Но одно он понимал уже сейчас. Ему надо научиться жить своим умом, а не бабьим. И как бы сладко и сытно сейчас ни жилось, надо что-то делать, что-то менять.

Водитель подержанного «пассата», намеревавшийся свернуть к зданию ДК, выписал замысловатую петлю на проезжей части и приткнулся к обочине в аккурат рядом с остановкой.

Из машины вышли двое парней, подошли к навесу.

Краснов поднялся; с Лешим они обнялись, как старые знакомые. Сколько он себя помнил, столько помнил и Супруна, с которым они еще в детсаду на соседних горшках сиживали. А потом и учились в одном классе, слывя бузотерами и сорвиголовами. Повзрослел Леха, заматерел. Здоров стал, как битюг. Дмитрий слышал, что приятель после дембеля подался в ментовку, в «пэпээсники». Но там что-то у него не сложилось и сейчас он вроде как зацепился в одном из местных ЧОПов. Одет в темные брюки и светлую рубаху с коротким рукавом, плотно облепившую его мускулистый торс. Стрижен под ноль; пахнет от него пивом и мужским дезодорантом.

– Ну, привет, Димон! – Супрун, белозубо улыбаясь, хлопнул приятеля по плечу. – А ты ничего так… отъел физию, я вижу?! Ну чё, сбежал от своей «диспетчерши»? Ну и молодца… хотя, конечно, это твое личное дело!

Крепыш, в котором роста было, как и в Краснове, чуть за сто восемьдесят, но веса кило эдак на двадцать поболее, обернулся к третьему, в котором Дмитрий уже успел признать еще одного знакомого по детским годам – Шулепина.

– Вот, Щульц тоже набивается к нам в компанию!

Третий парень был их сверстником, учился до восьмого в параллельном классе. Баскетбольного роста, за метр девяносто, порывистый, неспокойного характера, но довольно тщедушного телосложения. Лицо у этого Шулепина, точно у лошади: длинное, худое и узкое. Сам он светлой масти, а вот глаза почти черные, чуть навыкате; взгляд внимательный и какой-то горячечный; с детства у него неправильный прикус, – верхние зубы торчат вперед, так что их почти не закрывает верхняя губа. Лоб высокий и чуть скошенный к надбровьям; короткая стрижка, как и у Супруна…

– Здорово, Игорь, – негромко сказал Краснов. – Давненько не виделись. Слышал, что ты снялся куда-то. Говорили даже, что ты в Москву уехал.

Шулепин, на котором были черные брюки, черная с красными вставками майка и легкая куртка темного окраса, обнажил свои длинные верхние зубы – вроде как он тоже рад повидаться с «другом детства»… А потом вдруг вскинул руку в знакомом по фильмам и кадрам приветствии!

– Зиг хайль!! – произнес он бесцветным голосом. – Слава русским патриотам! Рад тебя видеть, Димон. Здорово!

И тут же протянул ладонь для рукопожатия.

Краснов, несколько удивленный этой его выходкой, все же обменялся с ним вялым рукопожатием. Надо сказать, что он не слишком жаловал этого типа. Не то, чтобы Шульц – эта кличка закрепилась за Шулепиным еще в школьную пору – когда-то перешел ему дорогу. Да и «махаться» с ним не доводилось, или там конкурировать за девчачье внимание. Но что-то в нем было такое, что отбивало желание корешиться с этим парнем, иметь с ним тесные приятельские отношения. Впрочем, то были давние дела: за те несколько лет, что они не виделись, многое могло перемениться, в том числе и характер человека…

Супрун ненадолго вернулся к машине, в которой, кажется, находились еще двое или даже трое парней. Открыв дверцу со стороны кресла пассажира, он бросил какую-то реплику, затем махнул рукой – как бы попрощался. Синий «фольксваген» отъехал от обочины; на развороте водитель посигналил и на этот раз уже Шульц, обернувшись, еще раз выбросил руку в нацистском приветствии – похоже, что он тренировал этот жест не один день.

– Правильные пацаны… наши… Ты, Димка, наверное, их не знаешь, – сказал Супрун. – Ладно, потом как-нибудь познакомим. Кстати… А чё ты на остановке притулился? А не в ДэКа, как договаривались? Хорошо, что Шульц тебя заметил, а то могли бы разминуться!

