Доминик лежала на кровати, невидящим взором глядя на тяжелые складки расшитого золотом балдахина. Кровать была поистине королевская — резные столбики, бархатные занавеси и широкое ложе, сделанное много сот лет назад руками искусных плотников. На этой кровати спали многие поколения принцев и принцесс Эдембурга. Казалось само собой разумеющимся, что рано или поздно здесь будут спать и дети Доминик — как и Николаса, и Изабеллы, и любого другого члена королевской семьи.

Рука Доминик легла на живот, привычно ощутив легкую выпуклость. Примут ли родные ее малыша? Признают ли его — или ее — членом королевской семьи? Или ее ребенку суждена горькая участь незаконнорожденного?

Казалось, после решительного отказа Маркусу ей полегчает. Так думала Доминик, но ошиблась. После разговора с Маркусом на душе у нее стало еще тяжелее; в последние два дня она была несчастна, как никогда.

Доминик хотела обеспечить своему ребенку все, чего он заслуживает. Но что за детство без отца? А Маркус — в этом она не сомневалась — станет прекрасным отцом. Он поможет малышу вырасти сильным и уверенным в себе, научит ответственности, объяснит, как важно заботиться о тех, кто рядом. Он сумеет вырастить ребенка таким, каким хотел бы видеть внука исчезнувший король.

Но Маркус ее не любит, и это перечеркивает все надежды. Ни за какие блага мира Доминик не согласится сделать его несчастным. Пока еще он верит, что любовь — вымысел; но что, если несколько месяцев спустя брак без любви превратится для него в ловушку? Что, если он затоскует по утраченной свободе? Или — и того хуже — встретит женщину, которая сумеет возродить в нем утраченные чувства?

Если бы все браки основывались на чувстве чести и долга, в мире было бы куда меньше разводов.

Жестокие слова Маркуса снова зазвенели у нее в ушах, и, сев на постели, Доминик в отчаянии закрыла лицо руками.

Быть может, он и прав, устало думала она. Ее собственная мать вышла замуж без любви, за человека, которого даже ни разу не видела, — и брак оказался удачным. По крайней мере продлился много лет.

Мысль о Джозефине заставила Доминик вскочить с постели и сунуть босые ноги в шлепанцы. У кого еще спрашивать совета, как не у матери? Но захочет ли неприступная королева поговорить с дочерью по душам? Так или иначе, попробовать стоит. Ради ребенка и ради самой Доминик.

Прюденс в покоях не было, и Доминик не пришлось придумывать причину для отлучки. В общем, это было к лучшему. Фрейлина уже давно подозревала, что между ее подругой и Маркусом происходит что-то неладное. Даже спрашивала напрямую — о чем они говорили, когда вместе ушли из гостиной? Но Доминик не решалась признаться подруге, что с Маркусом ее больше не связывает ничто, даже дружба.

Коридор, ведущий к покоям Джозефины, был пуст, и по дороге Доминик никто не встретился. Заметив у дверей двоих вооруженных охранников, она содрогнулась, снова вспомнив о том, что где-то рядом притаилось и выжидает зло.

Отогнав прочь зловещие мысли, она толкнула дверь и вошла в гостиную матери. Джозефина сидела на диване, невидящим взором уставившись в пространство.

Это зрелище поразило Доминик — она-то привыкла, что мать всегда занята делом и не позволяет себе отвлекаться на пустые размышления. Обычно королева была с головой погружена в благотворительность и различные светские мероприятия; но в последнее время Николас и Маркус, опасаясь за ее безопасность, убедили ее пореже выходить из дворца.

— Мама! Можно мне с тобой поговорить?

Джозефина резко обернулась, но, едва заметила дочь, лицо ее осветилось улыбкой.

— Разумеется, Доминик. Входи.

Она похлопала по месту рядом с собой на мягком бархатном диванчике. Доминик вошла, чувствуя себя снова десятилетней девочкой.

— Мы с тобой не говорили с тех пор, как узнали новость о Герберте, — сказала королева, стряхивая с безупречного синего костюма воображаемую пылинку. — Хотелось бы знать, дорогая, что ты обо всем этом думаешь.

