Крейг был ошеломлен. «Почему, Челси? Почему?».

Она в изумлении покачала головой: «Потому что я люблю тебя. И буду любить тебя до конца своих дней».

Он шумно выдохнул. По его лицу Челси видела, что Крейг не верит ей, но не останавливалась. «Если ты хочешь иметь какое-то будущее, ты должен примириться с прошлым. Это так просто и в то же время так сложно».

Он смотрел на нее сверху вниз. «Откуда столько мудрости? Из коробки с овсяными хлопьями?».

Она оставила без внимания его иронию. «Из жизни! Ты занял очень удобную позицию, забывая, что я тоже как-то жила эти годы. Как-нибудь, если это будет возможно, я расскажу, что случилось со мной шесть лет назад. Тебе необходимо узнать всю правду, но я приберегла ее до тех пор, пока ты не будешь готов к этому. Я тебя честно предупреждаю, Крейг, потому что когда ты услышишь, что я скажу тебе, ты уже не будешь отгонять меня от себя, как одного из организаторов твоего падения».

«Живи своей жизнью и не возвращайся, Челси», — грубо посоветовал ей Крейг и опять замкнулся в своей скорлупе. «Здесь для тебя ничего нет и никогда не будет».

«Будь ты проклят, Крейг Уайлдер. Мне до смерти надоело, что ты ведешь себя, как параноик, когда дело касается меня. Я заслуживаю того, чтобы ты мне верил и всегда это заслуживала, но ты так погружен в себя, что не заметишь даже, если я вдруг упаду в обморок прямо тебе под ноги, ты переступишь через меня, как через бордюр. Оставайся со своей горечью и одиночеством, наслаждайся ими, а я сыта по горло твоей враждебностью».

Челси яростно включила передачу и вылетела на залитую солнцем дорогу. Она даже не бросила прощального взгляда на бывшего мужа, но только потому, что ее глаза были полны слез от печали и крушения всех надежд. За первым поворотом, Челси замедлила скорость, съехала на обочину и остановилась. Закрыв лицо ладонями, молодая женщина разрыдалась, оплакивая себя, своего ребенка, которого потеряла, и Крейга, которого больше никогда не увидит. Прошло немало времени, прежде, чем она почувствовала себя в состоянии возвратиться в Сан-Франциско.

Неподвижно застыв, Крейг наблюдал, как Челси исчезает за поворотом. Закрывая ворота и возвращаясь к своему джипу, он твердил, что без нее ему лучше, но уже подойдя к машине, понял, что лжет самому себе, точно также, как лгал ей. Его плечи поникли. Крейг закрыл руками глаза, пытаясь дать объяснение своей жестокости по отношению к Челси.

Я люблю тебя. Я буду любить тебя до конца своих дней.

Какого черта она это ему сказала? Чтобы сбить с него спесь? Помучить его? Напомнить ему, что его жизнь без нее не имеет смысла? Заставить его смело смотреть в прошлое и правильно строить будущее, как все эти психиатры, к которым он обращался, когда вышел из тюрьмы?

Крейг зло выругался, добавил еще одну выбоину своему джипу, ударив по крылу тяжелым ботинком и погнал к хижине, как сумасшедший, преследуемый демонами из ада.

Все последующие дни и недели он был на грани потери рассудка. Его нервы были напряжены до предела. Крейг не мог найти покоя ни днем ни ночью. У него совсем пропал аппетит, и он просто заставлял себя есть хотя бы раз в день. Временами он кричал от бессильной ярости — это был крик смертельно раненного зверя.

Крейг не понимал, почему до сих пор не мог выполнить своей угрозы — сжечь дневник Мартина Локриджа. Однажды он все-таки сунул его в огонь, но, обжигая пальцы, вытащил, как только пламя лизнуло обложку. Какое-то чутье подсказало ему спрятать дневник в ящик кухонного стола, куда он редко заглядывал.

Я люблю тебя.

Ее слова нескончаемым хором звучали в его голове дни и ночи. Безмятежность и защита от реального мира, которые Крейг нашел в горной хижине, растаяли, как облачко дыма от порыва ветра. Ему везде виделась Челси и в первую очередь, он винил в этом ее вторжение в его жизнь.

Иногда ему слышался ее нежный смех, его ноги прирастали к месту и он забывал, что делал в данный момент. Крейг вспоминал ее сладострастные стоны в его руках, все изгибы ее тела, ее чувственность и память о наслаждении, которое испытывал в ее объятиях, не оставляла его. Он проклинал себя, но ничего не мог поделать.

