— Сегодня мы видели собак, когда гуляли в парке, — сказала Сигрид. — Ты их испугалась?
Ловиса подняла лицо, украшенное белыми молочными усами.
— Нет. — Она вытерла верхнюю губу тыльной стороной ладони. — Те собачки были маленькие. Совсем щенки. Они бегали за мячиком. Я смотрела на них и смеялась.
Сигрид протянула руку и пощупала ее лоб.
— Ну что ж… Возможно, эти щенки в парке заставили тебя подумать о собаках. Но существует множество причин, которые могли превратить веселье в страшный сон.
Ловиса отодвинула стакан так порывисто, что молоко чуть не выплеснулось через край, широко открыла глаза и уставилась на Сигрид.
— Может быть, перед сном ты слишком устала, — негромко продолжила та. — Если ты на что-то обиделась или из-за чего-то расстроилась, это тоже могло вызвать страшный сон.
Ловиса притихла и задумалась. Когда девочка подняла лицо, в ее глазах стояли слезы.
— Сегодня я думала о маме, — хриплым шепотом призналась она. Малышка изо всех сил пыталась справиться с собой. — Я скучаю по ней.
— Знаю, милая. То, что ты думаешь о маме и скучаешь по ней, вполне естественно.
Ловиса шмыгнула носом.
— Мама так крепко меня обнимает… И от нее всегда так хорошо пахнет…
У Сигрид сжалось сердце от сочувствия.
Девочка посмотрела куда-то в сторону, видимо стесняясь своего признания, но потом снова повернулась лицом к Сигрид. Ее взгляд был печальным.
— Мама позволяет мне сидеть у нее на коленях. А сегодня я подумала, что… что, когда она вернется, я просижу у нее на коленях целый час. И пусть Лотта смеется надо мной сколько хочет.
В горле Сигрид возник комок.
— Милая, конечно, я не твоя мама, но с удовольствием буду обнимать тебя, — дрогнувшим голосом сказала она. — И колени у меня тоже есть. Так что можешь садиться. Конечно, это не то же самое…
Ловиса заморгала глазами. Сигрид отодвинула стул и раскрыла девочке свои объятия. Та слегка помешкала, а потом слезла со стула.
— Только не надо говорить об этом Лотте, — деловито сказала Ловиса. — Она будет дразниться. Обзывать меня маленькой.
— О нет, она так не думает. Даже взрослым хочется, чтобы их время от времени обнимали.
Ловиса забралась к ней на колени, устроилась поудобнее и положила голову на плечо Сигрид. Ощутив тепло прижавшегося к ней маленького тельца, Сигрид прислонилась щекой к детскому лобику, ощутила запах свежевымытых волос и поцеловала девочку в висок. А потом инстинктивно начала качать ее и что-то мурлыкать себе под нос.
Сладкая боль в груди заставила ее вздрогнуть. Сигрид уже несколько недель ухаживала за Ловисой и Лоттой, и это доставляло ей удовольствие. Но до сих пор не сознавала, что эти дети сумели забраться к ней в душу.
То, что Ловиса приняла предложение заменить ей мать, изумило Сигрид. И наполнило такой гордостью, что сердце было готово выпрыгнуть из груди.
Материнство. Сигрид всегда считала это слово чем-то вроде ругательства. Материнство лишило бы ее права уезжать и приезжать когда захочется. Помешало бы осуществлению ее надежд и достижению целей.
Она видела, как подруги одна за другой рожали детей и оказывались в ловушке, обрекая себя на скучную и пресную жизнь.
Сигрид крепко закрыла глаза и уткнулась носом в макушку Ловисы.
Может быть, эти женщины в Туресунне знали то, чего не знала она? Странное ощущение в груди заставило ее задуматься. Похоже, подруги понимали то, что ей было не дано. До этого момента…
Она качала малышку и думала, что представить себя матерью вовсе не трудно. Дыхание Ловисы стало ровным и медленным, и Сигрид поняла, что девочка уснула.
Нужно было отнести малышку в спальню и уложить в постель. Но она не могла сдвинуться с места. Качать ее было настоящим наслаждением.
Она начинала думать, что быть матерью очень приятно. Что может быть интереснее, чем видеть жизнь глазами любопытного ребенка? За прошедшие недели Сигрид успела привыкнуть к этому. Она помнила, как вместе с девочками исследовала бухту, читала книжки, рисовала, пекла печенье и булочки. И не раз изумлялась по-детски мудрым замечаниям двойняшек.
