– Вас интересует еврейский храм? – удивленно переспросил Клод на хорошем английском языке, в котором почти не угадывался акцент.

– Да, – подтвердил я. – Любые доказательства того, что Ковчег Завета мог быть привезен сюда на остров.

Француз внимательно посмотрел на меня.

– Я слышал от местных жителей, что здесь когда-то действительно находился еврейский храм. Но от него ничего не осталось. Он был разрушен, а на его месте позднее выстроили римский храм.

– Вы можете точно определить время? Я имею в виду дату, когда здесь было еврейское поселение.

– Между седьмым и четвертым веками до нашей эры.

– Но если от храма ничего не осталось, то как можно быть уверенным в самом факте его существования в столь далеком прошлом?

– Ну, это как раз не сложно подтвердить. Существовала довольно оживленная переписка между Элефантином и Иерусалимом. Письма писались на папирусах и передавались гонцами.

– Когда храм разрушили?

– Мне кажется, в четыреста десятом году до нашей эры.

Разговаривая с Клодом, мы вскарабкались на вершину острова, на самый высокий холм, где когда-то должен был находиться храм. Вокруг открывался прекрасный вид на Асуан и великий Нил.

Клод взмахнул рукой, указывая куда-то вдаль:

– Вон там, видите, находится Асуанская плотина, выстроенная Советским Союзом. А за ней – огромное озеро, названное именем бывшего президента Насера. Увы, здешней природе нанесен непоправимый ущерб. А ведь когда-то здесь водились даже крокодилы. Множество крокодилов, – он тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой. – Иногда я задумываюсь о полной бессмысленности своей профессии. Ведь мы вынуждены работать медленно, исключительно осторожно и внимательно исследуя следы прошлого. А нашу планету уничтожают сравнительно быстрыми темпами. Изощренно и

планомерно.

Я огляделся вокруг. Мы стояли на пустынной каменистой почве. Напротив нас находилась одинокая полуразрушенная, некогда массивная колонна. Я догадался, что это и есть часть римского храма. Никаких следов еврейского храма обнаружить не удалось

2

Заметив мое разочарование, Клод Жамэ, чья фамилия звучала вполне жизнеутверждающе и оптимистически, попытался приободрить меня:

– Здесь было много храмов, Стив. В различные периоды истории они посвящались богам тех иностранных войск, которые оккупировали Египет в первом тысячелетии до нашей эры. Разрушая предыдущие постройки, архитекторы новых храмов использовали для своих строений материалы уничтожавшихся культовых сооружений. Не огорчайтесь, но еврейский храм полностью исчез.

Я кисло улыбнулся. Акты вандализма, которым подвергались гробницы фараонов и различные монументальные шедевры архитектуры, были в традициях Египта. Ведь даже фараоны, возводя собственные храмы, отнюдь не брезговали разборкой и использованием в качестве строительного материала сооружений своих предшественников. Египетские христиане спокойно и методично уничтожали следы великой цивилизации предков.

Сменившие их мусульмане также без особых угрызений совести и религиозных эмоций уничтожали древние памятники. На массивных средневековых стенах Каира то и дело можно было наткнуться не только на надписи, оставленные наполеоновскими солдатами, но и на плиты с древними иероглифами и рельефами, о происхождении которых легко догадаться. Английский путешественник Ричард Покок, посетивший Египет в конце восемнадцатого века, был шокирован тем, что оказался очевидцем распиливания древних колонн на мельничные камни.

– Была ли какая-то официальная причина разрушения храма? – спросил я Жака.

«Жамэ» – по-французски означает «никогда»

– Вроде бы конфликты между членами еврейской общины и египтянами.

– Какого рода конфликты?

– Дело в том, чторядом с еврейским храмом находился египетский, посвященный богу Хнуму. Он изображался с головой барана, из-за чего и возникло напряжение в отношениях между евреями и местными жителями.

Я вопросительно посмотрел на Жамэ.

