– Старший лейтенант Мещерский, Леонид Борисович, 1979 года рождения, национальность – еврей. Должность – сменный командир охраны учебно-тренировочного центра ЛАЭС. Особые сведения – кандидат в мастера спорта по пулевой стрельбе, второе место на всеармейской спартакиаде 2010 года в дисциплине «стрельба из пистолета». Жена – Валентина, детей нет. Прямо подчинен капитану Аскаеву, Руслану Андреевичу, 1974 года рождения, национальность – башкир…
Высокий голос Гады, сжавшегося сейчас под фанерным коробом фургона за ящиками с гнильем, трясущегося от холода и волнения, Турпал услышал будто наяву. Именно Арзу нашел парня в каком-то третьеразрядном нищем отряде, где тот наверняка сгинул бы уже через несколько месяцев. В последние пару лет, с тех пор как русские перестали дергаться при каждом громком заявлении Рейтер или Си-эн-эн об «очередном всплеске жестокости русской военщины на чеченской земле», дольше пары месяцев действительно действующие отряды такого класса уже не жили. Несколько засад, несколько малорезультативных или вообще не давших никакого результата перестрелок – это был пока весь боевой опыт парня, но в сочетании с его способностями шансы Гады дожить до успеха выглядели более чем пристойными.
Разумеется, одиннадцать человек, из которых почти половина была бойцами «ниже среднего», не могут захватить не то что энергоблок АЭС, но даже какой-то один из ее ключевых центров. Максимум – это находящуюся вне основного контура охраны типографию или, скажем, бойлерную. Но Гада, Маарет и остальные члены группы, которые были такими же, как они, могли сколько угодно верить в свою исключительность, в то, что их выбрали за отличную подготовку или преданность. Дело было в другом. Во-первых, в том, что пытаться добраться до северо-запада России большим числом бойцов, тем более лучших, означало погубить все. Именно эта ошибка была совершена в Нальчике: когда в городе и его пригородах появилось слишком много незнакомых лиц, русские поняли, чего могут ожидать. Похожую ошибку сделали и арабы в 2006-м. Уничтожить 20 британских самолетов в один день – согласиться на что-нибудь менее амбициозное им, наверное, показалось, стыдно. И это при том, что 20 самолетов – это значит по крайней мере 60–80 непосредственных исполнителей: тех, кто нес компоненты жидкой взрывчатки в бутылках и банках, тех, кто готовил их и обучал ими пользоваться, кто покупал билеты и так далее… Когда число посвященных в подробности дела людей перевалило за сотню, контрразведка уже была готова делить ордена, полагающиеся им за головы туповатых гази[11]… А те, кто думает, что контрразведка нецивилизованных русских сильно уступает MИ-6, те почему-то долго не живут. В контрразведке вообще не часто встречаются люди, которых можно назвать «цивилизованными». Те идут обычно в журналистику. Или начинают бороться за права человека. Желательно – где-нибудь поближе к швейцарским Альпам…
В чем еще была причина того, что 11 человек может быть достаточно для успеха – это Турпалу объяснил Арзу. Хотя, конечно, в том, все ли прозвучало вслух, он не мог быть уверен до конца. Но пока все шло так, как им обещали. В лесу собрались все четыре бригады, вошедшие в него с четырех разных сторон, после многокилометрового пешего марша через снег: от остановок рейсовых автобусов, от железнодорожной станции, от сожженной и спущенной под откос замерзшей речки разъездной «Газели» одного из мелких местных совхозов. Ехавшей на ней четверке досталась роль «наладчиков» закупленной и доставленной с опозданием сельхозтехники: согласно договору, совхоз обеспечивал им транспорт от Пскова.
Если бы к утру на пункте сбора у вскрытого тайника с оружием собралось бы только две бригады, почти небоеспособные четвертинки их группы, или вообще удалось дойти кому-то одному, операция отменялась. В этом случае в 7 часов утра предписывалось точно по выученной наизусть технологии уничтожить все содержимое тайника, после чего отходить по индивидуальному для каждой бригады маршруту. На отходе строго запрещалось производить какие-либо активные наступательные действия, даже при полном отсутствии риска для себя. Эта деталь была настолько интересной и необычной, что Турпал в свое время серьезно раздумывал, случалось ли что-либо подобное хоть один раз до этого. Потом вспомнил: да, случалось. Знаменитая пара приказов начала декабря 41-го года: «Начинайте восхождение на гору Ниитака», и, соответственно, «не начинайте». Аналогия была интересная и даже лестная. Осознав ее на последовавшем за окончательным отбором этапе подготовки, в какой-то микроскопический перерыв между практическими курсами и работой с документами, Турпал Усоев задумался так, как не думал, наверное, с самого института…
Если бригад у тайника собиралось три, они должны были атаковать: никаких сигналов отмены не предусматривалось. Как части группы, так и вся группа в целом были с момента выхода полностью автономны. Сами они имели и право, и возможности связаться с прикрытием: как боевиками, так и чиновником высокого ранга, погоны или удостоверение которого позволяло выстроить по стойке «смирно» не то что железнодорожных милиционеров, но и армейских офицеров. С группами же никто не мог связаться никаким образом – даже те немногие, кто знал, что они существуют. У них были пароли: свои для каждого варианта развития событий, и другие «свои» – для тех случаев, которые предусмотреть невозможно.
