Джон вспомнил, как она говорила, что ей нужен человек, которого бы не интересовали ее деньги.

И что она скажет, когда узнает, что он обманул ее? И прежде всего скрывал правду о себе самом.

Четверть миллиона фунтов... Чего еще может пожелать человек? Но он-то меньше всех заслуживает этих денег.

Возможно, когда-нибудь между ними не будет тайн. Но сейчас ему следует быть осторожным и не спешить открывать ей правду. Интуиция подсказывала ему, что сейчас не время для этого. Да и она, скорее всего, вряд ли поверит ему!

— Давай не будем торопиться, — наконец ответил он. — Мне льстит твое предложение, но...

— Но ты не хочешь его принимать, — закончила она, и голос ее задрожал.

— Послушай...

— Не нужно ничего объяснять, — поспешно сказала она. — Ты очень добр, но мне не стоило затевать этот разговор, — я была не права.

— Да не в этом же дело...

— Пожалуйста, ни слова больше. Забудь, что я тебе наговорила... прости!

Уклонившись от его протянутой руки, она опрометью выбежала из номера. Джон остался один. Он лежал и проклинал себя за глупость и эгоизм.

Сесилия заперла дверь своего номера и, прислонившись к ней, закрыла лицо руками.

«Как я могла сказать ему такое? — шептала она себе. — Где была моя голова? Самой сделать предложение мужчине... о, я позабыла всякий стыд... и почему я была так уверена?.. Я приняла за действительность свои мечты. О Господи, что он обо мне подумает?!»

Она долго металась по комнате, заламывая руки.

«Как мне теперь смотреть ему в глаза? — стонала она. — Я не смогу! Я должна тотчас же отсюда уехать!»

Но эту мысль она сразу же отбросила. Если она отсюда уедет, то может оказаться прямо в лапах сэра Стюарта. Выбора не было — она должна остаться и испить чашу позора до дна.

«Я не должна больше с ним встречаться, — решила она. — Попрошу Розанну побыть его сиделкой, а сама поработаю вместо нее... ой, нет, так тоже нельзя. Что же мне делать?»

Голова Сесилии раскалывалась от горестных мыслей, но усилием воли она велела себе успокоиться. Она сильная. Она не должна об этом забывать, и сейчас сила нужна ей как никогда.

Оставшуюся часть дня Сесилия провела в номере, но вечером ей пришлось выйти, чтобы принести Джону ужин и лекарства, которые прописал доктор.

— Слава Богу, — произнес он, — я так надеялся, что ты придешь!

— Правда? Ты плохо себя чувствуешь? Чем я могу помочь? — вежливо спросила она.

— Сесилия, умоляю, ты знаешь, в чем дело. Мне необходимо с тобой поговорить.

- О чем?

— Вероятно, у тебя сложилось превратное впечатление... я хотел объясниться...

— Не нужно ничего объяснять, — ответила она с веселой улыбкой.

- Но...

— Честно говоря, я понятия не имею, о чем ты. Приятного аппетита.

С этими словами она юркнула в коридор, оставив его в одиночестве.

Джону хотелось выть волком от собственной бестактности и неуклюжести.

«Я должен был принять ее предложение, потом сказать правду и затем освободить от каких-либо обязательств, — стонал он. — А вместо этого я повел себя, как настоящий болван, если называть вещи своими именами».

Он попытался встать с кровати — и тут же рухнул на пол. Фрэнк, который в этот момент входил в номер, завопил: «Сэр!» — и поспешил ему на помощь.

— Немедленно в кровать, сэр, — велел он, бережно укладывая Джона.

— Фрэнк, мне необходимо как можно быстрее встать на ноги, — произнес тот, тяжело дыша. — В таком состоянии от меня мало толку.

— Такие вещи нельзя ускорить, сэр.

— А мне необходимо ускорить, черт возьми!

Прежде чем он успел еще что-то сказать, они услышали шаги доктора на лестнице, а через мгновение появился он сам.

Доктору Седжвику было около сорока; у него было открытое лицо и мягкие манеры. Аккуратно, дважды в день он приходил, чтобы осмотреть рану Джона и сообщить, что она неплохо заживает.

— Я как раз проходил мимо — дай, думаю, зайду, — весело проговорил он. — Как вы?

— Не очень, — тут же ответил Фрэнк. — Он только что упал.