Ночью Крейг чаще всего дремал на полу у камина, прежде чем заставить себя лечь в постель, где он метался и ворочался, не в силах уснуть. Его тело постоянно требовало Челси. Он протягивал руки к тому месту, где когда-то лежала она и вздрагивал, натыкаясь на пустоту. Крейг вдыхал ее неповторимый аромат, сохранившийся на подушке, даже после того, как перестелил постельное белье. Его кошмары усилились до такой степени, что он вообще перестал спать ночами и днем его шатало от усталости.

Если Крейг не колол дров, не чинил крышу хижины или не копался в саду, то слонялся по лесу, пытаясь собраться с мыслями и пытаясь справиться со своими чувствами.

Через три недели после отъезда Челси, он вытащил дневник из кухонного стола и прочитал его. Перед ним снова ожили картины обвинения, суда, вынесенный приговор и тюремное заключение. Хотя ему и было трудно согласовать тогдашнее поведение Челси с ее теперешней страстью и терпением, он отнес эти перемены за счет ее зрелости и проницательности, которые она приобрела после смерти отца.

Теперь Крейг подробно узнал, как плелись интриги вокруг него, как состряпали обвинение и почему. Он читал мольбу о прощении мертвого человека, но это не трогало его. Крейг сомневался в том, что сможет простить или перестанет ненавидеть своего бывшего тестя, потому что наконец увидел его таким, каким он и был — амбициозным, самолюбивым человеком, который не задумываясь принесет в жертву всех и вся, включая единственную дочь во имя успеха и места федерального прокурора.

Несмотря на потрясение и гнев, которые не отпускали его несколько дней, Крейг осознал, какие возможности откроются для него, если он предоставит признания Локриджа судебным властям. И еще он осознал ту жертву, которую принесла Челси, отдав ему дневник отца.

Крейг отчаянно хотел, чтобы она вернулась в его жизнь. Он нашел в себе силы и мужество простить ей предательство, примирившись с мыслью, что Челси тоже была обманута своим отцом. Насколько же она была права, когда советовала ему раз и навсегда разобраться с прошлым, иначе он не сможет обрести покой в будущем.

Крейг связался с офицером, под наблюдением которого находился и с адвокатом из Сан-Франциско, которому доверял, и предпринял первые шаги, необходимые для снятия пятна с его имени, восстановления репутации.

Он слишком любил и нуждался в Челси, чтобы не попытаться завоевать ее вновь. И ему очень хотелось понять, что же она все-таки имела в виду, когда говорила о всей правде.

Глава 10

Прозвенел входной звонок. Челси в нерешительности постояла на лестнице, недоумевая, кто бы это мог быть в такой ранний час. Она пересекла просторный холл, подошла к двери из красного дерева и приникла к глазку. На крыльце спиной к ней стоял мужчина.

Как бы почувствовав ее присутствие, он обернулся, и их взгляды встретились. Челси не верила своим глазам. Одетый в белоснежную рубашку, расстегнутую у ворота, в темно-синие брюки и сочетающийся с ними вельветовый пиджак спортивного покроя, в великолепных кожаных ботинках, Крейг выглядел так, как будто только что сошел со страниц модного журнала для мужчин. Она заметила, что его волосы аккуратно подрезаны, но оставались по-прежнему длинными и черной гривой свободно падали на плечи. Огрубевшие черты лица, а не только мускулистое тело, подчеркивали его мужественность. Внезапно Челси поняла, что он выглядит намного спокойнее, чем там, в горах. Вобрав в себя побольше воздуха, молодая женщина открыла дверь. Она держалась за дверную ручку, слишком взволнованная, чтобы что-то сказать.

«Я разбудил тебя?» — спросил Крейг.

«Нет, — нервно воскликнула Челси. — Я уже больше часа на ногах».

«Я понимаю, что еще слишком рано, но мне необходимо поговорить с тобой. Ты была права, когда обвиняла меня в том, что я слишком погружен в себя. Я так погряз в своих проблемах, что даже не удосужился поинтересоваться, как на тебе отразился весь этот судебный процесс и наш развод. Но теперь я спрашиваю тебя об этом, и готов выслушать все, что ты захочешь мне рассказать». Ошеломленная Челси отступила. «Заходи».