Они были на полпути от леса, на полпути к свободе, когда один из часовых, оставшийся на стене, заметил их и поднял шум. Однако прежде чем их настигла хоть одна стрела, они оказались уже далеко и стали недосягаемы даже для самых метких лучников. Скоро стена деревьев скрыла их от крепости. Они оказались в безопасности.

Вскоре силы изменили Рэбу, и он взмолился об отдыхе. Остановившись, он уронил свой узел с книгами на траву и прислонился к дереву.

— Вряд ли за нами будет погоня, — проговорил он, задыхаясь. — Когда они найдут мертвого Китру, в крепости воцарится настоящий хаос!

Тери стоял, по-прежнему прижимая к себе Адриэль. Он почти не слушал ученого: мысли его блуждали далеко. Голос Рэба постепенно стих где-то вдали. Тери чувствовал, что Рэб смотрит на него, потом он перевел взгляд на Адриэль и увидел, как нежно тери прижимает девушку к себе.

— Почему бы тебе не положить ее на землю? Мы посмотрим, нельзя ли привести ее в чувство.

Тери ответил не сразу. Он целиком отдался новым ощущениям. Безжизненное тело Адриэль прижато к его груди; он обнимает ее — крепко, властно. Ее тепло, мягкость, ее аромат — все пробуждало в нем ненужные желания, одновременно сладкие и болезненные. Он никогда не был так близок с ней. Никогда так не обнимал ее… Наконец он принял решение.

— В этом нет необходимости, — сухо заявил он Рэбу.

— Что означают твои слова?

— Мы с ней не вернемся к пси-талантам. Поселимся отдельно, в лесу. Я буду защищать ее, добывать еду. И больше никто не будет ей угрожать или причинять боль.

Рэб опечалился.

— Ты принял не самое мудрое решение, — тихо сказал он.

Тери поспешно заговорил, убеждая скорее себя самого, чем Рэба:

— Ведь я человек, верно? Ты сам недавно уверял меня в том, что я человек.

— Да, но это не значит, что…

— Как раз сейчас я начинаю чувствовать себя настоящим человеком! И она — тоже человек. Пока она жила с пси-талантами, она была одинока и несчастна. Я могу сделать ее счастливой! Она любит меня… она сама много раз говорила мне об этом!

— Она любит тебя как животное! Как домашнего любимца! — возразил Рэб, выпрямляясь и приближаясь к тери. — Но будет ли она любить тебя как человека?

— Научится!

Ты ничего не знаешь наверняка! Только она сама может решить, полюбит она тебя или нет. А если ты унесешь ее в лес и попытаешься принудить ее любить себя, значит, и ты не лучше Китру и того капитана, который убил твоих родителей! — Рэб смягчился; его голос потеплел. — И потом, есть вещи, с которыми ты не поспоришь: если вдруг, по какой-то необъяснимой прихоти, она действительно увидит в тебе человека и согласится принять тебя как мужа, ваше потомство будет походить на тебя — по крайней мере, во многом.

Новая мысль поразила тери. О детях он даже не думал. Перед его мысленным взором поплыли жуткие видения: их с Адриэль общие дети… Настоящий кошмар! От ужаса у него отнялся язык.

— По чьей-то извращенной прихоти твоих далеких предков ужасно изуродовали, изувечили, исказили их облик. Последствия давнего злодеяния передаются через поколения. Возможно, будет лучше всего, если ты решишься положить конец ужасной шутке тератолов и не позволишь проклятию распространяться дальше.

Когда тери заговорил, в голосе его слышался гнев, смешанный с горечью.

— Тебе легко рассуждать! Ведь ты помечен единственным знаком — способностью общаться при помощи мыслей! Твоя «отметина» — не уродство, а Дар! Ты можешь говорить о том, чтобы не пускать проклятие дальше, ведь жертву должен принести не ты, а другой!

Мрачная улыбка заиграла на лице Рэба.

— Как ты думаешь, почему я столько времени провел, отыскивая связь между тери и людьми? Я же говорил тебе, что точно знаю о существовании такой связи! Как ты думаешь, откуда мне стало о ней известно?

— Как… и ты?! Ты… тоже?!

Рэб кивнул:

— Я родился с хвостом, как и мои мать, брат и сестра, а до того — мать моей матери! — Он грустно покачал головой. — Какое развлечение доставили, должно быть, мои предки какому-нибудь развращенному тератолу! Внешне они ничем не отличались от других людей… если не считать чешуйчатого крысиного хвоста!

