мейской газете «Красная Звезда». Это был весьма рискованный ход: Сталин, как известно, читал «Красную Звезду» каждый день очень внимательно, часто звонил ее редактору с замечаниями и выговорами по поводу содержания газеты - вождь считал «Красную Звезду» важным инструментом политического воспитания солдат. Но расчет Гроссмана оправдался: очерки и рассказы Платонова стали регулярно печататься на страницах «Красной Звезды», а затем появились и его авторские сборники. Как вспоминал позднее главный редактор армейской газеты, он весьма нервничал: «Каждую минуту ждал звонка Сталина: кто, мол, разрешил вам взять на работу в «Красную Звезду» этого «агента классового врага»?» Но подобного звонка от вождя так и не последовало, хотя иногда Сталина все-таки выводил из себя «юродствующий» стиль платоновской прозы, и тогда «Правда» разражалась разгромным отзывом, где произведения Платонова характеризовались как «нагромождение странностей». Когда война с Гитлером завершилась победой в мае 1945 года, тактическая необходимость быть снисходительным по отношению к таким подозрительным для вождя писателям, как Платонов, исчезла. Последний удар по Платонову был нанесен 4 января 1947 года, когда в «Литературной газете» появилась огромная, на целый подвал, статья одного из самых зубодробительных критиков тех лет, Владимира Грмилова, под заголовком «Клеветнический рассказ А.Платонова» с категорическим выводом: «Надоела вся манера «юродствующего во Христе», характеризующая писания А.Платонова... Советским людям противен и враждебен уродливый, нечистый мирок А. Платонова». Платонов в эти дни лежал дома больной, с обострением туберкулеза, которым заразился в свое время от вернувшегося из сибирской ссылки сына. Другу, зашедшему навестить его, Платонов с горечью сказал о злобном критике: «Знает, что я в постели, лежачего бьет!» И, как вспоминал его друг, газета с уничтожающим отзывом выпала из рук Платонова, «он закрыл глаза, сверкнули слезы». С этого времени очерки, рассказы, киносценарии, пьесы Платонова неумолимо отклонялись редакциями и издательствами до самой смерти писателя. Известно, что и в те годы Платонову пытался помогать Шолохов; в частности, он раздобывал для него дефицитные заграничные лекарства. Когда Платонов умер 5 января 1951 года, ему был 51 год. В переполненной исковерканными судьбами и преждевременными смертями истории русской культуры via утрата была одна из самых горьких. Посмертная судьба творений Платонова оказалась не менее страдальческой и причудливой, чем жизнь писателя. Эта посмертная одиссея началась с внутренней рецензии на последнюю пьесу Платонова «Ноев ковчег», сюрреалистическую эсхатологическую фантазию о том, как американцы, найдя обломки Ноева ковчега на горе Арарат, созывают там религиозный конгресс с участием Уинстона Черчилля, папского нунция и кинозвезды из Голливуда. После взрыва американской атомной бомбы начинается новый всемирный потоп, и Сталин посылает для спасения участников конгресса специальный корабль. Вот отзыв рецензента: «Не сомневаюсь, что пьеса эта есть продукт полного распада сознания... То, что говорится в пьесе о товарище Сталине, - кощунственно, нелепо и оскорбительно. Никакой речи 0возможности печатать пьесу не может быть». Иосиф Бродский позднее доказывал, что советские власти, дол 1пс десятилетия державшие основные произведения Платонова под запретом, этим самым не только отбросили назад развитие русской пнтературы, но и затормозили эволюцию национальной психики. В 1986 году, через 35 лет после смерти Платонова, за распространение в «самиздате» одного из лучших его произведений, «Котлован» (опять сатирическое описание неудавшегося строительства утопического дома для «трудящихся всей земли»), в Чувашской автономной республике человека приговорили к двум годам лишения свободы (автор клевещет на строительство социализма в СССР» - знакомая формулировка!), а когда в 1987 году, в разгар перестройки, он обратился в прокуратуру с просьбой отменить этот приговор, ему отказали: •¦Доводы о том, что книги Платонова «Котлован» и М. Булгакова «Собачье сердце» не являются антисоветскими, а поэтому необходимо Провести повторную искусствоведческую экспертизу, несостоятельны, |.к. антисоветское содержание их налицо». Однако «Котлован» был впервые опубликован в журнале «Новый мир» в том же 1987 году (и тогда же вышел отдельным изданием - полумиллионным тиражом): власть явно начинала выпускать идеологические вожжи из рук. Предсказанное в свое время Бродским мощное воздействие иро-И ведений Платонова на сознание широких масс при их публикации и Советском Союзе, увы, не материализовалось. Культ Платонова, установившийся в высоколобых кругах, не вышел показа их пределы, КС трансформировался в народную любовь. Свой короткий век Платонов прожил тихо и скрытно, не создав собственного броского
мифа, поэтому о нем разошлось только несколько недостоверных легенд: например, что его высоко ценил Хемингуэй или что Платонов в последние годы своей жизни работал дворником при московском Литературном институте. На Западе Платонов и во многом схожий с ним по идеологии и художественным приемам Филонов тоже до сих пор не вошли в устоявшийся канон знаковых фигур русской культуры XX века. Их утонченно неопримитивистский стиль на сюрреалистической подкладке, окрашенный в гротескно-иронические тона, воздвигает серьезные препятствия на пути к популярности. Мировоззрение Филонова и Платонова можно определить как «наивный» социализм, сейчас не модный, но обладающий потенциальной притягательностью. Драматическая судьба Цветаевой и ее роль «кальвинистской» оп-позиционерки, сознательно выводившей себя за скобки господствующей культуры, сделали ее имя знаковым и в постсоветской России, и среди международной элиты. За Платоновым и Филоновым пока что сохраняется более локальный статус классиков искусства сталинской эпохи, но оба они ждут своего посмертного звездного момента на мировой культурной сцене.
