Литмир - Электронная Библиотека

Эта шутка господня снова заговорила, голос был мягкий и добрый:

– Прошу прощения. Ты что-то сказал? Я задумался и не расслышал.

– Э… гм… я хотел сказать… доброе утро.

– Да, утро доброе. Ты новичок, да?

– Э… меня зовут Карл… Слим.

– Карл Слим?

– Нет… э-э… Слим Маккензи. – Разговаривая с ним, мне приходилось задирать голову.

– Джоэль Так, – представился он.

Я никак не мог привыкнуть к сочному тембру и мягкому тону его голоса. Глядя на него, я скорее ожидал услышать глухой, скрипучий, как разбитое стекло, голос, полный холодной неприязни.

Он протянул руку, и я пожал ее. Нормальная рука, разве что побольше, чем у прочих.

– Я хозяин «десяти в одном», – сообщил он.

– А-а, – отозвался я, стараясь не смотреть на пустой оранжевый глаз – и все равно смотрел.

«Десять в одном» – так называлось одно из незначительных шоу, чаще всего выставка уродов, где под одним навесом было собрано не меньше десяти аттракционов – или уродов.

– И не только хозяин, – продолжал Джоэль Так. – Я там одна из главных достопримечательностей.

– Да уж, – сорвалось у меня.

Он расхохотался. От смущения я залился краской, но он не дал мне промямлить извинения. Покачав бесформенной головой, он положил мне на плечо массивную руку и с улыбкой заверил меня, что вовсе не обиделся.

– На самом деле, – его неожиданно прорвало, – как-то даже освежает, когда свой брат-балаганщик увидит тебя впервые и не сможет скрыть шок. Ты знаешь, большинство простаков, которые платят за вход в «десять в одном», тычут пальцами, взахлеб обсуждают меня прямо у меня перед носом. Только у некоторых хватает ума или воспитанности, чтобы выйти из балагана иными, лучше, чем они были, когда входили, и благодарить судьбу за то, как им повезло. Куча ничтожных, узколобых… ну, сам знаешь, какие бывают простаки. Правда, балаганщики… иногда они по-своему ничуть не лучше.

Я кивнул так, словно понимал, о чем он толкует. Мне удалось отвести взгляд от его третьего глаза, но теперь мое внимание приковал рот-черпак. Он открывался и закрывался с хлопаньем, челюсти шевелились и поскрипывали, и мне вдруг вспомнился Диснейленд. За год до гибели отец повез нас в Калифорнию, в Диснейленд. Он тогда только-только появился, но уже тогда там были говорящие гуманоиды-роботы – так их называли. У них были совсем человеческие лица и движения, очень похожие на наши, – вот только рты… То, как у них открывался и закрывался рот, не имело ничего общего с прихотливыми, легкими движениями живых губ. Джоэль Так казался одним из таких чудовищных говорящих роботов, которого парни из Диснейленда соорудили в качестве шутки, чтобы нагнать страху на Дядюшку Уолта.

Да простит меня бог за такую бесчувственность, но я ожидал, что этот гротескный человек будет гротескным и в мыслях, и в речи.

А вместо этого я услышал:

– Все балаганщики так дорожат своими традициями терпимости и братства. Их дипломатичность порой надоедает. Но ты! Вот ты попал в самую точку. Ни омерзительного любопытства, ни тупого самодовольного превосходства, ни излияний лживой жалости, как у простаков. Никакой рефлексивной дипломатичности или отработанного безразличия, как у большинства балаганщиков. Вполне понятный шок, и ты не стесняешься своей инстинктивной реакции. Мальчик с хорошими манерами, но не лишенный здорового любопытства и, что я приветствую, искренний – вот кто ты есть, Слим Маккензи, и я очень рад с тобой познакомиться.

– Взаимно.

То, как подробно он разбирал мои поступки и их мотивы, вогнало меня в краску пуще прежнего, но он словно не замечал этого.

– Ну, – сказал он, – мне пора. В одиннадцать балаган открывается, надо подготовить «десять в одном» к открытию. К тому же, когда тут простаки, я не выхожу из палатки с непокрытым лицом. Было бы несправедливо, если бы кто-то, кто не желает глазеть на эту рожу, вдруг ее увидел. И потом, я не собираюсь давать этим ублюдкам бесплатное представление.

– Ладно, увидимся, – ответил я, и мой взгляд скользнул обратно к третьему глазу, который вдруг моргнул, как бы подмигивая мне.

