Вспомнив о косточкоподобных метательных снарядах, поразивших Ламли и Ходжсона, я криком предупредил Сашу. И тут химера издала вопль. Выстрел из ружья заставил ее попятиться. Ответить она уже не успела. Лифт развалился на части, и кабина рухнула вниз вместе с вопящей тварью, приводными кабелями, противовесами, шкивами и стальными балками.

Так как у чудовища были крылья, я ждал, что оно выберется из-под обломков и прилетит к нам, но затем понял, что шахты больше не существует. Я смотрел в звездную бездну, которую видел раньше там, где следовало быть лестнице.

Как ни дико, но в эту минуту я подумал о магическом платяном шкафе Льюиса, служившем дверью в таинственную страну Нарния, о зеркалах и кроличьих норах Кэрролла, которые вели в удивительное королевство игральных карт. Однако это безумие оказалось временным.

Оправившись, я последовал примеру Винни Пуха и стойко перенес все, что видел и продолжал видеть. Я вел наш неустрашимый отряд через ангар, где происходили сверхъестественные и чрезвычайно опасные события, через невозможную страну прошлого, настоящего, будущего и бокового времени, поздоровался со случайным призраком рабочего в каске, навел ружье на трех призраков, показавшихся мне опасными, в то же время изо всех сил пытаясь не завести остальных в пространство, которое было занято предметами, материализовавшимися из другого времени, и если вы думаете, что все это было легко, то вы как.

Временами мы оказывались на темном и заброшенном складе, затем в мутно-красном свете сдвинутого времени, но через десять шагов выходили в хорошо освещенное шумное пространство, населенное призраками, такими же твердыми, как и мы сами. Худшее наступило тогда, когда мы вышли из красного тумана и увидели черные грибы, похожие на деревья и вздымавшиеся в красное небо, на котором тускло горели два солнца, висевшие над самым горизонтом. Но спустя мгновение мы снова очутились среди призраков рабочих, затем в темноте и в конце концов у выхода.

Ничто и никто не преследовал нас в ночи, но мы бежали со всех ног, пока не остановились у «Хаммера». Там мы обернулись и посмотрели на ангар, попавший в бурю времени. Бетонный фундамент, гофрированные стены и изогнутая крыша в стиле «Куонсет» горели пульсирующим красным светом. Из высоких стрельчатых окон вырывались белые лучи, не уступавшие яркостью лучу маяка, и метались по небу, чертя на нем яркие дуги. Судя по звукам, внутри здания тысяча слонов орудовала в тысяче посудных лавок, происходило танковое сражение и рыскали толпы пьяных погромщиков, жаждавших крови. Почва под нашими ногами дрожала, как во время землетрясения, и я сомневался, что мы находимся на безопасном расстоянии от ангара.

Я ждал, что здание взорвется или загорится, но вместо этого оно начало исчезать. Красное свечение ослабело; лучи, вырывавшиеся из высоких окон, погасли, и мы стали следить за тем, как огромное строение то вспыхивает, то гаснет. Две тысячи дней и ночей пролетели за две минуты; лунный свет сменялся солнечным, а затем темнотой, и гофрированные стены казались освещенными стробоскопом. Внезапно ангар начал разбираться, как будто время потекло вспять. На его поверхности кишели рабочие, двигавшиеся спинами вперед; вокруг возникли леса и строительная техника; крыша исчезла, стены поползли вниз, машины начали высасывать бетон из фундамента обратно в смесители, а кран выдернул из земли стальные сваи, как кости динозавра из палеонтологического раскопа, затем исчезли все шесть подземных этажей; экскаваторы яростно забросали землей некогда вырытые ими ямы; затем над стройплощадкой пронесся последний луч красного света, и все стихло.

Ангар и то, что было под ним, перестали существовать. Это зрелище привело ребятишек в такой восторг, словно они за один вечер познакомились с Элизабет Тейлор, покатались на спине бронтозавра и совершили короткое путешествие на Луну.

– Все закончилось? – спросил Доги.

– Или никогда не бывало, – предположил я.

– Но это было, – сказала Саша.

– Остаточный эффект. Побочный остаточный эффект. Я думаю, все это место всосалось… в прошлое.

– Но если оно никогда не существовало, – спросил Бобби, – почему я помню, что был внутри него?

