...Но губы Эллис, такие сладкие и теплые, словно живительная влага для путника, бредущего по ледяной пустыне, так мгновенно и так упоительно ответили на его поцелуй. И как божественно легли на его бедра ее руки...

При одном воспоминании об этом Нейл почувствовал тяжесть в паху. Какая-то часть его существа стремительно возрождалась к жизни.

Умный и рассудительный человек немедленно бросился бы прочь со всех ног. Но когда дело касалось таких вещей, Нейл Морфи переставал быть умным и рассудительным человеком. Кроме того, мисс Эллис Гудинг нуждается в нём, в защите и в безопасности, которую дает его присутствие в доме. За всю свою жизнь Нейл еще ни разу не предал человека, нуждавшегося в его защите.

Эллис сидела на полу посреди гостиной в окружении коробок с елочными игрушками, которые она вытащила из кладовки. Горели все лампы, с пластинки на стереоустановке звучали с детства знакомые рождественские гимны. Лишь крошечный уголок ночного неба заглядывал внутрь сквозь плотно задернутые шторы.

В треволнениях этой сумасшедшей недели Эллис совершенно забыла о елке, поэтому сейчас дала себе торжественное обещание завтра же заказать самую большую. А пока можно развесить венки и гирлянды, заменить голубые свечи в латунных канделябрах на красные и зеленые.

Привычные предпраздничные заботы успокаивали душу, навевали воспоминания... Одни из них вызывали улыбку, от других перехватывало дыхание. Сколько рождественских праздников уже отшумело, сколько образов навсегда оставили в душе эти сверкающие зимние торжества! Светлая радость и золотистое тепло этих воспоминаний всегда скрашивают жизнь, скупую на радости.

Так было всегда... кроме последних нескольких лет. Нет, конечно же, и теперь Эллис любила новогодние праздники, с нетерпением ждала счастливого дня, когда все дома гостеприимно распахнут свои двери навстречу каждому прохожему и рождественские гимны зазвучат на Первой улице, полной веселого смеха...

Но со смертью отца что-то безвозвратно было утрачено. В сочельник Эллис, как и прежде, ходила в церковь, но теперь все там напоминало ей о недавней потере, и даже в самые светлые минуты Эллис не могла не испытывать скорбь. С тех пор рождественские дни навсегда окрасились в серый цвет, даже если на небе ненадолго показывалось приветливое зимнее солнце.

Что за похоронное настроение, одернула себя Эллис, стараясь отогнать эти болезненно-мрачные мысли. Но снова, откуда-то из самых глубин сознания, разлился неясный призрачный свет — так поблескивают острые осколки разбитого стекла, и Эллис окружили образы и звуки, с которыми она была бессильна справиться. Беспомощная перед мрачным напором этих призраков, чувствуя, что страшный вулкан готов вот-вот проснуться и извергнуться, Эллис встала и пошла на кухню приготовить себе еще одну чашку кофе.

В таких случаях прежде всего необходимо найти себе занятие. Может, испечь пирог? Возможно, стряпня развеет ее грустное рождественское настроение и направит мысли на что-нибудь полезное и приятное. Например, напомнит о том, с каким удовольствием Нейл уплетал в воскресенье ее черничный пирог.

Или взять сегодняшний поцелуй. Эллис затрепетала, вспомнив об ох вшившем ее наслаждении. Почему он сделал по?.. Так неожиданно, без всякого повода и предупреждения.

Мысли ее витали далеко, а руки продолжали рассеянно нарезан, кубики масла в муку. Так, кажется, в буфете еще остались засахаренные вишни... Сто лет не пекла вишневого пирога!

...Я так крепко прижималась к нему, всем телом, снова вспомнила Эллис. Когда Нейл обнял меня, молния его кожаной куртки впилась мне в левую грудь... а руки мои до сих пор помнят прикосновение к его бедрам... А что, если бы я сжала их крепче? Ответил бы Нейл? Если бы я притянула к себе его бедра и прильнула к ним всем телом? Что бы он сделал? Посвятил бы меня в таинства любовной игры?

И снова трепет охватил ее, трепет предвкушения. Эллис, Эллис, ведь это же так опасно! Неужели ты настолько наивна, что надеешься просто бесстрастно заниматься любовью с мужчиной? Если ты отдашь ему свое тело, неизбежно подаришь сердце и душу в придачу... а это будет уже гораздо хуже, чем со Стивом Бруксом.

