Какое-то время, минут пятнадцать или немногим более, доктор потратил на предварительный осмотр. Окулист манипулировал светом; поочередно, в известной ему последовательности, под разными углами, он задействовал тот или иной источник – а в его распоряжении не менее десятка гибких светильников, похожих на металлических змей. Он то опускал со лба маску с окуляром и дополнительным светильником, одновременно регулируя положение как корпуса, так и головы пациента, вглядываясь через этот окуляр в глазное яблоко пациента, при том придерживая пальцем веки в нужном для осмотра положении, то придвигал вплотную шарнирный стол с микроскопом и заставлял юношу – фиксируя положение головы специальным устройством – смотреть в другую пару окуляров…

Здесь же, под рукой, офтальмологическая стойка с осветителем, фороптором и еще двумя приборами, закрепленными при помощи кронштейнов. Поначалу Окулист ограничивался лишь короткими командами, впрочем, отдаваемыми в вежливой и даже просительной форме. «Поверните, пожалуйста, голову чуть вправо…» «Будьте добры, выпрямьтесь, сядьте ровно…» «Смотрим в окуляры… стараемся не моргать…»

Но затем, в какой-то момент, – разглядывая сетчатку и прочие известные ему детали и подробности строения глаза через окуляры микроскопа – он вдруг произнес нечто, чего, возможно, и сам не предполагал говорить вслух:

– Не может быть… Гмгм… Просто не верю своим глазам!

Логинов все это время чувствовал себя чем-то вроде подопытного кролика. Но затем произошло то, что заставило его самого встрепенуться, заставило с интересом отнестись к происходящему.

Он смотрел – как доктор велел – в окуляры. Поначалу Дэн видел лишь нерезкое, несфокусированное световое пятно. Но в какой-то момент в том пространстве, в которое он вглядывался, – возможно, прямо у него на сетчатке, или же на кристаллике – появилось на фоне мягкого золотистого свечения нечто, что глядело прямо на него, заглядывало, казалось, в его душу, в самые сокровенные уголки.

Это нечто походило на человеческий глаз; но в нем было и что-то нечеловеческое, что-то такое, чему Логинов не мог дать определение, поскольку не все можно описать словами или символами.

Впрочем, если говорить о символах, то нечто, смотрящее – как он предполагал – на него, чем-то напоминает то изображение, которое он видел на найденном в почтовом ящике листке, а также на щите у входа в здание.

Но и это еще не все, если говорить о той картинке, которую он сейчас видит. Это всевидящее нечто, являя собой целое, в то же время – если внимательно присмотреться – состоит из неких ячеек, фрагментов. Каковые, в свою очередь, делятся на мелкие частицы, сохраняющие или же повторяющие, воспроизводящие форму, вид, род, особенности, базовые качества и характеристики. Ну а те, опять же, делятся, подобно живой клетке, на еще более мелкие модули в форме «ока»; настолько мелкие, что их уже и не разглядеть.

И так – до бесконечности, сколько способен видеть его, Логинова, несовершенный глаз. У него даже перехватило дыхание; в этом зрелище было нечто завораживающее, но и опасное, нечто влекущее, но и тревожащее…

И вот еще какая мысль промелькнула у него в голове, пока он вглядывался через окуляры в нечто такое, что само, в свою очередь, пристально и изучающего вглядывалось в него самого.

В каком-то смысле, то, что он видел, можно назвать пирамидой. Да, именно так, как это ни странно. Пирамида, состоящая из сотен, тысяч фрагментов, или модулей в форме треугольного глаза. Собственно, и сама вся эта живая, парящая в лазурном пространстве пирамида тоже была ничем иным, как единым треугольным оком.

– Гмгм… Так, так… Поистине уникальный случай!

На прозвучавшую из уст Окулиста реплику мгновенно среагировал сидящий в кресле человек в черных очках, не проронивший до того ни единого слова.

– Сколько у него, доктор?

