Взглянув на Родарио, она заметила на его лице виноватое выражение, возникавшее в те моменты, когда он собирался сказать что-то неприятное.

— Тебе нужна помощь? — слабо улыбнулась полуальвийка. — После своего подвига ты решил отдохнуть на груди какой-то девушки и теперь ее отец тебя разыскивает?

Актер обеспокоенно оглянулся.

— Пойдем, поговорим в другом месте. — Он повел Нармору за собой по переулкам Пористы.

По дороге он рассказал ей о встрече с грабителями и сторонниками Нод’онна, излагая все так, как произошло на самом деле, а не как полагали горожане.

— Я даже не знаю, как тебе сказать… Может быть, она солгала мне, хотя зачем лгать пред лицом смерти, я так думаю… — нескладно закончил он, опасаясь реакции Нарморы на его слова. — Что ж…

— Давай без лишнего пафоса, — потребовала полуальвийка. — Что тебе сказали? Кто-то из этих ублюдков еще жив?

— В том-то и дело, — протянул Родарио. — Нуфа сказала, что они не имеют к этому никакого отношения, но они видели, как кое-кто договаривался о нападении, планируя их подставить.

Нармора схватила его за плечи.

— Родарио, тебя, конечно, прозвали Невероятным, но хватит уже! — В ее голосе зазвучала угроза.

Актер вздохнул, набираясь мужества.

— Ну ладно. Нуфа сказала, что они видели, как Андокай… — Вдруг его лицо переменилось, и на губах заиграла радостная улыбка. — Андокай! Почтенная волшебница лично осматривает свой город, чтобы позаботиться о порядке! — Он рассмеялся, но только Нармора, знавшая его много лет, могла бы уловить в этом смехе неискренность. — Замечательно! А малыш Джерун тоже тут? — Родарио оглянулся.

Волшебница подошла к ним поближе.

— Я волновалась за тебя, Нармора, — объяснила она свое появление. Впрочем, ее лицо оставалось равнодушным. — Тебя долго не было, дольше, чем мы договаривались. Твоя дочка плачет, а я явно неподходящий для роли няньки человек.

— Уже иду. — Нармора повернулась к Родарио. — И что? Что ты хотел мне сказать?

— Что… теперь все сторонники Нод’онна мертвы, — выдавил он, чувствуя на себе колючий взгляд голубых глаз волшебницы. — Больше я ничего не знаю. А тебе пора идти заботиться о дочери. — Родарио собрался уходить. — Пойду посплю. — Он нарочито зевнул. — Завтра будет тяжелый день. Всего доброго, и да пребудут с вами боги! — Свернув за угол, актер скрылся из виду.

Нармора покачала головой.

— Я его не всегда понимаю.

Андокай пожала плечами.

— Завтра нам нужно отправляться в путь, ученица. Поедем на запад, попробуем найти что-нибудь интересное в архивах Вей. Можешь взять с собой дочку, я наняла опытную кормилицу, которая позаботится о девочке, пока я буду учить тебя магии. — Они направились ко дворцу. — Ты ведь не передумала учиться? Вспомни о Фургасе. — Волшебница посмотрела на дома на улице, опутанные строительными лесами.

— Ненавижу магию, — без экивоков ответила полуальвийка. — Мне приходится изучать ее, а ведь именно из-за магии я потеряла ребенка. Но у меня нет другого выхода. Я должна спасти любимого. — Она посмотрела на Андокай. — Это вы заставляете меня заниматься этим, хотя у вас и есть весомые причины. Вот только ничего хорошего из таких занятий не выйдет. — Девушка понизила голос. — Уже не вышло.

— События последних дней лишь подтолкнут тебя к тому, чтобы работать еще усерднее, — безжалостно сказала волшебница. — Вряд ли это утешит тебя, но, когда я училась магии, мне тоже пришлось пережить страшное горе. — На ее лице промелькнуло что-то, напоминавшее сочувствие. — Видимо, нельзя овладеть магией, ничего не потеряв при этом.

Они подошли к дворцу.

— Значит, и вовсе не нужно ею заниматься. — Нармора произнесла заклинание, и створы врат распахнулись.

Женщины прошли по длинным коридорам замка и наконец остановились перед комнатой, в которой поселили дочь Нарморы.

Полуальвийка вошла внутрь и закрыла за собой дверь, не приглашая Андокай.

