Ник успокоился. Во-первых, он был на сто пятьдесят процентов уверен, что кровь окажется коровьей. А, во-вторых, галлюцинации отсутствовали. Следовательно, ничего опасного – лично для него – не намечалось.
Он, вспомнив, что две утренние таблетки пропали даром, торопливо достал из нагрудного кармана блестящую упаковку, извлёк из пластикового гнезда очередной светло-розовый шарик, положил в рот и, не разжёвывая, проглотил.
Районное отделение – и снаружи и внутри – полностью соответствовало антуражу знаменитого телевизионного сериала «Улицы разбитых фонарей».
«Может, данный сериал тут и снимали?», – предположил Ник, героически борясь с подступающим сном.
Нудная и усыпляющая бумажная волокита заняла часа полтора. После её завершения Ник, широко зевая, достал из кармана куртки мобильный телефон и поинтересовался:
– Старлей, я уже могу вызывать такси?
– Такси? – зачем-то переспросил лейтенант Лёня. – Можно, конечно, и такси. Почему бы и нет? Тем более что лабораторным путём уже установлено: кровь на ваших кроссовках однозначно принадлежит тёлке, то бишь, молодой корове…. Но только потом, после проведения завершающего следственного мероприятия. Как говорится, закроем последнюю дурацкую версию и окончательно зачислим вас, дорогой Николай Сергеевич Нестеров, в разряд второстепенных свидетелей, – обернулся в сторону обшарпанной двери и весело скомандовал: – Агафоныч, заводи клоунов из бродячего цирка-шапито!
Зашедшая в кабинет парочка, за которой маячила невозмутимая физиономия пожилого сержанта, была приметно-комична: низенький и неуклюжий толстячок с бесконечно печальными, тёмно-карими восточными глазами был надёжно соединён наручниками с высоким и худым обладателем вислых запорожских усов.
«Опять эта нездоровая и надоедливая ассоциация: Дон Кихот – Санча Панса!», – автоматически отметил Ник. – «Только, в этом случае, ярко-выраженным лидером, безусловно, является Санча…».
Подтверждая это его смелое предположение, неуклюжий толстяк заблажил звучным – смутно-знакомым баритоном:
– Начальник, это он и есть! Точно – он! Любимый коренной зуб даю! Даже, два! Тот самый свихнувшийся иностранец, с которым я пил портвейн на автобусной остановке. Именно он потом и зарезал безвинную бабушку-старушку…. Ненавижу скользкого гада! – картинно замахнулся в сторону Ника пудовым волосатым кулаком.
– Отставить, задержанный Оганесян! – грозно рявкнул старший лейтенант и, уже официально-холодным голосом, уточнил. – Вы готовы подтвердить свои показания в письменном виде?
– Конечно же, начальник! Беспременно, со всем нашим пылом и великим удовольствием…
– А вы, задержанный Петренко?
– Так оно всё и было, – равнодушно и заторможено ответил вислоусый тип дребезжащим, смутно знакомым фальцетом. – Мы как раз мешки с говядиной укладывали в багажник машины. А тут – невдалеке – кто-то завопил придушенно и жалобно. Ну, как тот кот-ворюга, когда его поймали с поличным и шею сворачивают на сторону…. Мы тихонько-тихонько двинулись туда, на вопли, то есть. Любопытно стало – что да как. А там это иностранное чувырло старушку режет. Очень большим ножиком. В полнолуние всё хорошо видно, доходчиво…. Потом стало боязно. Все же знают, что с сумасшедшими лучше не связываться. Покусают, зарежут, расчленят, а им за это ничего и не будет. Так, только отправят на излечение в психушку, не более. А ещё через два-три годика отпустят обратно, на волю вольную. Те выпущенные, не долеченные до конца психи дождутся первого безоблачного полнолуния, и давай по новой – кусаться, резать и расчленять всех подряд, не ведая жалости…
– Петренко, говорите сугубо по делу! Что было дальше?