Сказать по правде, Доминик сейчас была не в состоянии думать об отце — все ее мысли занимал Маркус и последнее свидание с ним, так ужасно окончившееся.

— Страшно подумать, что жизнь Герберта так ужасно окончилась, — ответила она матери. — Не могу поверить, что кто-то мог причинить зло этому чудесному старику.

Джозефина согласно кивнула.

— Очевидно, он пострадал, потому что был с королем. Не думаю, что кому-то понадобилось убивать именно его.

Нервно сцепив руки, Доминик огляделась кругом. Гостиная королевы не располагала к задушевным беседам — роскошная и холодная, она напоминала скорее музейную залу. Но Доминик не собиралась отступать. Сегодня ей нужна мать, нужна, как никогда в жизни.

— Мама, — осторожно начала она, — что ты думаешь о наших американских родственниках?

Джозефина чуть приподняла брови.

— Полагаю, твой отец был бы счастлив узнать, что его брат наконец решил загладить старую ссору. Сказать по правде, я очень рада, что Эдуард и его сыновья согласились поселиться во дворце. Общение с ними помогает мне отвлечься. А маленький Сэмми просто прелесть! Как давно у нас во дворце не было малышей! — Помолчав, она устремила на дочь острый, пристальный взгляд: — А почему ты спрашиваешь?

По-видимому, Джозефина ни в чем не подозревала ни Эдуарда, ни Джейка, ни Люка, иначе обмолвилась бы о своих подозрениях. А то, что мать, оказывается, неравнодушна к маленьким детям, обрадовало Доминик и придало ей уверенности.

Решив, что лучше пока не давать повода для подозрений, она ответила безмятежно:

— Да так, просто хотела знать, как ты с ними уживаешься.

— Прекрасно, — улыбнулась королева. — А ты?

Доминик заставила себя улыбнуться в ответ.

— Послушать Изабеллу и Прю, так я в последнее время ни с кем не уживаюсь, — попыталась пошутить она. — Думаю, мне надо постараться быть более общительной.

К удивлению Доминик, мать наклонилась к ней и ласково похлопала ее по колену.

— Я знаю, Доминик, ты всегда была очень близка с отцом. Понимаю, как тебе сейчас нелегко.

В самом деле, исчезновение короля наполняло Доминик скорбью и ужасом, но сейчас она мучилась не из-за этого, и мысль о том, что вся семья неверно понимает причины ее уныния, прибавляла к ее страданиям острое чувство вины.

— Мне очень не хватает отца, — сдавленно произнесла она. — Без него и замок стал совсем другим.

— Верно, — с легким вздохом ответила Джозефина. — До сих пор я и не подозревала, что здесь может быть так одиноко.

Доминик подняла на мать смущенный взгляд.

— Мама, — нерешительно заговорила она, — я никогда раньше тебя не спрашивала... пожалуйста, не думай, что я лезу не в свое дело...

Удивленно подняв брови, Джозефина повернулась к дочери, чтобы видеть ее лицо.

— Что такое, дорогая? О чем ты хочешь спросить?

Доминик сделала глубокий вдох. Почему ей так трудно говорить с матерью? Вот с отцом всегда было легко: он бывал суров и раздражителен, но никогда не скрывал своих мыслей и чувств. Джозефина же совсем другая: глядя на нее, невозможно понять, о чем она думает.

— Мне часто хотелось узнать... что ты чувствовала много лет назад, когда тебе объявили, что ты должна выйти замуж за папу?

Глаза Джозефины блеснули удивлением, и на миг Доминик показалось, что сейчас мать, по своему обыкновению, мягко сменит тему. Но вслед за тем выражение лица королевы смягчилось, на нем появилась нежность и мечтательность, которой принцесса никогда прежде не видела.

— Буду с тобой откровенна, Доминик: я была вне себя от ярости. Просто рвала и метала. Готова была скорее сбежать из дому, чем выйти замуж за незнакомца. Но я была принцессой и с детства знала, что мой долг — повиноваться родителям и заботиться о нуждах своей страны. Королевство Винборо очень нуждалось в укреплении связей с Эдембургом — вот почему мне пришлось наступить на горло собственным чувствам и идти под венец с гордо поднятой головой.