сторонам, Рават пришел к выводу, что сейчас деревню могли бы захватить даже вехфеты. Без своих наездников, вообще без наездников…

Пока, однако, штурма не было. Энтузиазма у алерцев явно поубавилось… Похоже, они не собирались пополнять силы, предназначенные для захвата деревни. И похоже, этой ночью они нападать не собираются. Но все равно ничего не остается, кроме как цепляться за соломинку. Нужно побыстрее привести сюда алькавцев.

Только кто может это сделать? Дольтар, отчаянный рубака, слишком стар для гонки по степи. Астат? Да, наверное, Астат. Хотя нет, здесь нужен конник. Отличный конник на великолепном коне. Честно говоря, в деревне был лишь один человек, который мог бы успешно справиться с этой задачей… Но подобное даже не берется в расчет. Рават обязан остаться. Он знал, что в такой ситуации командир — это символ. Если он хоть на пару шагов отъедет от селения, какой-нибудь дурак… или просто уставший, да, уставший крестьянин непременно скажет: «Он сбежал». А это конец всему. Конец! Командир — сбежал.

Сотник с сожалением подумал о своих конниках, окруженных и перебитых где-то в степи. Был бы хоть один из них здесь, в селении! Но нет… В деревню вместе с ним пришли только двое конных лучников. Один умирает, а другой, несмотря на раны, сражался и погиб. Впрочем, даже будь он жив, все равно бы не справился. А лучники Астата… может, они и умеют держаться в седле, но какие из них конники?!

Впервые за последнее время Рават вспомнил о группе легионеров, которые отвлекли от него армию алерцев. Он сжился с этими людьми, они вместе побывали во многих походах. И теперь ему так хотелось верить, что, возможно, они все же уцелели. А в деревне не появились из-за того, что не сумели продраться через многочисленные алерские отряды. Рават молился, чтобы им повезло, хотя и не связывал с ними никаких надежд. Вряд ли Рест знает о том, что происходит сейчас в Трех Селениях. Даже если ему удалось уйти, он повел отряд в Эрву. А Эрва (если ее до сих пор не сожгли) — чем она поможет? Самое большее — известит Алькаву. Но сколько на это потребуется времени… Амбеген не мог послать ему помощь. Даже если бы Тереза, верная подсотница Тереза, привела конницу, которую у него забрала, — что с того? Помощь в лице пятидесяти конников? Смешно…

Рават покачал головой. Он устал, смертельно устал…

Устал и кот. Устал настолько, что даже не проснулся, когда сотник остановился рядом с ним. Впервые Рават видел, чтобы Дорлота не разбудил звук шагов.

Кот ушел с заставы первым. Обежал степь, вернулся, потом снова пошел на разведку, хотя пораненная шипом лапа явно досаждала ему. Вместе со всеми он прошел через лес, а ночью снова исчез, чтобы отыскать стаю в степи, и опять присоединился к отряду. Потом с остатками отряда бежал к Трем Селениям. Во время штурма Дорлот без устали носился туда и обратно, доставляя командиру необходимые сведения, передавая приказы, бегая от баррикады к баррикаде.

Так что кот действительно устал — имел на это право.

— Дорлот.

Кот открыл глаза и поднялся.

— Пойдешь в степь, Дорлот. Нужно найти алькавцев и привести их сюда с подкреплением. Может, придется идти в саму Алькаву. Неизвестно, стоит ли она еще… Нашу Эрву скорее всего сожгли, в этом я почти уверен.

Сидевшие неподалеку крестьяне подняли головы и несколько оживились, услышав слово «подкрепление». Весть тут же начала передаваться из уст в уста.

— Нет, — сказала Агатра.

В полумраке Рават только сейчас заметил девушку, которая сидела, прислонившись спиной к стене дома и положив лук на колени.

— Нет, — тихо повторила она. — Ты посылаешь его на смерть, господин. Прошу тебя… нет.

Порой лучница бывала упряма. На заставе она недвусмысленно дала всем понять, что предпочитает иметь собственное мнение. Как и большинство легионерок… Женщины весьма своеобразно толкуют слово «приказ». Рават привык к тому, что иногда необходимо ставить их на место. Однако сейчас он промолчал, ибо осознавал ее правоту. Хотя дело было не только в этом.

Агатра подружилась с котом. Она никогда не любила ни одного мужчину и не имела семьи. Однако здесь, у Северной Границы, она встретила и одарила искренней, сестринской любовью проворного кота-разведчика. Над этой дружбой посмеивались, но искренне, без какой-либо злости; все солдаты знали об их дружбе и уважали ее, ибо в ней было нечто нежное и прекрасное, огромное и чистое, и это замечали даже глаза грубых, закаленных воинов. Каким-то образом вышло так, что дружбу кота и девушки окружили заботой и вниманием. На заставе, среди постоянных патрулей и походов, столь мало прекрасного и чистого… Всем хотелось, чтобы эта дружба продолжалась и продолжалась. Никто не имел ничего против. И каждый хотел ее видеть.

— Прошу тебя, господин, — повторила лучница. — Не посылай Дорлота, он хромает… Он не дойдет. Его увидят и подстрелят из лука… Он уже не может бегать, господин. Его догонят на вехфетах. Вехфеты быстрее, чем хромой кот… Прошу тебя, господин. Прошу в первый раз…

Дорлот молча опустил голову, и это поразило Равата больше, чем все остальное.

— Агатра, — тяжело проговорил он, — больше идти некому. Я бы поехал сам, но ведь ты прекрасно знаешь, что мне нельзя. Для всех нас это единственный шанс спастись. И для него тоже.

Рават присел и заглянул девушке в глаза. Ее некрасивое, худое лицо было полно боли. Похоже, она не понимала, что он говорит.

— Агатра, послушай меня, — настойчиво повторил он. — В степи у Дорлота, даже охромевшего, куда больше шансов уцелеть, чем у нас, запертых в этой деревне. Он приведет помощь или хотя бы спасет собственную шкуру и расскажет кому-нибудь, что здесь происходит. Если же он будет сидеть здесь и ждать штурма, то кончит, как и все мы. Разве что заберется в какую-нибудь нору, спрячется и оттуда будет смотреть, как нас режут. Но ты прекрасно знаешь, что он на такое не способен.