– А дальше мы осторожно, чтобы ветка случайно не хрустнула под ногой, отступили к машине. Сели в неё, закрылись, дрожа от страха, завели мотор, да и рванули – на полной скорости…. Почему этот кровавый упырь у вас, начальник, разгуливает без наручников? Бросится ещё, не дай Бог! Покусает, зарежет, расчленит…
Когда сержант вывел задержанных из кабинета, Ник, не дожидаясь вопросов лейтенанта, объявил:
– Я никогда не видел этих несимпатичных и насквозь лживых граждан. И ни с какими иностранцами не встречался прошлой ночью. Да и пожилую женщину не резал большим ножиком. Готов подтвердить свои слова на детекторе лжи. Более того, категорически настаиваю на этом! А показания двух этих, как вы сами недавно выразились, клоунов из бродячего цирка-шапито, не стоят и выеденного яйца…
– На чём вы, извините, настаиваете?
– На детекторе лжи!
– Ну, батенька, это вы загнули! – смешливо прыснул старший лейтенант. – Откуда, спрашивается, у нас – детектор лжи? Вы посмотрите на эти некрашеные стены и на облезлую мебель …. А вот необходимые причиндалы для снятия отпечатков пальцев, как раз, имеются.
– Зачем вам мои отпечатки? Они имеют какое-то отношение к вчерашнему убийству? Так ведь бабушку, вроде, и не душили…, – непонимающе усмехнулся Ник.
– Кто знает, кто знает…. Может, да. Может, и нет…. Только вот, имеет место быть одна закавыка. На картонном пакете из-под яблочного вина, найденном на автобусной остановке, имеются чёткие отпечатки пальцев двух людей. Один из них – задержанный Оганесян. А вот кто, интересно, второй? Вдруг, этого второго зовут – Нестеров Николай Сергеевич? Что скажете на это, уважаемый гражданин Нестеров?
– Если даже и так, то это абсолютно ничего не меняет, – Ник нервно и презрительно передёрнул плечами. – Распитие спиртных напитков на автобусной остановке? То есть, в общественном месте? Всего лишь мелкое административное нарушение, сопровождаемое копеечным штрафом…. Какое это имеет отношение к убийству? Никакого, ясен пень…
– Не скажите, милейший Николай Сергеевич! Не скажите…. Сегодня улика – всего лишь косвенная, а завтра, глядишь, уже прямая.… Опять же, вы – этими отпечатками – будете однозначно уличены во лжи. А если данное дело будет рассматривать суд присяжных? Тогда именно субъективные факторы могут выйти на первое место – со всеми вытекающими последствиями.
Ник почувствовал, что засыпает. Причём, засыпает – без единого шанса на достойное сопротивление. Сон, словно густой осенний туман, плотно и планомерно опутывал его беззащитное сознание, превращая в беспомощное огородное растение….
«Превращаясь в обычный топинамбур[5]», – любезно подсказал всесторонне развитый внутренний голос.
– Лёня, не подскажете, где тут у вас можно немного поспать? – с трудом выдавил из себя Ник, устало прикрывая глаза. – Сморило меня что-то…. Наверное, перенервничал, переволновался. Одно к другому. Незнакомый мужской носок на подоконнике, теперь вот подлые и сумасбродные наветы. Мол, хобби у меня такое – по ночам убивать немощных старушек, претворяясь иностранцем…
– Поможем, Николай Сергеевич, не сомневайтесь, – долетел откуда-то издалека уверенный голос старшего лейтенанта. – Сейчас вас ребята проводят в отдельную камеру, там коечка имеется – с мягким матрацем, простынкой и подушкой…. Агафоныч! Курточку обязательно снимите с клиента, чтобы, не дай Бог, не помялась. Ботинки стащите с ног, чтобы лишний раз не пачкать простыню…
Сон был каким-то вязким и медленным, наполненным приятной лёгкой истомой и ненавязчивыми успокаивающими картинками: зелёные поля, заполненные летним разнотравьем, чёрно-белые стрижи, мелькающие над берегом широкой и ленивой реки, абсолютно голая Мария, грациозно заходящая в светло-голубую речную воду…
– Так, помощнички фиговы! На всякий случай крепко держите руки и ноги, – донёсся сквозь сон властный и строгий женский голос. – Кузнецов, закатай-ка ему рукав рубашки на левой руке. Хватит, и так сойдёт! Кубика два, наверное, будет вполне достаточно. Вечером, если что, добавим…
Ник, почувствовав лёгкую боль от укола, напрягся, но уже через секунду расслабился, чувствуя, как по всему телу побежала приятная, мягкая и бесконечно тёплая волна…. Ещё мгновение, и он опять оказался на Заброшенных Крышах.