– Только сердце – оно у всех есть, а такая цель… Ее же заложить надо, сформировать.

– Вот-вот, значит, учителя у тебя правильные были с самого детства!

– Уф, командир, просто наваждение какое-то! Совершенно отвлеченный разговор так неожиданно быстро уперся как раз в то, с чем я к тебе и пришла. Точнее, с кем… Фу, запуталась! О ком хотела с тобой поговорить. Вот так будет правильно. Историю моего самого раннего детства ты, надеюсь, хорошо помнишь?

Талеев кивнул. Как и все в бывшей «Команде», он прекрасно знал историю о маленькой-маленькой девочке, которую в горах близ афганского города Герат на границе с Туркменией подобрал отряд советского спецназа, возвращавшийся с задания. Крохотный ребенок был при смерти от голода, жажды и огнестрельной раны в боку. Бойцы взяли ее с собой, подлечили в приграничном военном госпитале и переправили в Москву. Там определили в самый лучший интернат и продолжали относиться к найденышу, как к «дочери отряда»: забирали к себе домой на выходные и даже просто по вечерам, организовывали замечательный отдых каждые каникулы, любили, воспитывали, учили… Правда, немножко по-своему. Потому и стала черноволосая и черноокая восемнадцатилетняя восточная красавица курсантом Высшей школы КГБ, отличным стрелком и разведчиком, мастером всех возможных единоборств. Да и потом…

– Я же и фамилию получила такую же, как командир этого отряда, – Алексеева. А имя Галина – это от тех единственных звуков, которые я тогда умела произносить: гю-иль. А благодаря «Белому солнцу пустыни» от «Гюльчатай» мне было просто никуда не деться…

Девушка отхлебнула кофе и продолжила:

– Вот видишь, сколько у меня было пап! Но главный среди них, конечно, Владимир Алексеев, бывший командир отряда спецназа ГРУ. Сейчас он – полковник запаса, живет в Москве, его жена давно умерла от рака крови. И есть у него единственный сын…

– Полагаю, ты перешла к главной теме нашей беседы?

– Потерпи, пожалуйста, совсем немного, Гера! Еще чуть-чуть истории… На протяжении всей своей жизни я считаное число раз встречалась с сыном Алексеева. Он старше меня лет на семь-восемь, то есть, практически, твой ровесник. Ты понимаешь, что специфика службы его отца никак не позволяла сколь-нибудь регулярно заниматься воспитанием ребенка. Но отдавать его в детский дом Алексеев-старший не хотел, и уже в десять лет определил сына на учебу в Нахимовское училище в Санкт-Петербурге. Мальчишка «заболел» морем. Да настолько, что после окончания «Нахимовки», несмотря ни на какие уговоры отца и его друзей продолжить «династию» в спецвойсках, поступил в питерское училище подводного плавания. Вот так я и видела его несколько раз – все время в морской форме. То в нахимовской, то – курсанта ВВМУПП, а потом и офицера ВМФ.

– Влюблялась, да? – ехидно поинтересовался Талеев.

– Не без этого. Какая же девчонка устоит перед такой красотой? Вот только он-то меня вовсе не замечал. Пигалица какая-то малолетняя!

– Женат?

– Нет. И не был никогда. Он училище с золотой медалью окончил, получил распределение на Северный флот и целиком посвятил себя военной карьере. Все складывалось блестяще, по военно-служебной лестнице шагал семимильными шагами: в свои чуть за тридцать он – старший помощник командира стратегической АПЛ, капитан 2 ранга. Только что окончил Военно-морскую академию в Санкт-Петербурге и получил назначение командиром атомной субмарины на свой родной Северный флот… И пропал!

– Вот здесь поподробнее, пожалуйста.

– А что тут «поподробнее»? Пропал, и точка. Как ты, наверно, догадался, со мной связался его отец. Не виделись мы уже давно, но изредка перезваниваемся. Владимир Семенович очень встревожен. Телефон сына не отвечает уже дней десять. Дима сдал выпускные экзамены в питерской академии, и, получив распределение и отгуляв «выпускной», отправился в Мурманск. Точнее, в Североморск, в штаб Северного флота…

– Не части€! Распустилась ты в своем Министерстве иностранных дел… Давай факты: что значит «отправился»? Купил билеты, собрал вещи, сел на поезд или в самолет, прибыл в Североморск, наконец?

