Бейкер захихикал – неожиданно тонким голосом и почти истерически. Лицо его стало багрово-красным, жилы вздулись, пот залил лоб и покатился по поросшим щетиной щекам. Он ухмылялся по-волчьи – если волки способны ухмыляться, загнав в угол будущую добычу Действовал он свирепо и безжалостно, и Тимоти почти не сомневался в том, что изверг собирается убить его.
А Ион Маргель по-прежнему с интересом наблюдал за происходящим. В глазах у него сверкали искры безумия, которое, судя по всему, передавалось и Бейкеру. Конечно, дикий варвар таился в душе у Маргеля. Варвар, но под личиной человека образованного и воспитанного. И стоило личине чуть-чуть сдвинуться, как выступала его истинная сущность: он оставался все тем же свирепым варваром.
Понимая, что еще несколько ударов – и сознание ускользнет, Тимоти обрушил на голову Бейкера стальные пальцы механических рук. Человеческая плоть, пусть и принадлежащая столь яростному и звероподобному существу, мгновенно начала разрываться на лоскуты под ударами металлических крючьев. В кровавое месиво превратилась левая щека Бейкера, кровь забила фонтаном оттуда, где только что красовалось правое ухо, багровая бездна разверзлась там, откуда металлические пальцы вырвали ноздри. И, вопреки всему этому, Бейкер атаковал мутанта с прежней яростью. По приказу Маргеля, автоматически принятому к исполнению, он бил Тимоти открытой ладонью, но сейчас его руки непроизвольно сжались в кулаки, потому что получеловек-полуробот дрался теперь с крайне опасным противником. Тимоти надеялся на то, что Маргель прикажет Бейкеру прервать бой, но тот вроде бы ничего не имел против продолжения поединка, превратившегося в смертельный. Ноздри Маргеля раздувались, глаза горели безумным пламенем. Он плотнее прижался к двери – в какой-то мере и напуганный, и очарованный разворачивающейся у него на глазах схваткой.
А Тимоти понимал, что потеряет сознание уже через пару секунд. Боль от ударов, пришедшихся по груди и животу, была такова, словно его обстреливали из катапульты каменными глыбами.
Бейкер теперь что-то напевал – какую-то непристойную песенку, ритм которой казался ему едва ли не храмовым пением…
Сейчас Тимоти уже сожалел о том, что ему не сделали инъекцию перед побоями, – тогда бы он не чувствовал нынешней боли. И эта мысль позволила ему преодолеть подступившее уже было беспамятство. Черт побери, прошло так мало времени, а эти мерзавцы уже чуть было не добились своего! Стоило ему по-настоящему захотеть наркотик, и его воля оказалась бы сломлена, а это могло бы означать лишь одно: они победили. Испытав ненависть и презрение к самому себе, Тимоти приказал механическим рукам вцепиться Бейкеру в горло, стиснуть и сдавить его так, чтобы великан задохнулся бы от нехватки крови, поступающей в мозг. Стальные пальцы сошлись на горле у Бейкера, развив огромное, хотя и не максимальное давление.
Бейкер продолжал наносить удары, однако и до него начало медленно доходить, что они становятся менее сильными и что он сам испытывает боль – причем боль весьма мучительную. Он уронил руки, отшатнулся от Тимоти, вцепился в металлические руки, стиснувшие ему горло. Со всей силой попробовал отвести их; на лице у него вместо недавнего тупого удовлетворения можно было теперь прочесть страх и отчаяние. Но человеческим рукам было не справиться со стальными пальцами. Он опустился на колени и, теряя сознание, повалился лицом вперед.
Тимоти надавил ему на шею еще сильнее, а затем расслабил хватку, иначе он убил бы Бейкера. Не поднимая единственного глаза, он послал механические руки к дверям, где стоял Маргель, надеясь застать "крестного отца" врасплох.
– Неплохой заход, – прокомментировал Маргель, неизвестно как очутившийся у него за спиной, возле кровати. – А сейчас давай-ка ложись на место и получай от меня то, что причитается.