– Все будет понятно, – конкретизировал он, – если вспомнить, что евреи практиковали жертвоприношения, и обычно баранов умерщвляли. Это не могло доставлять особой радости жрецам Хнума. Отношения накалялись и, очевидно, все закончилось выселением чужаков с острова и разрушением храма.

– Почему вы так думаете, Жак?

– Вся переписка внезапно прекратилась. Обмен корреспонденцией между Иерусалимом и Элефантином прекратился около четырехсотого года до нашей эры.

– Похоже, что евреи действительно были вынуждены в спешном порядке оставить остров. А что случилось дальше?

– Никто не знает, – медленно отчеканил Клод. -Никакой информации. Хотя…

– Что «хотя»? – зацепился я за его оговорку.

– Мне доводилось слышать от местных жителей одно древнее предание. В нем упоминалась страна, в которую отправились евреи.

– Хм-м, любопытно, куда же они перебрались?

– В Индию. Да-да, в Индию… – задумавшись, повторил Клод Жамэ. И спохватившись, добавил: – Но это совсем не означает ту страну, которая находится на современной географической карте. В древности термин «Индия» был очень расплывчатым и охватывал огромные территории. Западноевропейцы называли так далекие страны, в основном подразумевая под этим неизвестные земли.

– В средние века представление географов были скорректированы?

– Ничего подобного. Они не стали более близки к современным. География только зарождалась как наука. В хрониках двенадцатого-четырнадцатого веков Индия представлялась как страна чудес, где жили пигмеи, которые почему-то сражались с аистами. Люди там имели ступни, повернутые назад, с восемью пальцами на каждой ноге. Описывались кинокефалы – люди с собачьими головами, лающие и рычащие. В Индии, якобы, жил народ, чьи женщины всегда рожали только одного ребенка, при этом всегда беловолосого, а люди насыщались от одного запаха пищи.

– Видимо, эти хроники писались в состоянии алкогольных запоев, – вежливо предположил я.

– Или же это просто смесь каких-то реальных местных обычаев, непонятых путешественниками-иностранцами, с неправильно интерпретированными или переведенными словами и терминами, породившая столь нелепые фантастические представления.

– То есть, Ковчег мог отправиться с Элефантина в любую точку земного шара?

– Вполне. Если не учитывать разделение Индии средневековыми географами на три части.

– И куда же их поместили?

– Первую – рядом со страной мидийцев, вторую – на край света…

Я сокрушенно сделал шаг в сторону обрыва, от чего у Клода могла зародиться мысль о том, что впечатлительный журналист готов броситься вниз и разбиться о камни или же утонуть в Ниле. На самом же деле я просто представил себе вытянутое лицо Тернера, которому я предлагаю оплатить мне командировочные расходы в «Индию, находящуюся на краю света».

Умело выдерживая паузу, француз сообщил:

– Третья часть находилась напротив Эфиопии.

Я не смог сдержать своего изумления.

– Так значит Эфиопия. Снова страна царицы Савской и ее сына Менелика.

– Правильнее было бы сказать: Абиссиния.

– Конечно, конечно… – Чтобы уточнить свою гипотезу, я переспросил Клода: – Каковы были предположительные размеры храма?

– Восемьдесят футов в высоту и тридцать в длину.

– Но ведь в Библии говорится о приблизительно таких же размерах и храма царя Соломона…

– Совпадение налицо. Особенно, если вспомнить, что крыша храма Соломона и храма на острове Элефантин были изготовлены из одного и того же материала.

– Кедра?

– Угадали.

– Как выглядел храм Элефантина?

Клод хлопнул себя по карманам и признался, что оставил блокнот внизу в лагере. Нисколько не огорчившись такому обстоятельству, он наклонился и поднял кусок засохшей ветки. Затем, присев на корточки, от чего у него что-то щелкнуло в коленях, Жамэ нарисовал на земле приблизительный чертеж.

– Принимая во внимание полное отсутствие каких-либо упоминаний описания храма… В общем, то, что мы раскопали на руинах римского храма, дает возможность говорить о каменных колоннах, пяти воротах, также каменных, и о крыше из кедрового дерева.