— Вот так новость! — воскликнул доктор и достал термометр.

— Эй! Есть кто живой? — послышалось откуда-то снизу.

— Это еще кто? — удивился Фрэнк, нахмурив брови.

— Кажется, это тот бестолковый полисмен, — застонал Джон. — Лучше пойди встреть его.

—Думаю, он уже сам поднимается сюда, сэр.

Фрэнк не ошибся: они услышали тяжелые шаги на лестнице, а спустя минуту дверь резко отворилась и на пороге появился констебль Дженкинс. У него был мрачный вид.

— Вот вы где! — агрессивно произнес он.

— Да, я здесь, — ответил Джон. — И вам это доподлинно известно!

— А может, вы решили сбежать.

— Отчего же мне бежать?

—Я побеседовал с сэром Стюартом.

— Так вы его нашли? Надеюсь, он арестован?

— Нет. Я сказал, что беседовал с ним и кое-что выяснил. Оказывается, вы похитили его подопечную и увезли ее с грязными намерениями.

— Я рассказывал вам, что он требовал...

— Сэр Стюарт — знатный господин, — перебил Дженкинс. — Надеюсь, вы не станете настаивать, чтобы я подвергал сомнению слова джентльмена!

Фрэнк фыркнул, что примерно отвечало чувствам Джона.

—Даже если бы я и настаивал — чего я, заметьте, не делаю, — заявил Джон с мрачной иронией, — это все равно не дает ему права проделывать во мне дыру.

— Вы, как сумасшедший, набросились на сэра Стюарта, он вынужден был защищаться, — явно повторил слова сэра Стюарта Дженкинс.

— Это он так говорит?

— Такое обвинение выдвигает сэрСтюарт, и я здесь, чтобы расследовать это дело. Должен вас предупредить, что отношусь к нему со всей серьезностью.

—А как вы относитесь к ранению моего хозяина? — спросил Фрэнк. — Он четыре дня пролежал без сознания!

—Я бы не советовал со мной умничать, дружище, — важно ответил Дженкинс. — СэрСтюарт говорит...

— Ради всего святого, перестаньте все время повторять «сэрСтюарт» — это просто смешно! — взмолился Джон. — Вы верите ему только потому, что у него — как вы полагаете по своей наивности — есть титул. Что ж, если на вас это производит столь сильное впечатление, извольте: граф Мильтон.

— Не понимаю, что вы хотите этим сказать.

— Я хочу сказать, что я — граф, — вскипел от злости Джон. — Лорд Мильтон из Мильтон-парка в Йоркшире. Поскольку титул графа на четыре ступени выше рыцарского, то надеюсь, вы можете смело допустить, что мои слова в четыре раза правдивее заявлений того жалкого болвана, которого вы обязаны были арестовать.

Дженкинс с минуту осторожно смотрел на него, а потом весело закивал головой.

— Очень остроумно, очень остроумно, — повторял он. — Очень остроумно с вашей стороны, не сходя с места, сочинить такую историю! Но меня на этом не провести! Граф! Ах! Очень остроумно! Граф — управляющий гостиницей!

— Я решил поразвлечься, — процедил Джон сквозь зубы.

— Так и есть, — подтвердил Фрэнк. — Он граф.

— Ну да, вы подтверждаете его слова, не так ли? — торжествующе уточнил Дженкинс. — Вы сообщники. Следует и вас арестовать за оскорбление полиции Ее Величества.

— Есть вещи, которыми не шутят, — пробормотал доктор, который прежде молчал. — Ступайте прочь, Дженкинс. Вы ставите себя в глупое положение. Я не позволю вам арестовать этого человека — он серьезно болен, ему нельзя двигаться.

Констебль колебался. Было очевидно, что он знает доктора Седжвика и признает его авторитет почти наравне с теми, у кого есть титул.

— Сэр, я обязан выполнить свой долг. Этот человек арестован. Я продолжаю настаивать на том, чтобы он предъявил означенную молодую леди.

— Нет у меня никаких молодых леди! — запротестовал Джон, выходя из себя.

— В таком случае, сэр...

Дженкинс вытащил пару наручников.

— Убирайтесь! — закричал доктор, поднимаясь. — Убирайтесь сейчас же! Или я собственноручно спущу вас с лестницы.

Дженкинс побледнел и сделал шаг к двери.

— Я обязан выполнить свой долг...