«Ни фига себе! Рецессия на марше! – мысленно охнула Липа, без труда засовывая в сумку сильно полегчавший том. – Раза в три-четыре с лица скинул, бедолага… Это что – наглядный показатель общего упадка экономики?!»

На улице похолодало, наступили какие-никакие, а крещенские морозы. Пройдясь, проклиная гололедицу, по близлежащим социальным магазинам, Липа вернулась домой. Почти сразу ей позвонила на городской номер другая ее лучшая подруга Алена.

Вообще, когда Алене было хорошо – то есть когда у нее была работа и деньги, она про Липу не вспоминала – могла не звонить и по полгода. А когда звонила, то объяснялась в любви. Липа знала, что это сигнал очередной депрессии, и Алену надо тащить на какое-нибудь мероприятие – да хоть в музей на выставку яиц Фаберже, выкупленных олигархом у «Сотби» или «Кристи»… Сначала Алена упиралась всеми четырьмя копытами, потом соглашалась, а под конец велеречиво благодарила Липу за то, что та ее «сюда вытащила», настойчиво спрашивала, не купить ли ей в подарок что-либо из экспонатов, и под конец вела в дорогое кафе угощать пирожными. А потом они еще гуляли и сплетничали. Этот период их общения был самым коротким, поскольку общих знакомых у них не было – Алена работала в кино, режиссерицей среднего звена. На определенных этапах их знакомства это было очень даже хорошо – периоды безденежья у них, как правило, не совпадали, и они помогали друг другу материально. Но не сейчас, когда они обе вращались в творческой среде и впадали в нищету синхронно. Поэтому сейчас Алена звонила не затем, чтобы прощупать Липу на предмет ее благосостояния – на этот предмет у нее не могло быть иллюзий, да и знакомы они были слишком давно, чтобы идти окольными путями. Просто она в очередной раз объяснилась в любви, вкратце описала кошмарное положение российского кинематографа – «на «Мосфильме» не то что работы – там просто никого нет, фи-зи-че-ски-и ни-ко-го!!!» – и положила трубку.

Общение с Аленой не слишком сильно подняло Липе настроение, и она, чтобы утешиться, сварила макарон, щедро посыпала их остатками сыра – наверняка Дивуар вопил вчера, учуяв его миазмы, – и решила почитать календарик.

Тот был настроен конструктивно.

«Большинство из ищущих работу граждан присматривают себе нечто, с чем они уже хорошо знакомы. Отсутствие таких вакансий может выбить человека из колеи, огорчить и обескуражить».

«Во – точно так же, как общение с такими же безработными подругами!»

Тут Липа вспомнила, что даже не вынула из сумки отощавшую «Книгу Надежды», дернулась было встать, но решила дочитать очередную инструкцию.

«Однако текущая ситуация, кроме головной боли и материальных хлопот, дает нам всем уникальный шанс – круто изменить жизнь и попробовать проявить себя на новом поприще. Просматривая списки вакансий в специализированных изданиях, не ограничивайтесь рубриками с приглашениями по вашей основной профессии. Не пожалейте времени и просмотрите весь сборник. Что-то перспективное можно найти в совершенно неожиданном месте».

– Да, такую тетрадочку прочитать от корки до корки – са-а-авсем не проблема, – сказала Липа вслух и перевернула листочек. – Главное – времени вагон!

«Например, большой популярностью начинает пользоваться высокооплачиваемая профессия гринкипера», – снисходительно объяснил календарь. – В его обязанности входит поддержание в порядке спортивных полей, в особенности полей для гольфа. Последняя специальность – особенно престижна».

«Во что Кузяне предложить бы!.. Она бы не только газон в порядок привела, но и огурцы по периметру вырастила».

Кузя была заядлая огородница, но предлагать ей такое даже ради шутки было бессмысленно. Все лето она безвылазно, с пожилым отцом в качестве моральной нагрузки, проводила на даче и гринкипила исключительно на своих шести сотках, регулярно присылая Липе эмэмэски с видом помидоров, зреющих на фоне дюжей крапивы. Крапиву у забора не трогали с коварным умыслом – хоть как-то оградить урожай от дачных воришек.