Г Л А В А 9
Война с Гитлером, поставившая Советский Союз на грань краха, потребовала предельного напряжения сил всей страны. Сталин (а он был одним из первых политических лидеров XX века, в полной мере оценивших пропагандный потенциал культуры, и еще до войны выстроил весьма эффективный бюрократический культурный аппарат) пытался поставить на службу военным усилиям весь спектр современного искусства. Для разных аудиторий предназначался разный пропагандистский материал. Для народа - массовые песни, патриотические фильмы, публицистика в армейских газетах. Для интеллигенции и западных союзников - романы, симфонии и оперы («За правое дело» Василия Гроссмана, Седьмая и Восьмая симфонии Шостаковича, Пятая симфония Прокофьева, его же опера «Война и мир» по Льву Толстому) или изысканный исторический фильм «Иван Грозный», над которым Эйзенштейн работал в эвакуации в Алма-Ате, начиная с 1941 года. Сталин, поличному заказу которого делался «Иван Грозный», не пожалел на нею денег. Поэтому снятый в трудных эвакуационных условиях «Иван Грозный», с его тщательно прописанным историческим фоном, роскошными боярскими костюмами, дорогой утварью и многолюдными массовками, выглядел гораздо более дорогим, чем довоенный «Александр Невский». Отснятого материала оказалось так много, что Эйзенштейн планировал три серии (музыку, как и для «Невского», писал Прокофьев). Но если первая серия «Ивана Грозного» (где царь-тиран XVI века, жестоко расправлявшийся со своими врагами, был изображен артистом 11 и колаем Черкасовым стройным длинноволосым молодым красавцем, Юртинно раздувавшим в гневе свои ноздри) была Сталиным одобрена, то вторая серия, где Эйзенштейн, почти в манере Достоевского, показал паря Ивана корчащимся в душевным муках, не на шутку разозлила советского вождя: уж слишком ясны были исторические аллюзии, фактически Эйзенштейн предлагал Сталину покаяться! Вождь вызвал Эйзенштейна и Черкасова в Кремль на разнос, вторую серию «Ивана Грозного» запретил («омерзительная штука!»), п в итоге она появилась на советских экранах только в 1958 году, через десять лет после смерти Эйзенштейна и пять лет после смерти Сгалина. Задуманная Эйзенштейном третья серия «Ивана Грозного» гак никогда и не была осуществлена. Массовая кинопублика в Советском Союзе никогда не разделяла сталинского интереса к Эйзенштейну, да и сам вождь время от времени сильно раздражался на режиссера за его «формалистские» изыски. В военные годы гораздо более важную пропагандистскую роль внутри страны сыграли менее замысловатые киноработы - и первую очередь выпущенный еще в 1934 году «Чапаев», фильм о герое Гражданской войны, снятый Георгием и Сергеем Васильевыми однофамильцами, взявшими себе псевдоним «братья Васильевы». Согласно сохранившимся записям Бориса Шумяцкого, возглавии шнего в те годы советскую кинопромышленность (в 1938 году он был расстрелян как вредитель и «враг народа»), в период с ноября 1934-го до марта 1936 года Сталин в своем специально оборудованном кинозале в Кремле посмотрел «Чапаева» (обычно в компании с не сколькими ближайшими соратниками по Политбюро) 38 раз! Вождь считал «Чапаева» лучшим советским фильмом, и это его мнение многие в России поддержат даже сегодня: увлекательный сюжет, внимательная к деталям и точная, ненавязчивая по ритму режиссура и пич'тищие актерские работы сделали эту ленту «братьев» Васильевых иконной. Хотя в конце фильма красный командир Чапаев погибал, ею жранные ПОДВИГИ неизменно взбадривали советских солдат во мремя войны.