Обескураженный Тимоти повернулся и увидел, что "крестный отец" держит наготове все тот же метательный нож, которым он уже грозил мутанту двумя днями ранее. Мгновенная надежда, вспыхнувшая было в душе у Тимоти, тут же угасла, на смену ей пришло глубокое отчаяние. Еще раз развернувшись, он переправился на постель, велев обеим механическим рукам парить в воздухе по обе стороны от него. Мысленно прикинул возможность задушить Маргеля механическими руками, пока тот будет делать ему инъекцию ПБТ, но тут же заметил, что "крестный отец" уже наполнил шприц наркотиком и мог сейчас сделать укол одной рукой, не выпуская из другой смертоносного ножа. Тимоти опустился на постель, отключил, как ему было ведено, гравитационное поле и получил инъекцию со всем достоинством, на которое еще оставался способен.
Достоинство, в конце концов, это было последнее, что у него оставалось. Однако и достоинство скоро его покинет; так что воспользоваться им следовало, пока оно еще сохранялось в наличии.
– Вот так-то лучше, – сказал Маргель, извлекая из вены шприц.
Ледяная жидкость заструилась у Тимоти по жилам.
– А теперь лови свой кайф.
Маргель прошел в ванную, вернулся оттуда со стаканом воды, перевернул Бейкера на спину носком башмака и выплеснул воду ему на лицо. Бейкер подал признаки жизни: открыл глаза, сразу же попытался закрыть их, потому что милосердная тьма несколько смягчала чудовищную боль в поврежденном горле.
– Вставай, башибузук, – явно наслаждаясь ситуацией, сказал Маргель. – Вставай, нас ждут великие дела.
Бейкер безропотно поднялся, посмотрел напоследок на Тимоти, а затем поплелся за Маргелем на выход. "Крестный отец" отпер дверь, вышел и выпустил Бейкера, а затем вновь запер ее самым тщательным образом.
Тимоти остался наедине с самим собой и со своими галлюцинациями.
На какое-то время. Потому что потом появился Другой…
Картины, навеваемые наркотиком, все еще носили необычайно приятный характер. Да и впрямь пиршество чувств, богатство зрительных, обонятельных, осязательных, слуховых и вкусовых ощущений становилось все большим с каждым новым приемом наркотика, придавая происходящему в мире видений больше достоверности и глубины, чем это представляется возможным в реальном мире. Но в общую картину видения, с которой Тимоти успел уже за недавнее время свыкнуться, вплелся теперь и некий новый рисунок. На протяжении обоих психоделических сеансов вчерашнего дня, ставшего для Тимоти вторым днем пребывания в заточении, Другой уже появлялся – но тогда он казался тенью, призраком, единственной нереальной фигурой в реальном и сверхреальном мире грез. Другой выглядел двойником того Тимоти, который являлся ему в наркотических видениях, – красивым полноценным мужчиной. Другой был как бы зеркальным изображением Идеального Тимоти, он был вторым Идеальным Тимоти, и единственное его назначение сводилось вроде бы к тому, чтобы стоять на страже. В нем не было ничего зловещего, ничего, способного внушить хотя бы легчайшее недоверие. Строго говоря, его присутствие даже успокаивало первого Тимоти, делало галлюцинацию еще более упоительной.
Оба раза Идеальный Тимоти предпринимал попытку заговорить со своим куда более призрачным двойником. И оба раза эта попытка ни к чему не приводила. Призрак просто-напросто исчезал, он растворялся в воздухе несуществующего и никогда не существовавшего мира. А теперь, в свой третий приход, он подошел ближе, чем раньше, и оказался куда менее эфемерным. Он стоял на речном берегу, провожая взглядом Тимоти, плывущего на плоту. Плот превратился теперь в крейсерскую яхту. Тимоти стоял около рубки, окруженный, как всегда, обнаженными красавицами. А поскольку крейсерская яхта плыла по течению, второй Идеальный Тимоти следовал за ней, паря над берегом, но не прикасаясь к нему ногами.
Идеальный Тимоти стоял на палубе в сопровождении худенькой, но весьма обольстительной женщины, опираясь на поручни, точнее даже вцепившись в них. Он окликнул своего двойника, парящего вдоль берега, и спросил у него, что тому нужно.
Второй Идеальный Тимоти не ответил.
Идеальный Тимоти вновь задал своему двойнику тот же самый вопрос. И едва он закончил фразу, как призрак оторвался от берега и заскользил по водам в сторону яхты подобно воскресшему мертвецу, простирая руки навстречу первому куда более телесному Идеальному Тимоти. Скольжение призрака по водам должно было напугать Идеального Тимоти, но этого почему-то не произошло. Идеальному Тимоти почему-то хотелось обняться с этим сверхъестественным существом, кажущимся столь нереальным в вещественном до мельчайших деталей мире его галлюцинаций.