Тери услышал в голосе Рэба боль унижения, которая перекликалась с его собственной болью.

— Значит, ты тоже тери.

— Да. Но на протяжении многих поколений мои предки заботились о том, чтобы сразу после рождения хвост у младенцев отсекался. Если операция проводится в самом начале жизни, даже шрама практически не остается. И много веков представителям моей семьи удавалось сходить за обычных людей, хотя про себя они знали, что они — тери, представители низшей расы. Во времена Страшной Болезни их изменили таким образом, что они оказались способными выглядеть и действовать подобно людям. Я уверен, многие мои предки догадывались о том, что на самом деле они — люди, но никто до меня не убедился в том окончательно. Ибо у меня, помимо хвоста, имеется еще одна, как ты выразился, отметина — Дар. Ни мать, ни отец не были талантами. Возможно, каждый из них обладал Даром лишь отчасти, наполовину; во мне части соединились в целое. Но я твердо знал одно: я — тери, обладающий Даром. До сих пор считалось, что носителями Дара могут быть только люди. Вот я и решил доказать, что я — человек.

— При чем же здесь я?

— Я принял и другое важное решение. Довольно тератолам торжествовать. Я не стану отцом, не произведу на свет потомства. И мое уродство не перейдет к детям и внукам.

Тери стоял неподвижно и пристально смотрел на Рэба. Он был знаком с ним совсем недолго, однако привык доверять ему. Он чувствовал, что Рэб говорит правду. Но тем не менее не мог заставить себя опустить Адриэль на землю. Ему казалось: если он не будет обладать ею, он взорвется. Он должен, непременно должен унести ее с собой!

— Ты не можешь остановить меня, Рэб, — сказал он наконец.

— Верно. Сегодня ты уже убил двоих и чуть не убил третьего. Ты легко мог бы убить и меня. Но не сделаешь этого. Потому что в тебе я чувствую нечто… нечто лучшее. В тебе скрыт хороший человек. И ты не станешь ни к чему принуждать девушку, которая сделала тебя своим другом.

Тери покачнулся. Ему показалось, что лес кружится и плывет перед его глазами. Ему так хотелось, чтобы Адриэль относилась к нему как к равному! Однако он не сможет быть ей равным, если они останутся жить с талантами. Что же ему делать? Как правильно поступить?

Рэб развернул ткань, служившую мешком, и расстелил ее на траве. Рядом он разложил свои драгоценные книги. Тихо звякнули тонкие металлические пластины. Ученый выжидательно смотрел на тери.

Прошло короткое напряженное мгновение, и тери бережно опустил Адриэль на ткань и укрыл ее. Чувствуя, как к горлу подкатывает ком, он выпрямился и отвернулся. Сейчас он уйдет. В лес. Один.

— Куда ты идешь?

— Прочь. Здесь мне не место.

— Нет! — возразил Рэб. — Ты сам не понимаешь, что твое место здесь; по крайней мере, будет. Ты станешь героем среди носителей Дара!

— И все-таки буду считаться домашним животным! — То, что раньше было просто забавным, становилось невыносимым.

— Тебе не нужно оставаться домашним животным.

— Ты им расскажешь? — В душе тери вспыхнула надежда. — Ты все им объяснишь?

— Я помогу тебе стать в их глазах равным. Носители Дара не признают в тебе человека сразу; если мы слишком быстро объявим им о том, что ты такой же, как и они, они даже могут оттолкнуть тебя. Мы будем продвигаться медленно и постепенно. Ты будешь говорить все больше и больше, начнешь пользоваться орудиями труда. Я буду руководить тобой. И прежде чем я уйду, я заставлю их считать тебя человеком — еще до того, как все им расскажу! И первое, что мы сделаем, — дадим тебе имя.

Тери повернулся к Рэбу и посмотрел ему в глаза. Лишь еше один человек так смотрел на него прежде.

Рэб протянул руку:

— Так ты останешься… брат?

Тери отвернулся и ничего не ответил. Ступая медленно, словно с трудом, он вернулся к лежащей на земле Адриэль. Опустившись на колени, он неуклюже упал рядом и уткнулся в нее головой, не зная, что ему делать. Так он пролежал довольно долго. Он слышал, как Рэб отошел в сторону и сел под деревом со своими книгами.