Алексеева шумно выдохнула, замерла на пять секунд и, собравшись, ответила:

– Командир, я сама ничего не уточняла. Со слов отца знаю, что прошло две недели с выпуска, а он не появился в штабе Северного флота.

– Та-а-ак. Полковник спецназа ГРУ не станет паниковать попусту. Наверняка попытается отыскать свое чадо по официальным каналам. Командир стратегической лодки – это не бомж подзаборный. Его отсутствие мгновенно должно было поставить на уши и Главный штаб ВМФ, да и Министерство обороны. Я уж не говорю об Особом отделе.

В подтверждение каждому слову Талеева Гюльчатай кивала:

– Он так все и сделал! А вот уже потом позвонил мне…

Журналист перебил:

– Значит, в ответах предыдущих инстанций его что-то насторожило, так?

Девушка уважительно посмотрела на Талеева:

– Именно, командир. Насторожила «стена», на которую он наткнулся. Все-таки, не с улицы человек, сам полковник спецназа, а ему в ответ три фразы…

Гера легко опустил руку на плечо Гюльчатай, призывая ее к молчанию, и сам закончил:

– Первая: «Успокойтесь, пожалуйста»! Вторая: «Сведения о назначениях и перемещениях лиц соответствующей номенклатуры составляют государственную тайну и не подлежат разглашению». Третья: «Да пошел ты…» Последняя в завуалированной, разумеется, форме.

– Талеев! Я боюсь тебя.

– Вот это правильно. А догадаться несложно, просто ты мало общалась с военными чинушами. А на телефонах именно они «сидят».

– Гера, неужели везде так? Алексеев сделал ведь не один десяток звонков, к тому же поднял кое-какие старые свои связи.

– Вот! Это-то меня и настораживает в первую очередь. А звонок тебе – это уже жест отчаяния. Он ведь абсолютно не в курсе всех твоих дел, знает только о Высшей школе КГБ. Да-а-а, полковник растерян…

Журналист машинально вытащил из кармана кожаный портсигар, достал из него длинную черную тонкую сигару и только тут, оглядевшись по сторонам, недовольно хмыкнул и спрятал ее обратно. Все это время девушка неотрывно смотрела на своего бывшего командира.

– Ты ждешь от меня определенного решения. – Это было не вопросом, а утверждением. – Хорошо. Включай логическое мышление. Причина «исчезновения» может быть вполне обыденна: загулял… – Гера щелчком указательного пальца по своему горлу изобразил общеизвестный жест, Галина отрицательно замотала головой. – Женщина… – Тут девушка слегка помедлила, но потом все же снова не согласилась. – Наконец, хотя это и прискорбно, банальное ограбление с… трагическими последствиями. Думаю, что в этих случаях наше вмешательство ничего не даст. А вот если это похищение…

Талеев отрешенно уставился куда-то в сторону. Галя выжидательно молчала.

– Мне не дает покоя твоя фраза о том, что Алексеев сделал множество звонков. Причем учитывая его уровень, наличие знакомств и предыдущую… э… подготовку, они не были бессистемными. Понимаешь, к чему я клоню?

– Пока не очень, – честно призналась Гюльчатай.

– А ты попробуй прямо сейчас даже с самым невинным вопросом позвонить в Министерство обороны, в ФСБ или ГРУ. Думаю, тебя «возьмут» прямо на «горячем» телефоне. А Алексеева – нет. Это я к тому, что такое количество «сигналов» никак не могло остаться незамеченным в силовых структурах!

– Но никто не интересовался у Владимира Семеновича какими-нибудь подробностями.

– Вот это и странно! Хотя…

Гера опять надолго замолчал, а потом решительно произнес:

– Галчонок, ты организуешь мне личную встречу с полковником. Помнишь, наше кафе на Воробьевых горах? Вот там, через… два часа. А я приглашу одного очень знакомого специалиста по Военно-морскому флоту. Да-да, не улыбайся, конечно, Редина. Он сейчас в Москве. Только звони, пожалуйста, с уличного таксофона и… проверься. На всякий случай.

– Командир, у тебя не развилась паранойя на почве недавних преследований нашей «Команды»?

– Береженого… сама знаешь что. А окончательное решение будем принимать после нашей беседы.