Цветы на этот раз не спешили превратиться в женщин.
Они покачивались на ветерке, расточая благоухание, сладкое, с едва уловимым привкусом тления.
Другой двинулся навстречу Идеальному Тимоти.
Идеальный Тимоти даже не попытался шагнуть навстречу, потому что проникся уверенностью, что в этом нет надобности. Встреча состоится все равно, слияние двух половин в одно целое стало неизбежным.
Еще ближе…
– Они пытаются сделать с тобой то же самое, что когда-то хотели сделать военные, – сказал Другой. В первый раз он заговорил с Идеальным Тимоти. – Тебе это ясно?
– Ясно.
– Но им это не удастся, ни за что не удастся. Теперь, когда мы вместе, – сказал Другой.
– Ясно.
Они сошлись Они слились воедино.
Цветы закачались сильнее, затрепетали и исчезли.
И вновь Тимоти очутился в темнице, на этот раз – вроде бы окончательно. И почувствовал, какую мощь обрел теперь его разум. Мощь, дающую ему возможность сделать все, что захочется…
Он расширил свое восприятие на все этажи дома, в подвальном помещении которого был заточен, он прошел по бетонным перекрытиям на стальных опорах, прошел сквозь звуконепроницаемые стены, сквозь электропроводку, сквозь паркет полов и вторгся в наполненное множеством мыслей сознание Иона Маргеля. Вторгся – зашел с краю вглубь – и воспринял как единое целое путаный клубок чувств, желаний и планов, бившихся подобно тысяче сердец сразу в одном-единственном черепе. Сегодня утром, когда Тимоти впервые вторгся в мозг "крестному отцу", он и сам едва ли не растерялся. Но на этот раз он стремился взять этот мозг под полный контроль, и эта задача оказалась куда более сложной. Конечно, он надеялся на то, что его теперешняя сила безгранична, но стопроцентной гарантии в этом у него не было, а битва за контроль над человеческим мозгом, проходящая в самом мозгу, могла оказаться невероятно тяжелым испытанием.
Так или иначе, он отворил заветную дверцу и вошел…
Его мозг погрузился в непроходимые дебри мозга Иона Маргеля и заставил эти дебри принять очертания чего-то такого, что было бы знакомо или, по меньшей мере, представимо самому Тимоти, а именно – вечеринки в большом доме; мозг Маргеля принял форму этого дома, а его мысли стали как бы гостями на торжестве…
…В первом зале собралось двести богато одетых мужчин и женщин, пляшущих на зеркальном полу, над головами у них сверкали хрустальные люстры, свет которых отражался во множестве полированных поверхностей. На женщинах были шелк и парча всевозможных ярких тонов, платья были глубоко декольтированы, тогда как мужчины щеголяли в бархатных костюмах и почему-то в капюшонах.
Обрывки звонких речей и всплески смеха звучали со всех сторон одновременно, так что Тимоти не удалось разобрать ни единого слова. Стоял общий шум, в котором сливались все голоса присутствующих. Танцующие сновали по паркетному полу с такой стремительностью, что их лица казались не более чем белыми пятнами, а тела в яркой одежде переливались всеми цветами радуги.
Тимоти пересек танцевальный зал, то и дело натыкаясь на парочки, сконфуженно раскланиваясь, бормоча какие-то извинения. Прошел сквозь арку в гостиную, где участники торжества, сидя в креслах, вели друг с другом церемонную беседу, что представляло собой резкий контраст по сравнению с неистовством танцоров в соседнем помещении. Отсюда Тимоти перебрался в длинный обеденный зал, в котором был накрыт роскошный банкетный стол, а за этим столом сидел в полном одиночестве мужчина в сине-зеленом клоунском наряде и меланхолически пощипывал гроздь черного винограда.
Тимоти заговорил с этим человеком.
Тот ничего не ответил.
Тимоти обратился к нему вновь.
Казалось, он, по наитию, превосходно ориентируется в этом доме: он знает, куда идти, чтобы захватить над ним власть, хотя, разумеется, никогда здесь не был и никогда ничем подобным не занимался.
Он прошел на кухню, сверкающую стерильной белизной и поэтому поразительно похожую на операционную в больнице какого-нибудь мегаполиса. На столе было разложено мясо. Парное мясо, истекающее кровью. И каждый кусок, как увидел Тимоти, представлял собой определенную часть человеческого тела…
Он сразу же отвернулся. На данный момент ему не хотелось думать о природе сознания, в которое он вторгся, о чудовищных снах и фантазиях, которыми это сознание было одолеваемо.