«Титестера иногда называют чайным сомелье…»

– Ну уж разъяснил так разъяснил! – фыркнула Липа. – Многие знают, кто такой сомелье?! Ты попроще, попроще с народом! Не все же такие умные, как я.

«Дегустатор чая…»

– Вот, уже лучше, – приободрила календарь Липа. – А тити-пити какие-то… Стыдно!

«…может по внешнему виду, запаху, вкусу определить не только сорт чая, но и место его происхождения, сезон сбора и способ обработки».

– А нюх – как у собаки, а глаз – как у орла… Дальше!

«Опытный титестер, как профессиональный парфюмер, хранит в своей памяти несколько тысяч вариантов запахов. Чуткое обоняние и вкус – редкий дар. Эксперт по чаю не курит, не употребляет алкогольные напитки, не пользуется парфюмом, избегает пряной и острой пищи…»

– Так, тоже мимо!

Липе карьера титестера не светила из-за не особенно сильной любви к чаю, а нацелить на подобное занятие, хотя бы временно, Алену тоже не получилось бы – та курила, как все киношники, а чай заваривала такой, что в нем стояла ложка.

– А еще что предложишь, любимый? – нежно спросила Липа.

Ответа она не получила – затренькал мобильный. Звонила Кузя. Она отчиталась о здоровье папы и поведении кота и поинтересовалась Липиными успехами. Липа поняла, что под успехами подразумевается реакция г-на Покойницкого на ее профессиональное атанде.

– Он тебе не звонит? Ничего не предлагает?

– Да ну, не такой же он придурок, чтобы вызывать меня и предлагать тему. Я ж сказала этой его шмаре, что мне не о чем с ним говорить… Они сейчас сидят и переверстывают ранишние свои книжонки. А потом у него просто нет денег заказать что-то новое. Это самое главное. Хотя нет… Самое главное – он думает, я просто ушла… А я громко хлопнула дверью. Но до него просто звук еще не дошел.

– Ага, понятно, – вздохнула Кузя. – А ты когда придешь? Тишка скучает.

– Да хоть завтра.

«Делать-то все равно особо нечего».

Конечно, можно было продолжить журналистскую карьеру, которая несколько замедлилась за то время, что она пахала на это г-но Покойницкого. Отыскать тему для публикации, наваять зубастую статейку не составляло труда – Липа всегда хвасталась, что может сделать полосную статью из простой лужи в соседнем дворе. Но!.. Все ее знакомые издания понизили тиражи и гонорары, а иные целиком, до лучших времен, ушли в виртуальное пространство и денег не платили вообще. Теперь с такими сотрудничали писючки-юниоры, элементарно набивавшие себе портфолио, или просто старшеклассники, готовившиеся поступать на журфак.

«Жур-фак-фак-фак, жур-фак-фак-фак… Да, но можно ведь, как классики далеких, славных, диссидентских времен, поработать «в стол»? Есть ведь нетленные темы, есть! Например, разбабахать дилетантов-переводчиков, искренне считающих, что «комплекшн» переводится как «комплекция», хотя на самом деле это – «цвет лица»… Во, правильно! Надо получше собраться с мыслями и…»

Но кворума не получилось – Липа вспомнила, что уже вторая половина дня, а она так и не просмотрела купленный утром справочник. А ведь там могло быть нужное приглашение, которое уже захватили другие, куда как менее компетентные авторы!

– Непростительное легкомыслие! – сказала она своему отражению в зеркале в прихожей. – За это и депремировать можно! На один утренний кофе!

Несчастный полиграфический дистрофик мирно дремал в хозяйственной сумке, свернувшись трубочкой, уверенный, что ему так и дадут умереть спокойно, не подвергнув мучительному выдиранию страниц или тем более вырезанию кусочков маникюрными ноженками.

Стоило ли надеяться, что анемичная книжица одарит Липу щедрыми приглашениями на должность технического писателя в крепкое НПО или копирайтера в рекламное агентство? Вряд ли… Но если верить календарику, запираться в узкокорпоративных рамках не разумно.

«На вещи надо смотреть ширше! – размышляла Липа, листая справочник. – Не себе, так Аленке отдам».

Но справочник упорно предлагал торговать, слесарить и распространять страховку. Но он не знал, с кем связался! Одна Липа – это просто Липа! Но у нее был замечательный соратник. А у справочника – нет…