Мама удивилась появившейся прыти, но высказываться о том, что сынок набрался дурного тона у нуворишей, не стала – как-то неинтеллигентно. Опять же – любовь… Вдруг правда любовь?

Любовь!

А Маринку не узнавали родные и подруги. Она оперативно сменила номер мобильника, отшив таким образом всех своих хахалей, рокеров и байкеров, и сама носилась колбасой, почти в одиночку готовя свадьбу. Папа только оплачивал расходы, задним числом кляня себя за дурацкий ультиматум, который поставил дочке. Гулянка Маринкина, по правде говоря, обходилась семье гораздо дешевле. Утешало Маринкиных родителей только то, что свадьба и гулянка несопоставимы по продолжительности и общественно-нравственному звучанию.

Не все Маринкины придумки встречали однозначную поддержку родных – она, к примеру, возжелала идти регистрироваться в красном платье и алой фате. Вычитала где-то мудреное словечко «фламеум» и решила повыделываться перед умницей женихом и, главное, будущей свекровью. К счастью, сразу такого наряда в окрестностях не сыскалось, шить такое на заказ уже подпирало время, поэтому эти «алые паруса» благополучно отменились. Потом, правда, на беду папиному кошельку, Маринка прочла в Интернете, что самая длинная фата в мире была у какой-то там индийской принцессы и составляла свыше четырехсот метров в длину. И рассказала об этом папе…

– Я, доню, от своих слов не отказываюсь, – сказал тот, трусливо пряча глаза. – Хочешь – будет, хоть полкилóметра. Но я, как специалист, тебе говорю – город у нас не такой большой, и по прямой в нем твоя фата никак не поместится. А скатывать-раскатывать на каждом повороте – это как-то не по-людски. Зачем она тогда вообще такая?

– Ну-у, – пожала плечами Маринка. – Хочется.

– Эк! – крякнул папа в заключение. – Ну вот полтинник с гаком на этом долбаном свете прожил, а не знал, что девки тоже длиной меряются!

Словом, получилось так, как получилось.

В ЗАГСе Мендельсона им играл струнный квартет, замочки «на вечную любовь» Маринка с Димкой ездили вешать на Оку, далеко от дома. Ближний мостик через едва живую речонку Синичку пользовался дурной славой. Поговаривали в народе, что процент разводов среди отметившихся там пар был заметно выше. Поэтому и мостик хоть и был стационарным, но в народе звался «разводным»… Но это так, как говаривал Маринкин папа, «заметим в промежности». А в общем было весело, суматошно, со множеством двоюродных и троюродных гостей – благо двор у коттеджа был немаленький, и в стояк там бы полгорода поместиться могло.

Ко второй половине дня свадьба, как скисшее по жаре молоко, расслоилась на взрослую и молодежную фракции. Кого-то из притомившихся и потекших, как свадебный торт, стариков увезли в город, видневшийся на горизонте в низких, желтых лучах вечернего солнца. Тут к Маринке с Димой лихо подкатила подружка – народ требует продолжения банкета, а вот с расходными материалами типа выпивки и закуски случилась неувязка. Они вот-вот кончатся.

– Да не может быть! – выпятила вспухшую от аспирантских поцелуев нижнюю губу Маринка. – Через себя в кусты, что ль, кидают?

– А чё не может? – тоже вскинулась подруга. – На свежем воздухе – сама понимаешь, хорошо идет… Нарезочки бы, тортик… Да и пепси пару-тройку баллонов не мешало. А то начнут неразбавленно глушить – не оберешься драки разнимать. А? Слабо?

– Да нет, какое слабо, – махнула рукой Маринка. – Щас разберемся. Дим, пойдем!

Просить кого-то съездить за продуктами было бы неуместно, да и хороши все, как положено на свадьбе. Поэтому через минуту Маринка уже вела папину газельку к ближайшему супермаркету на окраине городка.

– Марин, а ты меня водить научишь? – спросил Дима застенчиво, глядя, как ловко Маринка крутит руль.

– Я тебя много чему научу, – ответила Маринка, лихо, с визгом, паркуясь у магазина. – Тележку возьми, котик.