На кухне он обнаружил черный ход; открыл дверь и осторожно спустился по лестнице в подвал. Стены здесь были из натурального камня, а на стенах, глядя на него большими светящимися глазами, не то висели, не то стояли, прижавшись, какие-то странные создания. Тимоти сразу же понял, что этим созданиям ничего не известно о жизни, протекающей на наземных этажах дома, равно как и людям с этих этажей не известно о существовании внизу этих мерзких тварей.
В последнем отсеке подвального помещения, где приход Тимоти распугал темнокрылых бестий, ему удалось обнаружить силовой генератор, обслуживающий и обеспечивающий весь дом. Тимоти, изготовив на ровном месте необходимые инструменты, снял замок с генератора, заменил его другим и изготовил к этому замку один-единственный ключ…
И тут же метафора, визуально воздвигнутая им, исчезла, и он получил полный контроль над сознанием Иона Маргеля. И из глубины глаз "крестного отца" окинул взглядом комнату, в которой тот находился. Это был кабинет, устланный толстым зеленым ковром, обшитый дубом и заставленный книжными полками, книги на которых были расположены согласно самому банальному из литературных вкусов, а именно по цвету обложек и по тому, как они вписывались в общую цветовую гамму всего кабинета. Маргель сидел в тяжелом кресле-вертушке, обитом кожзаменителем. В кабинете, кроме него, больше никого не было.
Тимоти спешно прошелся по мыслям Маргеля и обнаружил, что в доме на данный момент находятся еще трое. Бейкер, разумеется. Мужчина по имени Леопольд, приехавший из Чикаго, спит в гостевой спальне дальше по коридору. Проникнув в мысли Маргеля, Тимоти с изумлением понял, что тот на самом деле находится в подчинении у чикагского Леопольда. Однако он отбросил несвоевременные мысли об истинной структуре мафии и вернулся к куда более насущным вопросам. Третьим из посторонних был человек по фамилии Сикколи. Он, подобно Бейкеру, был боевиком и, опять-таки подобно Бейкеру, подвергся по приказу мафии лоботомии.
Тимоти заставил Маргеля вызвать к себе в кабинет Бейкера. Тот, повинуясь, нажал на кнопку вызова в столешнице письменного стола. Во всем доме сработала пульсирующая система светового оповещения. После третьей вспышки со стороны лестницы послышались шаги Бейкера. Когда великан ввалился в кабинет, Тимоти чуть было не утратил контроль над мыслями Маргеля, потому что захлестнувшие его отрицательные эмоции сразу же пригасили его психическую энергию и, соответственно, мощь. С трудом сдержав гнев и ненависть, он заставил Маргеля сказать:
– Приведи сюда Леопольда и Сикколи. Мне нужно отдать кое-какие распоряжения.
Когда Бейкер вышел из кабинета, так и не уразумев, что его хозяин почему-то вздумал сделать распоряжения собственному хозяину, Тимоти проник в кладовую памяти Маргеля и обнаружил, что тот держит в левом верхнем ящике письменного стола духовое ружье, стреляющее дротиками несмертельного воздействия. Он достал ружье из ящика и положил его Маргелю на колени, однако так, чтобы этого не было видно со стороны. Пришлось прождать почти полные пять минут, прежде чем трое мужчин вошли в кабинет. Тимоти устами Маргеля предложил им сесть на диван, лицом к письменному столу, но в другом конце комнаты.
– Черт побери, я только что заснул, – рявкнул Леопольд.
Это был смуглый мужчина, уже не в расцвете сил, а в начале духовного да и телесного упадка. Внешне это выражалось в неестественной худобе: в этом человеке, явно рожденном, чтобы быть толстяком, она была куда более удручающей, чем чрезмерная тучность.
Маргель-Тимоти поднял духовое ружье и произвел залп наркодротиками по троице мужчин, сидящих на диване. Бейкер и Сикколи успели, впрочем, вскочить с места и броситься на обидчика, но свалились на полдороге. Леопольд успел только оторвать задницу от сиденья и, сраженный полудюжиной дротиков, рухнул, как складное кресло, в котором что-то сломалось. Маргель-Тимоти приставил духовое ружье к собственному животу и выпалил. Через несколько секунд Ион Маргель заснул.