Дэну тоже было интересно, что именно скажет окулист. Все же речь, как он понял, сейчас идет именно о нем. Но мужчина с профессорской бородкой и мягкими вежливыми манерами не стал оглашать вслух результаты проведенного им исследования… Он подошел к сидящему у колонны Редактору. Наклонившись к уху, прошептал несколько слов.

– Сколько, сколько? – переспросил Редактор. – Вы уверенны, доктор?

Тот вновь зашептал что-то на ухо внимательно слушающему его Павлу Алексеевичу.

– Отчего же, я вам верю… – задумчиво произнес Павел Алексеевич. – Просто нужно время, чтобы эту новость как-то переварить.

– А мне можно узнать, о чем вы там говорите? – подал реплику Логинов. – Я так понял, что речь обо мне?

Доктор спросил у человека в черном:

– Сказать ему, Павел Алексеевич?

– Я сам скажу. Но не сейчас… когда придет время.

Послышалась телефонная трель. Редактор вытащил из кармана трубку. Она у него несколько необычного дизайна – без экранчика и всего с тремя кнопками несколько больших размеров, чем у обычных мобильных телефонов.

– Редактор Третьего на связи!

В трубке прозвучал голос именно того человека, чьего звонка Павел Алексеевич ожидал с нетерпением, хотя и не без тревоги.

Звонивший, не теряя времени на приветствия и прочие формальности, перешел прямо к сути дела.

– Авакумов на линии! Сколько у него, Павел Алексеевич? Доктор уже определился?

– Две тысячи сто единиц!! Минус, естественно.

– Что?! Две тысячи сто в минусе, вы сказали?

– Это не я сказал, Михаил Андреевич, а доктор. Это тот уровень, что надежно установлен… Можете, кстати, сами с ним поговорить. Мы сейчас как раз у него.

– Поговорю. Обязательно побеседую с ним! Но не сейчас, чуть позже, когда закончим с вами.

На линии несколько секунд царило молчание.

– Итак, у нас возникли серьезные проблемы?

– Именно об этом я и хотел с вами поговорить, уважаемый Михаил Андреевич. Даже безотносительно того, что выяснилось уже здесь, на месте, ситуация мне представлялась тревожной… требующей повышенного внимания.

– Павел Андреевич, Часовщик мне передал вашу просьбу о встрече. Чтоб вы знали, я самым внимательным образом отслеживаю ту тему, которую вам поручено было отредактировать минувшей ночью…

На линии воцарилось молчание. По-видимому, Авакумов и сам не ожидал услышать того, что он только что услышал. Теперь уже ему требовалось время, чтобы принять правильное – единственно правильное – решение.

«Значит, сам Авакумов взялся курировать тему. Будь иначе, – подумал про себя Редактор, – не подключись к этой теме Хранитель в столь высоком статусе, мне бы и пальцем не дали пошевелить… Забрали бы тему на более высокий уровень, и там бы начали заново перебирать весь скрипт. Потому что у Третьего канала нет таких возможностей, – и полномочий! – чтобы развернуть скриптованное событие за пределами своего четко регламентированного временного диапазона…»

Редактор в такт своим мыслям слегка покачал головой. Интересный получается расклад. Авакумов, зная о произошедшем, зная также детали непростой биографии редактора Третьего, все же оставил на данной теме именно его, а не кого-то из вышестоящих редакторов.

Гмгм… Тут есть о чем подумать.

Павел Алексеевич поднялся из кресла и перебрался в самый дальний конец помещения. Не то, чтобы он не доверял присутствующим (про Логинова, кстати, он пока вообще мало что знает). Но не известно, о чем еще захочет поговорить с ним человек, только что прозвонивший ему, а затем взявший паузу на обдумывание.

Наконец в прикрепленной к уху Редактора гарнитуре прозвучал голос Авакумова. Голос спокойный, без ноток тревоги или еще каких-то ненужных сейчас эмоций.

– Павел Алексеевич?

– На связи.

– Что, по вашему мнению, мы должны сейчас делать? Как нам поступить? У вас уже имеются какие-то наметки?

– Ситуация очень динамичная, Михаил Андреевич. Просчитать заранее невозможно…