– Я туда подходил. Но мне показалось, что там одни малолетки тусуются. – Краснов опустился на скамью и жестом пригласил остальных тоже присесть. – Я тут бутылек прихватил. Не в курсе, правда, принято ли сейчас… – Он замялся, подбирая нужные слова. – Маленько отстал от жизни. Теперь, наверное, вот так, на лавочке, уже и не принято выпивать. Можем, кстати, и в бар закатиться, я не против.

– Опрокинуть стопарь не зазорно в любом месте, – Супрун свернул «шляпу» на водочной бутылке и принялся наливать в пластиковый стаканчик, который передал ему Краснов. – Главное, не где, а с кем, в какой компании…

– У нас, вообще-то, сейчас не принято бухать, – подал реплику Шульц. – Потому что наши враги, разные «зоги» и черные, как раз и рассчитывают на то, чтобы мы все скорей спились и вымерли на куй.

– «Мы» – это кто? – поинтересовался Краснов.

– Русские люди, кто ж еще. Настоящие хозяева этой земли.

Супрун передал наполненный на треть стакан Краснову.

– А мы разве «бухаем»? – судя по тону и не сходящей с лица широкой ухмылке, Леха был в отличном расположении духа. – Если мы реально «русские люди»… а так оно, братишки, и есть на самом деле… то грех нам не выпить за встречу!

Краснов взял стаканчик с водкой. Наверное, надо было сказать какие-то слова, но ничего не шло в голову.

– Давай, Димон – накати! – поторопил его Леший. – Да пошли они все… эти бабы! Короче! За крепкую мужскую дружбу! С возвращеньицем! И не особо заморачивайся тем, что говорит «геноссе» Шульц… Хотя, между нами, он во многом прав. Вернулся вот из столицы. Кое-что повидал, кое-какие мосты навел. Ладно, об этом после. А сейчас – пей!

Выпили в очередь; Шульц тоже не отказался накатить «сотку». Супрун, продолжая прерванный разговор, сказал:

– Пока ты служил, Димон, у нас тут многое поменялось. В самом городе еще ладно… перемены не так заметны, хотя они и есть. Но в пригородах… в селах и на многих хуторах… млин, просто засилье приезжих.

– Кавказцы понаехали? – спросил Краснов. – Кое-что слышал.

– И не только кавказцы. Из Азии до хрена народу… ото всюду! Даже в ментуре и в районных управах у них уже есть свои люди! Ну и плюс наш Универ, ты в курсе, обучает иностранцев… Кого здесь только не увидишь, млин! Рынки, сервис, автозаправки, общепит! До хрена бизнесов они уже под себя подгребли!

– А власть что думает?

– Многие кормятся из их рук, – Супрун скривил губы. – А те, что повыше… ну, у них какие-то свои варки. Я вот пару дней назад вышел из парадного, а во дворе, на стенке трансформаторного узла – надпись! Белым по красному. Хотя и не очень грамотно, но в с т а в л я е т… РУСКИЕ, МЫ ВАС ВЫРИЖИМ!

– О как?!

– Ага. Ниже, в скобках, приписано – МАЛЫЙ НАРОД… Вот так, понял?! Когда возвращался обратно, то наш дворник… кстати – таджик… замазывал эту надпись. Вот так вот, Димон. Мы тут типа уже и не хозяева, в собственном-то доме.

– «Малым народом» обычно ж и д о в называют, – встрял в их разговор Шульц. – А тут явно без вайнахов не обошлось. Хотя могли и азеры вот так выступить, они нынче тоже борзо себя ведут. Раньше сидели тихо, торговали себе на рынке! А сейчас чуть что, вмиг толпа собирается и понеслось – «Аллах акбар!» А менты, суки продажные, не вмешиваются…

– … либо прямо действуют на их стороне. – Супрун взял стаканчик и стал разливать остатки водки. – Сейчас, Димон, расклад такой, что в одиночку – не выжить. Нужно к какому-нибудь коллективу пристать, войти в чью-то команду. Иначе сожрут.

– Они-то, бля, стаями обитают! – зло сказал Шульц. – И если что, то всей сворой набрасываются! И тогда рвут на части, по-звериному, без всякого снисхождения.

– Так а нам-то что делать? – спросил Краснов. – Я вот себе работу подыскиваю… но не идти же под азеров?! – он посмотрел на Супруна. – Леший, я вот с тобой как раз и хотел поговорить на эту тему. Ты же в ЧОПе работаешь, так? У вас там найдется местечко для такого, как я? И сколько, кстати, у вас там платят? А то за гроши, знаешь ли, тоже не хочется вкалывать…