День клонился к вечеру, покупателей, лениво бродивших между полок супермаркета, было много. Поэтому при появлении Маринки с белой розой в темных кудрях, в снежно-хрустящем кринолине, едва прошедшем через турникет, и Димки при серебристой, как жирный садковый карп, бабочке народ заметно оживился.

Маринка, мало обращая внимание на зрителей, быстро прогнала Диму по отделам, кидая в тележку упаковки со снедью, и подошла оплачивать.

– А вот это от меня, – умильно сказала кассирша, кладя в лоток полуторную плитку шоколада, – чтоб сладко жилось.

– Спасибо большое, – вежливо улыбнулась Маринка, многозначительно стукнув бумажником по ладони – мол, мы торопимся.

– Да кто ж такое молодым дарит! Удумала! – громыхнул вдруг на весь зал здоровенный дядька в мятом льняном костюме, наблюдая уже из оплаченной зоны этот эпизод. – Во, берите! Все! Я потом еще затарюсь!

Он толкнул в их сторону полную товара тележку, причем Дима заметил краем глаза, что там, кроме прочего, была пачка стирального порошка и упаковка памперсов для взрослых.

– Да, да! – вдруг понеслось по залу, и чуть ошарашенные молодожены увидели, что покупатели, уже расплатившиеся за товар, стали метать в дядькину тележку всякие разности. – Поздравим молодых!

– Да не надо, что вы! У нас все есть! – попробовал остановить товаропоток Дима, но Маринка, чуть приподняв подол кринолина, незаметно, но чувствительно пнула его в ногу.

– Ох, спасибо, спасибо большое, дяденьки, тетеньки! – потупив глазки шептала она, а тем временем кто-то услужливо подставил вторую тележку, и народ, войдя во вкус благотворительности, стал наполнять и ее.

– Так, что здесь происходит? – перекрыл людской гомон и шуршание упаковок явно начальственный голос.

Все вдруг разом замолкли и обернулись на хозяина голоса. Это был солидный человек в хорошем сером костюме и при беджике с логотипом магазина.

– Да вот, Николай Иваныч, – чуть виновато ответила кассирша-зачинщица. – Молодых поздравляем… Вы не беспокойтесь – за все уплочено.

– А я и не беспокоюсь, – ответил Николай Иваныч, с прищуром оглядывая зал. – Молодых, говорите?

– Да, – будто устыдясь, ответила кассирша. – Навроде рекламной акции получилось…

– Ну, акция так акция… Это ваше? – спросил Николай Иваныч у Маринки, которая, чуть закусив губу, наблюдала за происходящим – отберут, не отберут?

– Наше. Гости все конкретно поели… Вот мы и приехали за добавкой. Да, Дим?

– Ну да, – ответил Дима, явно не сообразив, зачем нужно его мнение, если и так все понятно.

– Так это вам от нашего универсама! – провозгласил директор, вжикнул какой-то карточкой по щелке терминала и одним движением руки пропихнул Маринкино-Димины покупки в лоток. – Приходите к нам еще!

Наблюдавшие за сценой покупатели зааплодировали, кто-то присвистнул, а довольный начальник только что не раскланялся на все четыре стороны.

– Вы нас балуете, право, – улыбнулся Дима своей неподражаемой интеллигентной улыбкой.

– Да забирай, пока я не передумал! – подхихикивая, вальяжно провозгласил директор, и Маринка принялась спешно кидать снедь в тележку.

– А это мы с тобой удачно съездили, – как бы между прочим сказал Дима, когда они выруливали с парковки.

– А ты вообще удачно женился, котик, – назидательно и нежно произнесла Маринка, прибавляя газу.

Гулянье закончилось только тогда, когда тяжко упала за горизонт красная ягода перезрелого солнца, а комары, которых уже не отпугивал свербящий запах шашлыка, принялись, как за деликатес, за оставшихся на участке гостей. Это был сигнал к окончательному разъезду…

Так началась семейная жизнь Маринки и Димы. Свой медовый месяц они провели в дачном поселке, вполне довольные собой и жизнью. Но все кончается, и плохое, и хорошее. Кончилось лето, начался учебный год, и молодоженам пришлось вернуться – Димке к своей высокоученой диссертации по управлению международной финансовой системой, а Маринке – к изучению прорех в законодательстве для последующего их использования в своекорыстных бухгалтерских интересах.