От шума малышка проснулась и жалобно заплакала. Метнувшись к колыбели, Нармора взяла ребенка на руки и осторожно прижала к себе, нежно гладя дочку по хрупкой, словно яичная скорлупа, головке. Вскоре плач затих.

Девушка очень удивилась, когда после мертворожденного мальчика из ее тела вышел второй ребенок, — она не думала, что у нее родится двойня, и не ожидала этого. Самузин поддерживал равновесие в мире. Отобрав у нее одного ребенка, он подарил другого. «Что же ты заберешь у меня, чтобы Фургас остался жив?»

Малышка потянулась к ее груди.

— Проголодалась, маленькая моя? — ласково спросила Нармора у вновь заплакавшей девочки.

Покинув комнату, она постучалась в противоположную дверь. Открыла заспанная девушка.

— Ей нужно молоко. — Нармора передала ребенка.

— Сейчас, — пробормотала кормилица, поднося малышку к груди.

Девочка тут же начала сосать, а кормилица, напевая колыбельную, понесла крошку в свою комнату. Наблюдая это, Нармора загрустила еще больше. У нее не было молока, и потому пришлось нанять кормилицу, чтобы крошка не погибла. К счастью, в Пористе было достаточно молодых женщин, готовых за пару монет выкормить чужого ребенка.

Через некоторое время, когда девочка наелась, Нармора забрала дочь и унесла ее в свою комнату. Убаюкав малышку, полуальвийка уложила ее спать, заботливо укрыв теплым одеялом. Напоследок поцеловав ребенка в нос, она погладила ее по светлому пушку на голове.

— Спи, моя хорошая. Я скоро вернусь, — прошептала Нармора и тихо вышла из комнаты, собираясь проведать Фургаса.

Она целый час просидела у кровати мужа, сжимая его ледяную руку, а затем выскользнула на улицы Пористы.

Нужно было найти Родарио. Он явно знал больше, чем говорил. А еще во всем этом как-то была замешана Андокай.

Тунгдил видел, как альвийка с повязкой на лице спрыгнула с валуна и скрылась в гуще боя. Она слилась с толпой, видимо, собираясь незаметно подкрасться к нему. Златорукому почудилось, будто он стоит на поле, где колышутся высокие травы, а в них рыщет дикий зверь.

И все же он ощущал облегчение. «Огненный Клинок вовсе не в пруду. Альвийка сама принесет мне волшебный топор и умрет. Благодарю тебя, Враккас!»

Боиндил ударил одним боевым топором о другой. Ярость уже кипела в его крови.

— Вы только посмотрите на этих очаровашек. Наконец-то я вновь омою клинки зеленой кровушкой! — Он покосился на Тунгдила. — Ну что, начинаем?

Гном задумчиво обвел взглядом поле боя. Орки, к счастью даже не подозревавшие, сколь мало гномов противостоит им, явно имели все шансы победить. Сейчас детям Кузнеца оставалось только закрыть ворота.

«Если Глаимбар посчитал, что держать ворота открытыми — это хорошее решение, то он ошибся». Златорукого даже немного радовала ошибка соперника.

— Нужно поскорее добраться до ворот, — приказал он Боиндилу и отряду Свободных. — Чудовища знают, что за закрытые ворота им не пройти, поэтому необходимо действовать.

Вытащив топор, он бросился наперерез оркам.

Боиндил, казалось, был разочарован.

— Мы что, не будем их всех убивать? — удрученно пробормотал он и тоже устремился в бой, успев добраться до противника Тунгдила первым.

Крики и похрюкивания орков ему не мешали, а только разогревали его ярость.

— Первые десять — мои! — как и всегда, крикнул Бешеный, сбивая зеленомордого с ног.

Правой рукой Боиндил перебил орку ноги, левой угодил в лицо. Шлем не смог смягчить мощь удара, и из-под забрала хлынула зеленая кровь. Чудовище повалилось на землю, и уже через мгновение его голова откатилась в сторону.

— У-и-и-и! У-и-и-и! — радостно завопил Боиндил, прорубая в толпе орков проход, в который ринулись Тунгдил, Мюр и все прочие.

Боевое безумие Бешеного позволило им быстро продвигаться вперед, неся смерть одному орку за другим, хотя это было непросто. Обезглавить разъяренного орка оказалось сложной задачей, в особенности учитывая то, что орки нападали со всех сторон, и гномы стали сражаться в паре: первый отрубал противнику ноги, второй — голову. Ворота были все ближе.