– Ремель, – сказал ему на прощанье Абу-Сирхан, – Турпал, брат. Я на тебя надеюсь. Ты знаешь, для чего мы живем на земле. Не позволь русским увидеть тебя настоящего до того, как им придет время умирать.
«Ремель», «бегущий» – это было его собственное имя на эту неделю: не свое, данное отцом, и даже не то, которое стояло в чужих документах. Это имя он должен был назвать только в одном случае – если бы ему потребовалась помощь. «Муджесс» и «Хафиф», «усеченный» и «легкий» были именами для Гады и Маарет. Сами они не знали «специального имени» командира, как не знал его никто, кроме самого Арзу. Система была однонаправленной: Арзу и Турпал знали имена всех и, перечислив несколько имен, могли обозначить степень опасности для невидимых и незнакомых собеседников на противоположном конце телефонного кабеля или радиоэфира. Командиры двух других бригад знали имена только своих людей, а рядовые бойцы не имели понятия даже об имени товарища. Поэтому то, что Абу-Сирхан произнес слово «Ремель» вслух, было знаком очень большого доверия. И одновременно – угрозой.
На одиннадцать человек приходилось тринадцать имен, соответствующих тринадцати метрам классического арабского стихосложения. Два имени, «Вабфир» и «Сари», были лишними, – произнесение их вслух по отношению к себе или любому из членов группы означало провал. Но, как и многие другие детали и прихотливые изгибы петель схемы, призванной обеспечить их успех, прямая помощь никому из них не понадобилась. Русские проспали, не сумев перехватить никого… А теперь до цели оставалось лишь несколько минут.
Третье место в кабине пустовало, как это и должно было быть. Водитель и экспедитор – именно в таком составе, без грузчиков, они ежедневно гнали этот фургон в ЛАЭС из Соснового Бора. Грузчика с собой не брали, потому что во всех трех столовых имелись собственные, а за погрузочно-разгрузочные работы и водитель, и экспедитор получали тридцатипроцентную надбавку к основному окладу. Столовые энергоблоков и учебного центра кормили до 2000 человек в сутки, и рейсов эта пара делала иногда три, а иногда и четыре в день. Но первый приходил на место и начинал разгрузку к 8.10 – 8.15, а остальные – гораздо позже, в течение всего дня, поэтому логично был выбран именно этот, самый ранний. Еще один потенциально подходящий фургон раз в два дня, а иногда и каждый день привозил продукты в два расположенных в пределах периметра станции киоска. Всякое барахло: безалкогольные напитки, шоколад, полуфабрикаты вроде сушеной китайской лапши да сигареты трех десятков сортов. Но водитель и экспедитор этого фургона были низкорослыми, а первый из них имел к тому же сразу обращающее на себя внимание уродство, имитировать или спрятать которое под одеждой было практически невозможно. Сам же «активный» план атаки был более чем уязвим, учитывая слабость их сил. Будь воля Турпала, он сделал бы все по-другому, но как раз в этом вопросе Арзу оказался совершенно непреклонен. Турпал обратился к контролирующему и обеспечивающему их подготовку Абу-Сирхану (к этому моменту они виделись каждый день), но тот не колеблясь встал на сторону чужака. Одно это достаточно доходчиво объяснило бывалому, много чего разного повидавшему солдату и командиру, что как полномочия, так и принципиальные, по заявлению Арзу, вопросы не должны оспариваться, как бы этого ни хотелось. А так… Сам бы он не стал атаковать зимой, да еще в самом ее конце, когда морозы наиболее сильны. Легче всего было бы произвести нападение летом и подойти не со стороны основных с западной стороны ворот, а с залива. Захватить «Ракету» – быстроходное судно на подводных крыльях. Лучше всего – на маршруте Петербург – Петродворец: Турпал не был уверен в том, что они где-то еще остались. Отойдя подальше от берега, перебить людей, чтобы не мешались под ногами, но при этом продолжали служить якобы еще существующим живым щитом против возможной атаки с воздуха. В возможность высадить на идущую полным ходом, маневрирующую и отстреливающуюся «Ракету» вертолетный десант он не верил, а никаким другим путем удержать их было бы невозможно, как невозможно и просто догнать. Запаса же хода многотонному судну вполне хватало до цели. Но план по какой-то непонятной ему причине был привязан по времени четко – ждать до начала туристической навигации никто не мог. Русские уверены, что президент, которого невозможно купить деньгами или обещаниями, держит слово, защищая их от страшных вайнахов, ни в грош не ставящих их драгоценные жизни? Вот и получите «слово» вашего президента, козла в стаде баранов, – до следующих выборов далеко…