Конечно, это тяжелая работа. Очень тяжелая. Но Сигрид начинало казаться, что в положении матери преимуществ больше, чем недостатков.
Успокаивая Ловису, рассказывая ей о причинах страшных снов, а потом баюкая ее, Сигрид чувствовала себя по-настоящему счастливой. Никогда в жизни она не испытывала большего удовлетворения.
Волей-неволей она подумала, что ее представления о семейной жизни как о чем-то скучном и однообразном были ошибочными.
Семья. Чаще всего она состоит из мужчины и женщины, мужа и жены, вступивших в любовную связь, благословенным плодом которой становятся дети. Мысли о Тенгвальде, возникшие в ее мозгу, были слишком соблазнительными. Отмахнуться от них оказалось невозможно.
Если на свете существует мужчина, который может заставить ее передумать…
Не успела Сигрид закончить мысль, как в кухню вошел босой Тенгвальд, увидел ее и застыл на месте.
— Все в порядке?
Она подняла взгляд, и у нее заколотилось сердце. Обнаженные широкие плечи. Грудь, покрытая сексуальными волнистыми черными волосами. Рельефные мышцы живота, как у мужчин-фотомоделей на рекламных объявлениях в глянцевых журналах, исчезающие под пижамными штанами. Шнурок, завязанный на талии бантиком. Сигрид едва не облизала губы, следя за концами этого шнурка, спускавшимися на…
Она тут же подняла взгляд, посмотрела Тенгвальду в лицо и деланно улыбнулась. Судя по искоркам, загоревшимся в его темно-зеленых глазах, ему явно понравилось, что Сигрид заметила его тело.
— Л-Ловиса увидела страшный сон и немножко испугалась, — с запинкой объяснила она. — Пришлось спуститься и напоить девочку молоком, чтобы она успокоилась.
Тенгвальд подошел к ним, положил одну руку на плечо Сигрид, а костяшками другой притронулся ко лбу маленькой племянницы.
— Бедная малышка.
Жар его пальцев проник сквозь ткань халата. Пульс у Сигрид участился, и она отвернулась.
Его ногти были короткими и ухоженными. Рука продолжала лежать на ее плече. На мгновение Сигрид показалось, что он хочет погладить ее по шее, а потом по щеке.
Ох, пожалуйста! — умолял внутренний голос. Она закрыла глаза и заскрежетала зубами. А когда подняла веки, ладонь Тенгвальда соскользнула с ее плеча. Он пошел к холодильнику.
— Жажда замучила, — прошептал он и налил себе стакан сока.
Дверь холодильника осталась открытой, и горевшая внутри лампочка освещала Тенгвальда так же, как луч прожектора освещает стоящего на сцене артиста.
В доме было очень тихо. Она слышала, как он пил, видела, как напрягались его мышцы, обтянутые гладкой кожей. В мозгу Сигрид сама собой вспыхнула соблазнительная картина: она встает, забирает у него стакан и проводит по его шее кончиком языка…
Желание ощутить вкус кожи Тенгвальда было таким сильным, что она чуть не уступила ему. Сердце заколотилось как сумасшедшее, кровь закипела ключом. Слава Богу, что у нее на руках была Ловиса… Она испустила тяжелый вздох и уставилась в пол.
Сигрид услышала, как Тенгвальд поставил пакет на полку и осторожно закрыл дверь холодильника. А потом увидела его босые ноги.
Он опустился на корточки, бережно взял Сигрид за подбородок и заставил поднять глаза.
— Сигрид, это поразительно. Просто поразительно.
Его голос манил. Влек к себе. Но она упрямо молчала, не зная, что он имеет в виду. Да, переполнявшее ее желание было поразительным, но как Тенгвальд догадался об этом, если она не произнесла ни слова?
Поняв, что отвечать Сигрид не собирается, он прошептал:
— Спасибо за заботу о девочках. Я никогда бы с этим не справился.
Потом Тенгвальд поднялся, прикоснулся к локону, упавшему на щеку Сигрид, и отвел его в сторону.
Она не могла вымолвить ни звука. Полностью лишилась дара речи.
— Сейчас я возьму Ловису, — еле слышно сказал ей Тенгвальд.
Слегка коснувшись Сигрид, он подхватил малышку, встал и на цыпочках пошел к двери кухни. А потом обернулся и улыбнулся.