– Кончай, – предупредил я.

Мы залезли в «Хаммер» – пять взрослых, четыре возбужденных ребенка, один сбитый с толку пес и одна невозмутимая кошка, – и Доги повез нас к бунгало Мертвого Города, где мы нашли гниющий труп Делакруа и где на потолках висели коконы, напоминавшие сосиски. Надо было закончить работу по изгнанию бесов.

По дороге возмутитель спокойствия Аарон Стюарт сделал мрачный вывод:

– Наверно, мистер Хэллоуэй умер.

– Мы это уже проходили! – нетерпеливо ответил я. – Он не умер.

– Умер, – согласился с братом Энсон.

– Я могу быть мертвым, – сказал Бобби, – но штаны у меня сухие.

– Умер, – подтвердил Джимми Уинг.

– Может быть, действительно умер, – задумчиво пробормотала Венди.

– Какого черта? – взорвался я, поворачиваясь к ним лицом. – Он не умер! Это парадокс, но он не умер! Все, что от вас требуется, – это поверить в сказки, хлопнуть в ладоши, и фея Динь-Динь оживет! Неужели это так трудно понять?

– Успокойся, Снеговик, – посоветовала мне Саша.

– Я и так спокоен!

Я все еще гневно смотрел на ребятишек, сидевших на третьей, последней лавке. Орсон находился в грузовом отсеке за их спинами. Он поднял лохматую башку и посмотрел на меня поверх голов детей, словно тоже хотел сказать:

«Остынь».

– Я в полном порядке, – успокоил я пса.

Он недоверчиво фыркнул.

Бобби был мертв. Как пень. Мертвее не бывает. Ладно. И хватит об этом. Здесь, в Уиверне, жизнь продолжается, и иногда даже для мертвых. Кроме того, мы находились больше чем в полумиле от берега, поэтому ничего важного здесь происходить не могло.

– Сынок, пожалуй, с Динь-Динь ты попал в точку, – сказал Рузвельт, то ли стремясь успокоить меня, то ли сам начиная сходить с ума.

– Ага, – сказал Джимми Уинг. – Динь-Динь.

– Динь-Динь, – дружно кивнули двойняшки.

– Да, – сказала Венди. – Как я сама не догадалась?

Мангоджерри мяукнула. Я не понял, что это значит.

Доги свернул на тротуар, проехал по тропинке и остановился на газоне у бунгало.

Дети остались в машине с Орсоном и Мангоджерри.

Саша, Рузвельт и Доги заняли оборонительную позицию вокруг «Хаммера».

По совету Саши Доги включил в перечень две канистры бензина. Питая преступное намерение причинить еще больший ущерб собственности правительства, мы с Бобби понесли к бунгало пятьдесят литров вполне прилично горящей жидкости.

Возвращаться в этот миленький домик было так же приятно, как идти к зубному врачу, однако мы были ребята бравые и поднялись на крыльцо быстро, но тихо.

В гостиной мы бережно поставили канистры на пол, словно боялись разбудить чутко спящего человека.

Коконы на потолке исчезли.

Сначала я подумал, что обитатели этих шелковых трубочек вышли на свободу и теперь бродят по бунгало, приобретя форму, которая могла бы доставить нам неприятности. Но потом до меня дошло, что ни в углах, ни на полу нет ни одной паутинки.

Одинокий красный носок, который когда-то мог принадлежать одному из детей Делакруа, лежал там же, где и прежде, и был все еще покрыт пылью. В основном бунгало осталось таким, каким я его запомнил.

В столовой тоже не было никаких коконов. Как и на кухне. Труп Лиланда Делакруа исчез. Так же, как фотографии его родных, стеклянный подсвечник, обручальные кольца и револьвер, из которого он застрелился. Старый линолеум все еще скрипел и потрескивал, но я не заметил на нем никаких пятен биологического происхождения, которые говорили бы о том, что недавно здесь лежало разложившееся тело.

– "Загадочный поезд" никогда не был построен, – сказал я, – поэтому Делакруа никогда не ходил… на ту сторону. Никогда не открывал дверь.

Бобби продолжил:

– Никогда не заражался и не сходил с ума. И никогда не заражал свою семью. Так, значит, все они живы?