Он отошел на пару шагов, ботинки пятидесятого размера выбили из сожженной августовским солнцем земли несколько облачков белой пыли. Затем он обернулся ко мне и после минутного колебания спросил:

– Что тебе нужно от ярмарки, Слим Маккензи?

– То есть… в каком смысле… от этой конкретной ярмарки?

– От жизни вообще.

– Ну… место, где спать.

Вздулись желваки, задвигались челюсти.

– Это у тебя будет.

– Поесть как следует три раза в день.

– И это будет.

– Денег на карманные расходы.

– Этого будет с избытком. Ты молодой, толковый, шустрый. У тебя дела пойдут хорошо. Что еще?

– В смысле… что мне еще нужно?

– Да. Что еще?

Я вздохнул.

– Анонимности.

– А-а. – Он скорчил не то гримасу, не то заговорщицкую улыбку – не так просто было понять, что выражает это искаженное лицо. Рот был чуть приоткрыт, зубы – точно ржавые, потрепанные временем и погодой колья старой изгороди. Он созерцал меня и обдумывал мои слова, собираясь не то расспрашивать дальше, не то дать мне совет. Но он был слишком хорошим балаганщиком, чтобы быть любопытным, поэтому он просто повторил свое «А-а».

– Убежища, – продолжал я, почти надеясь, что он окажется любопытным. Я вдруг задрожал от безумного желания довериться ему, рассказать ему про гоблинов, про дядю Дентона. Вот уже несколько месяцев с того дня, как я убил первого гоблина, чтобы выжить, я требовал от себя неослабевающей устремленности и твердости духа. За все это время я не встретил в своих скитаниях никого, кто, как мне казалось, прошел бы закалку в таком же сильном пламени, как я сам. И сейчас я чувствовал, что Джоэль Так – человек, чье страдание, муки и одиночество были куда острее, чем мои, и длились куда дольше, чем мои. Этот человек мирился с тем, с чем, казалось, невозможно смириться, и делал это с необычайным мужеством и даже изяществом. Наконец я встретил кого-то, кто в состоянии понять, каково это – постоянно жить как в кошмарном сне, не зная ни минуты отдыха. Несмотря на чудовищное лицо, в его облике было что-то отеческое, и мне страстно захотелось прижаться к нему, дать наконец пролиться слезам, после того как я их так долго сдерживал, и рассказать ему о дьявольских созданиях, бродящих по земле, которых никто не видит. Но моим самым ценным даром был самоконтроль, а подозрительность уже не раз оказывалась наиболее полезным для выживания качеством, и я не мог так просто отбросить и то, и другое. Поэтому я повторил:

– Убежища.

– Убежища, – откликнулся он. – Надеюсь, ты найдешь и это. В самом деле надеюсь, что найдешь, потому что… я думаю, оно тебе очень нужно, Слим Маккензи. Страшно нужно.

Эта реплика была настолько не в тон всей нашей короткой беседы, что я вздрогнул.

На миг наши взгляды встретились.

На этот раз я смотрел не на слепое оранжевое око во лбу, а на два других глаза. Мне показалось, что в них я прочел сочувствие.

Психическим восприятием я ощутил в нем отзывчивость, теплоту. Но я ощутил также и скрытность, не проявлявшуюся внешне, в его поведении. Это беспокоило меня – я понимал, что он представляет из себя нечто более сложное, чем кажется, что он каким-то непонятным образом может быть даже опасен.

Волна страха прокатилась по моему телу, но я не знал, чего мне бояться – его или того, что с ним может случиться.

Это мгновенное ощущение разбилось резко, как хрупкая стеклянная нить.

– Увидимся, – сказал он.

– Угу, – поспешно ответил я. Во рту пересохло, и так перехватило горло, что больше я не мог ничего сказать.

Он повернулся и пошел прочь.

Я следил за ним, пока он не скрылся из виду – точно так же, как механик, Рыжий Мортон, следил за мной, пока я шел от карусели.

У меня опять мелькнула мысль о том, чтобы покинуть ярмарку и найти место, где предзнаменования не будут так тревожить меня. Но у меня осталось всего несколько пенсов, я устал от одиноких странствий, мне нужно было осесть где-нибудь. К тому же я был достаточно хорошим пророком, чтобы знать – от Судьбы не уйдешь, как бы отчаянно ты ни старался.

10
{"b":"15874","o":1}