Потому что Нейл все равно оставит тебя, Эллис. И ты прекрасно это знаешь. Нейл Морфи не тот человек, который способен отдать свою душу женщине. Но даже если бы он и захотел сделать это, зачем ему ты, Эллис?

Какая злая ирония судьбы в том, что ни раны, которые нанес тебе неизвестный, ни боль, которую причинил Стив, так и не смогли внушить тебе полного отвращения к мужчинам вообще. Почему этого оказалось недостаточно, чтобы навсегда убить твою сексуальность, которую приходилось годами постоянно подавлять в себе? Заставив себя поверить в то, что ни один мужчина не захочет тебя, почему ты не сумела заставить себя не хотеть никого из них?

...Женщинам не пристало говорить таких слов, которые тихим шепотом сорвались с губ Эллис. И в ту же секунду в гостиной оборвалась мелодия. Пластинка подошла к концу, погрузив дом в сумрачную тишину.

Резким дребезжанием эту тишину разорвал неожиданный телефонный звонок. Эллис вздрогнула и вытерла руки о фартук. Сколько раз уже она давала себе обещание заменить этот пронзительный телефон! Нежное чириканье рабочего аппарата в библиотеке так избаловало ее, что резкий голос собственного вызывал чуть ли не лютую ненависть.

Эллис прижала плечом трубку к уху:

— Алло?

Звенящая тишина в ответ... значит, кто-то там, на другом конце провода, слушает. Раздался щелчок, потом короткие гудки отбоя.

Эллис постояла еще немного, прислушиваясь к гудкам, потом, осторожно опустила трубку на рычаг. Ошиблись номером, сказала она себе... Какой-то грубиян, настолько дурно воспитанный, что даже не счел нужным извиниться... Просто какой-то кретин.

И вдруг она задрожала, охваченная ужасом, исходившим откуда-то из глубины ее существа. Потому что неожиданно, необъяснимо она вновь почувствовала, что кто-то наблюдает за ней.

Солнечные лучи угасающего ясного зимнего дня позолотили твердую корочку снега, который похрустывал теперь под ногами Нейла, уходящего прочь от ярко освещенного места происшествия. Рядом семенил шериф Фрэнк Робинсон, румяный шумный толстяк, получивший в дар от природы глубокий низкий бас.

— Снятая с черепа кожа — это уже что-то новенькое, — заметил Фрэнк.

— Я слышал, что подобные вещи уже встречались в других местах, — ответил Нейл. — Кость все еще розовая, значит, это сделано совсем недавно. Нужно послать запрос в лабораторию, чтобы по следам, оставшимся на кости, они установили, каким инструментом это сделано.

Фрэнк кивнул.

— Жаль нет Джима. Сто против одного, что наш индеец сумел бы учуять то, чего мы с тобой просто не заметили.

Нейл не смог удержаться от смешка.

— Ты рассуждаешь как типичный представитель пятидесятых.

— Я и есть человек пятидесятых.

— Что ж, Джим вернется на следующей неделе. А пока обратимся к достижениям современной науки.

— До сих пор меня не удовлетворяли выводы экспертов. Они даже не сумели прийти к какому-то единому мнению!

— Но уж теперь-то по этой кости они просто обязаны отличить следы зубов от следов, оставленных ножом!

Нейл помедлил возле своего пикапа, оглянулся на площадку, залитую светом прожекторов.

— Все это становится похожим на вендетту, объявленную Каули и участку B.

Фрэнк понимающе хмыкнул.

— Ни одно из животных не убито там, где поймано, — продолжал Нейл. — Потому что иначе мы нашли бы следы борьбы, но их нигде не видно. Куда девается вся кровь? И почему ни разу мы не обнаружили никаких следов: ни по направлению к месту, где нашли животное, ни от него? Черт возьми, Фрэнк, я начинаю верить в происки нечистой силы! В этакого злого маленького зеленого человечка!

Фрэнк снова хмыкнул.

— Но ты забываешь, что мы ни разу не обнаружили следов прижигания тканей, а те преступления, в которых обвиняют нечистую силу, всегда отмечены ожогами тканей, похожими на следы от лазерной хирургии.